Инго Шульце - Адам и Эвелин
— Алло? — спросил он и отвернулся. — Да, здравствуйте, это Лутц, сын Вальтрауд и Манфреда. Я бы хотел поговорить с Гизелой, Гизелой Липпольт… Лутц, да, мы в Баварии… В Баварии!.. Неподалеку от Розенхайма, в Хайдхольцене, то есть Штефанскирхен, с Эвелин, мы здесь вдвоем… да, из Венгрии, на машине, сюда доехали на машине… Мы хотели спросить, нельзя ли нам как-нибудь увидеться, как-нибудь встретиться…
Адам закрыл трубку рукой.
— Ее муж. Тетя Гизела? Алло, это Лутц… Адам, ну конечно, Адам… как хочешь… в Розенхайме, под Розенхаймом… это было не запланировано, мы просто подумали, раз открывают границу, почему бы нам не воспользоваться этой возможностью, такое вряд ли скоро повторится… Без проблем, на машине, просто та… Уже пять дней. Мы здесь живем в одной семье, в бывшей детской. Рудольф, у которого мы живем, отвозит нас в Тростбёрг, из-за обходного листа… обходной лист, это такая процедура, для регистрации, страховок, всего такого, и с нами тут еще и собеседования проводят, но только со мной, это тут так нужно… не знаю, понятия не имею, выясняют, служил ли я в армии и все такое… К счастью, нет, а то тут ночью такие холода! Нам по-настоящему повезло, правда, очень повезло… Эвелин, ее зовут Эвелин, нет, пока нет, мы вместе, мы подумали, если мы с этим справимся, тогда мы справимся и со всем остальным… Пока нет, но, может, будут еще.
Он повернулся к Эвелин и кивнул ей.
— Этого я пока не знаю, все как-то с бухты-барахты на нас свалилось, сейчас или никогда… Работать, конечно, работать, Эви хочет учиться, может быть, в Мюнхене… Двадцать один, ей не разрешали у нас, ее не брали, то есть не на тот факультет, куда она хотела… да — мы бы с удовольствием — с огромным удовольствием — не вопрос — конечно — слушай, да ничего страшного, абсолютно ничего страшного…
Адам бросил в аппарат еще одну марку. Эвелин открыла дверь нараспашку и вышла. Она прошла мимо парфюмерного магазина и присела на скамейку автобусной остановки. Двое вышедших из сберкассы мужчин жестикулировали и пытались убедить друг друга в чем-то, потом пожали друг другу руки и разошлись. Мужчина повыше через несколько шагов обернулся и что-то прокричал, а тот, что пониже, держащий руки в карманах, на ходу тоже обернулся и затем, вместо ответа, поднял левую руку и помахал. Сидевшие неподалеку воробьи с шумом взлетели, за ними и несколько голубей. Эвелин закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Затем она склонила голову набок, пока не почувствовала щекой воротник ватной голубой куртки. Куртка пахла стиральным порошком и еще чем-то, чем-то чужим.
— Что ты тут делаешь?! — воскликнул Адам. — Я тебя повсюду ищу!
Эвелин вздрогнула от испуга. Потом снова облокотилась на спинку скамейки.
— Да ты садись, — сказала она и снова закрыла глаза.
— Что случилось?
— А что такое?
— Ты меня не видела?
— Там только что прошли двое мужчин. Я сначала подумала, они глухонемые, они так много махали руками.
— Почему ты не подождала?
— Да я ждала.
Адам сел рядом с ней.
— Мы можем переехать к ним. У них есть что-то вроде комнаты для гостей, с отдельным душем и туалетом, то есть только для нас. И это бесплатно, они нас приглашают.
— Замечательно.
— Да что стряслось?
— Ничего, все прекрасно.
— Она правда очень тепло отреагировала. Мне не пришлось ничего объяснять, она сразу сказала, чтобы мы приезжали.
Эвелин кивнула и застегнула молнию на куртке до конца, так что воротник полностью закрыл ей рот.
— Ты что, уже не хочешь? Ты хочешь остаться здесь?
— Не очень-то ты умеешь разговаривать по телефону.
— Опять ты за свое.
— Ты же хотел, чтоб я была рядом.
— Да, чтобы ты все слышала.
— Но ты даже не дал мне послушать.
— Ты могла бы сделать мне знак.
— Ладно, проехали.
— Я же не ради удовольствия это делаю. Какая-то дурацкая ситуация. Хотел бы я тебя послушать!
— Ты в такие моменты становишься таким чужим, я даже начинаю бояться.
— Ты что, хочешь остаться здесь?
— Нет. Конечно, нет.
— Тогда не делай такое лицо.
— Я не нарочно. Мне нужно заново к тебе привыкнуть.
— Я думал, мы через это уже прошли.
— Я тоже так думала. Ты сказал ей, что мы приедем с Эльфридой?
— Да это не важно.
— Я себя как-то так чувствую, как раньше.
— Как-то так?
— Как после летних каникул.
— Мне начало учебного года всегда нравилось. Можно было еще не испытывать никаких угрызений совести.
— Я все думаю, правильно ли мы сделали, что послали Моне второй ключ.
— Ну все-таки хорошо, что кто-то еще в курсе, а не только твоя мама.
— Я бы с удовольствием сама ей об этом сказала.
— Для нее это в любом случае будет шоком.
— Она даже в свое время что-то подписывала, что ей запрещены контакты с Западом.
— Ты же ее дочь, это совсем другое.
— Наоборот, ее из-за этого могут уволить.
Какое-то время они просто сидели, не говоря ни слова.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила Эвелин.
— Да ни о чем.
— Люди все время о чем-то думают!
— В Дрездене, на вокзале, когда отходил ваш поезд, я помог одному мужчине, у него два чемодана было. Мне кажется, это был портье из вашего отеля.
— Из «Ялты»?
— Да. На нем был костюм из такой легкой летней шерстяной материи, очень необычно. У нас такой вообще нет.
— И что это значит?
— Ничего, абсолютно ничего, — ответил Адам.
— Ты хоть ел что-нибудь сегодня с утра?
— От тебя вкусно пахнет.
— А ты колючий, — сказала Эвелин.
Она прислонилась к нему, взяла его руку и крепко обхватила ее.
45
ШПИОНЫ
— Вы не получали бланков?
— Нет.
— Вообще-то такого быть не может. Посмотрите, вот как они выглядят.
Мужчина напротив нее, вставший навстречу для приветствия и протянувший ей руку, поднял вверх стопку бумаг.
— Вы разве не заполняли их вместе со всеми, под руководством кураторов?
— Мы живем у друзей. Я ничего не получала.
— Этого… я уже сказал, я уверен, что вы их тоже…
Он пододвинул к себе анкету и вписал несколько цифр в жирную рамочку.
— Вы же видите, что здесь творится, — сказал он, словно обращаясь к самому себе.
Казалось, он очень устал. Эвелин он был симпатичен, словно она раньше уже когда-то виделась с ним, с этим мужчиной лет пятидесяти, на котором поверх светлой рубашки был легкий свитер горчичного цвета.
— Итак: фамилия, имя?
— Шуман, Эвелин.
— Дата рождения?
— Девятнадцатое мая тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.
— Место рождения?
— Торгау.
— Торгау? Это в Саксонии?
— Да, на Эльбе, административный округ — Лейпциг.
— Родители?
— А это вам зачем? — спросила она с улыбкой. Он был такой зажатый, ему бы тоже не мешало улыбнуться.
— Так нужно. Ваши родители?
— С датой и местом рождения? Я росла у бабушки с дедушкой, пока моя мама не окончила институт.
— Тогда сначала мать.
— Двадцать третьего ноября тысяча девятьсот сорок шестого года в Виттенберге.
— У нее есть какая-нибудь профессия?
— Экономист.
— Экономист, в какой сфере?
— Ну, в целом, на производстве. Она работает в Вольфене.
— И что она там делает?
Он писал медленно и иногда раздумывал, прежде чем опустить ручку на бумагу, — словно работал над рисунком.
— Ваш отец?
— Он был из Турции, куда потом и вернулся. Он и не платил никогда.
— Из Турции, в Восточной Германии?
— Из Западного Берлина. Моя мама училась в Берлине.
— У вас нет о нем никаких сведений?
— Они друг с другом больше никогда не виделись.
— Сестры, братья?
— У меня еще есть брат, сводный, Саша, ему двенадцать.
— Ваше образование?
— Окончила школу, полтора года изучала педагогику в Йенском университете. С тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года проходила профобучение на официантку.
Эвелин закурила сигарету.
— Можно? — спросила она, когда мужчина нахмурил лоб. Она улыбнулась.
— Вообще-то здесь не принято, — проговорил он, пододвинув к ней пустую пепельницу. — Вы приехали одна?
— Нет, со своим спутником жизни. Мы хотим пожениться.
— И как фамилия вашего спутника жизни?
— Я думала, вас интересуют только мужчины, отслужившие в армии?
— Мне это нужно для оформления ваших бумаг. Вы ведь с ним вместе приехали.
— Френцель.
— Имя?
— Френцель…
— Имя?! Вам известно…
— Лутц, его зовут Лутц Френцель.
— Дата рождения?
— Тысяча девятьсот пятьдесят шестой, шестое декабря.
— Место рождения?
— Это вы у него спросите, я не знаю.
— Как давно вы знакомы?
— С тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.
— Вы проживали совместно?
