Антон Тарасов - Подводные камни
— Ты во сколько сегодня вернешься? — спрашивает Волков. — Учти, я буду тебя ждать.
— Как получится, — отвечает ему Марина, — не надо ждать, лучше лежите и отдыхайте, чтобы к завтрашнему дню прийти в себя и осчастливить секретаршу Галю своим появлением.
Волков смеется, даже трет глаза.
— Вот это я понимаю, женское соперничество, конкуренция. Галя мне тоже когда-то строила глазки. Ничего, поняла, что и сама может быть себе и надеждой, и опорой. Она у меня такая же самостоятельная, как и ты. Ты управляешься в доме, она в офисе. Я могу спокойно лежать и ждать, когда меня перестанет трясти от маленького утреннего электрошока.
— Знаете, Михаил, я вас хотела спросить. Вы когда тут упали, ну, когда я вас оттолкнула от холодильника, у вас из рук выпала косточка от оливки. Откуда она? Ведь вы же не любите оливки?
Михаил покачивает головой.
— Да вы что, Марина, я не помню никакой косточки. Не было ее, я ничего в руках не держал. Ведь я же вас обнимал, так?
Марина видит, что он заволновался и от этого волнения снова называет ее на «вы». От улыбки и смеха не осталось и следа. Видимо, утренние события ему вспоминаются с трудом. Ну что же еще остается, как не заглянуть в шкаф, где на блюдце лежит та самая косточка. Вот и блюдце. Сейчас Михаил едва взглянет на нее и сразу равнодушно, быть может, даже с раздражением, бросит что-то вроде:
— Нет, не моя это косточка. Я оливки не ем, меня от одного их вида мутит.
Но все это так и останется лишь фантазией. На блюдце, стоящем ровно там, куда поставила его Марина, ничего нет.
Порой судьба намекает нам на что-то очень важное. Не то, чтобы мы не силились в этом разобраться и принять важные решения, которые, быть может, изменят все в будущем, помогут избежать каких-то проколов. Или наоборот, поспособствуют тому, чтобы мы совершили ошибки и, в свою очередь, тоже сделали из них выводы. Мы просто-напросто не замечаем намеков, не придаем им значения, не связываем их со своими ощущениями. Получается, мы оказываемся отдельно, а жизнь кипит параллельно, как-то действуя на нас. А мы, толстокожие, игнорируем все и вся, мотивируя это какой-нибудь избитой фразой вроде «Это еще один пустяк» или «Не волнуюсь по мелочам». А стоило бы. И если не волноваться, это и вправду глупо, то хотя бы открыть глаза как можно шире и посмотреть. Окинуть взглядом окружающих людей, вслушаться в их речь, одежду, жесты. Про погоду и катаклизмы и говорить не приходится. Если все это так норовит вмешаться в наши планы и перекроить в них отдельные лоскуты — стоит ли этому сопротивляться, проявляя при этом чудеса упорства и выдержки?
Что-то не заладилось у Марины. Вернее, не у нее, а в ней. Она менялась — но она сама этого захотела. А что если это еще один шаг на ее жизненном пути? Ведь когда-то и не менее стремительно из легкодоступной малолетки она превратилась в дорогую во всех смыслах особу. Впрочем, нет, все это было совсем по-другому и при других обстоятельствах. Но ведь что-то потянуло ее к Волкову, что-то заставило попасть под его обаяние настолько, что мечты о деньгах несколько поостыли.
Стремительно менялись приоритеты, но в этом Марина боялась признаться сама себе. Перед Викой она и не думала стыдиться. Только ее давление и расспросы становились все более неприятными, как будто они были не лучшими подругами, а, скажем, коллегами по только-только открывшейся фирме не самого высокого полета.
— Знаешь, не нравится мне это все, — Марина говорила и внимательно следила за реакцией Вики. — То одно, то другое, то третье. Вроде шло все по плану, но вдруг оказывается, что одно не так, второе, третье.
— То есть, как это шло? — спросила и деловито закачала головой Вика. — Ты вообще в своем уме? Осталось совсем чуть-чуть, понимаешь? Еще немного потерпеть всю эту грязную работу, и ты вообще обо всем забудешь.
Будешь нежиться где-нибудь на море, меня с ребенком хоть иногда к себе приглашать погостить.
— Я не из-за работы, Вика, пойми ты это, в конце концов! Работа меня совсем не напрягает. Я тоже поначалу думала, что будет тяжело, все-таки работа домработницы это не подарок. Может быть, пару деньков и было трудно, но потом втянулась. Человек ведь ко всему привыкает. Вот и я привыкла, хотя и привыкать, особо, не пришлось. Хотя, привыкать пришлось к тому, что нету этих вонючих соседей с их вечными проблемами, очереди на кухне к плите и в туалет по утрам. И грязищи этой нет, стен ободранных. У Волковых я чувствую себя даже свободнее, чем было без них, до начала всей этой истории. Да, Вика, ну и затеяли же мы с тобой!
Марина почти пять месяцев была домработницей, получала довольно неплохую зарплату, но почти ни на что деньги не тратила, разве что платила за свою пустовавшую комнату и покупала какие-то мелочи, что-то из еды.
Впервые в жизни она тратила свои, честно заработанные деньги. Их она получила не за ночи, проведенные с мужчинами, многих из них Марина не знала даже как зовут. Она не выклянчивала их у своих ухажеров, не требовала с мужчин, что задерживались в ее жизни на более длительное время. Наконец, деньги эти даже не были сняты с банковской карты Бадри — те давным-давно были растрачены.
Эти заработанные своим трудом деньги чувствовались совершенно иными. Марина их старалась тратить не на то, что хочется, а на то, что было нужно и требовалось по ситуации. Это было непривычно на нее. В то, что она научится разумно распоряжаться деньгами, считать их, научится экономить — все это совсем недавно казалось непостижимым. Марина, если бы ей о таком сказали, рассмеялась бы, отпустила бы какую-нибудь полу приличную шутку и другими способами продемонстрировала бы то, что она выше всего этого, что живет она совсем в другом измерении.
Она угощала Вику разными вкусностями и коктейлями и сама за это все платила. И так во время каждой их встречи. Но, во-первых, инициатором встреч и походов по барам и ресторанам выступала сама Марина, а, во-вторых, эти траты она относила в разряд требуемых по ситуации. Потому что обсудить насущные проблемы и поделиться сокровенным ей было не с кем — с Волковым она так и не смогла заставить себя быть хоть чуточку откровеннее, хотя и понимала, что отчасти ей станет проще.
— Ты чего, Маринка, решила все бросить? — негодовала Вика.
— Не то, чтобы бросить, — вздохнула Марина. — Не знаю. У меня такое чувство, что я захожу босиком во вроде бы спокойное море, или в какое-то большое озеро. Впрочем, какая разница, вода она и есть вода. Захожу-захожу, дно ровное, песочек. И вдруг начинаю натыкаться на что-то, на подводные камни, их не видно и не знаешь о том, что они есть, пока не ступишь туда. Ногам больно, неудобно, а я все равно ступаю дальше. Чем все это закончится, непонятно. Но мне не по себе уже сейчас. И сдались мне эти его деньги! Познакомилась бы с мужиками где-нибудь в ресторане да заработала себе на жизнь немного. Заметь, заработала бы совершенно честно, ведь каждый работает, как он умеет. Прыгнуть выше себя невозможно.
— Но ведь таких денег, какие есть у Волкова, ты никогда не заработаешь. Слышишь? Никогда! Мы все это затеяли ради того, чтобы ты в люди выбилась. Ведь с деньгами-то ты человек, а без денег не пойми кто. Так, офисный планктон в лучшем случае, — Вика говорила явно о наболевшем.
— Это ты офисный планктон, — сказала Марина и отвернулась.
За окном мчались машины, куда-то спешили люди, зажмуривая глаза от яркого летнего вечернего солнца. Им бы остановиться, задуматься о том, куда они спешат, и стоит ли их дело того, чтобы спешить, а они все равно спешили. А Марина все смотрела и смотрела. Ей хотелось деться куда-нибудь, пропасть, оказаться там, где не надо ни спешить, ни думать, ни работать. Там, где покой, где можно привести в порядок свои мысли, разобраться в своих чувствах и в том, что происходит с ней и с Волковым.
— Слушай, Маринка, я же тебя предупреждала, чтобы ты ни в коем случае не влюблялась. Ты же не послушалась и влюбилась. И что теперь делать?
— Заткнуться!
— Да ты сама не своя, Марин, — Вика была из тех людей, что не воспринимают ругань и не придают ей особого значения, принимая лишь за особый выплеск эмоций. — Посмотри на себя, послушай, что ты говоришь! Это же просто ерунда какая-то! И что с того, что Волков стал тебе симпатичен? Ты думаешь, это он искренне, от сердца? Тогда почему свою эту жену, которая, получается, не жена ему, а просто мать его ребенка, почему ее не выгонит? Почему терпит ее скандалы?
— Потому что человек он такой, вот почему, — Марина готова была швырнуть в подругу чем-нибудь подвернувшимся под руку, но кроме стакана с коктейлем ничего не нашла, а потому остыла. — Ты же его не знаешь, а я знаю. Чувствует он свою вину перед женой. Кстати, не так она его уж и пилит. Жена Виталика пилила его гораздо хуже. И ты знаешь, что из этого получилось. Так что ты сначала узнай человека, а потом говори, задавай свои нелепые вопросы.
