Ирина Аллен - Другая Белая
— Улыбайся загадочно, радостно, сексуально, потом выберем.
Светлана оказалась фотогеничной, загрузили фотографии в ее «profile»[111], получили ответ, что файл проверят, и ответ будет отправлен через сорок восемь часов.
Одобрительный ответ был получен. Марина позвонила Ирке, та пришла с тортом, Светлана несла бутылку красного вина. После вкусной части вечера наступило время самого интересного — выбора кандидата в мужья. Сайт давал возможность сохранить скромность и, будучи невидимой, «кликнуть» в фавориты тех, кто понравился. «Кликнули» — и сразу несколько мужчин отправили свои фотографии в «profile» Светы. Приглянулась, значит. Вот тут-то возник огромный вопросительный знак: что делать дальше? Писать за Светлану по-английски означало начать врать — и куда это приведет? В эйфории надежды об этом раньше как-то не подумали. Марина предложила добавить в текст уточнение о том, что женщина только недавно начала учить язык, и просит простить за то, что обращается за помощью к подруге. Добавили. После этого те, кто вначале проявил интерес, убрали свои фотографии.
— Света, раз ты решилась на такой шаг, скромничать и прятаться ни к чему: скромность украшает, когда нет других достоинств, а у тебя их хоть отбавляй. Открывай себя, тогда те, кого не оттолкнет эта информация, дадут о себе знать, — Марине казалось, что в ее словах была логика.
Уже обнадеженная, а потом отвергнутая Света согласилась. Дней десять никто не давал о себе знать. У Марины был билет в Москву на неделю. Улетела. Когда вернулась и открыла сайт, увидела несколько сообщений для «невесты». Снова собрали совет на чердаке. Марина перевела одно письмо с кучей ошибок от черного парня двадцати с чем-то лет, пару писем от вполне симпатичных мужчин среднего возраста, которым нужны были «casual relationships»[112] и одно — от упитанного розовощекого молодца шестидесяти пяти лет, который был сфотографирован на крыше своего дома. Письмо было предельно откровенным: «Вы симпатичная девушка, английский язык можно выучить, приезжайте ко мне в Карляйль (север Англии), поможете мне крышу чинить. С этого и начнем. А дальше видно будет. Я простой человек, вдовец, в дом нужна молодая хозяйка. Если есть дети, приму с детьми. У меня самого их четверо».
Возмущению Ирки не было предела:
— Нет, ну вы только посмотрите на этого старикашку, крышу ему, видите ли, чинить нужно, ну и нахал! О’кей, будем ждать, не последний, будут и еще.
Марина подумала: «А совсем и не плох этот „жених“: написал все честно и открыто. Конечно, разница в возрасте большая, но выглядит он здоровяком, лет до девяноста доживет, мужчины здесь долгожители». Вмешиваться, однако, не стала. На следующее утро в дверь постучали. Открыла. На лестнице стояла Светлана:
— Простите, можно поговорить?
Марина впустила гостью, налила свежезаваренного чаю и стала слушать.
— Марина, посоветуйте мне, что делать. Ирочка — хорошая девочка, она мне хочет добра, но она молодая и красивая, она хочет для меня принца, а мне принц не нужен. Ответьте тому Бобу, что я согласна к нему приехать и крышу чинить. Я сегодня не спала всю ночь, все думала. Он такой добрый на вид, и возраст его для меня и моего сына очень даже подходящий… по бабам ходить не будет. Только Ире не говорите.
— Света, только знай, что будет очень трудно. Даже если человек такой, как пишет, тебе понадобится уйма терпения и доброты, — что еще могла сказать Марина?
— Да мне ли терпения занимать? — тихо и серьезно ответила Света. — А хуже, чем я живу, уже просто некуда.
«Скоро сказка сказывается…» На этот раз и дело было сделано на удивление скоро: на следующий день был получен ответ с адресом и вопросом, не нужны ли деньги на дорогу. Боб хотел прислать чек. Светлана отказалась, попросила только встретить на вокзале в Карляйле. Марина взяла у Боба номер телефона, дала свой, попросила сразу же позвонить ей как встретятся. Светлана решила ехать на следующий день. К концу следующего дня, Марина, не вытерпев, позвонила сама. Боб довольным голосом пробасил:
— Не волнуйтесь, все в порядке, она сама вам все скажет.
Света прокричала в трубку:
— Он хороший, я буду очень стараться ему понравиться! «Дай Бог, чтобы сладилось», — подумала Марина. Она все еще верила в чудеса.
Через пару дней к ней ворвалась Ирка:
— Куда Светка делась?!
— В Карляйль уехала, — предвидя грозу и готовясь к обороне, ответила Марина. — Мы уже три раза созванивались. Ей там нравится.
Ирка плюхнулась в садовое кресло и вдруг горько-прегорько зарыдала с причитаниями, из чего можно было сделать вывод, что плакала она о чем-то своем — не о Свете.
Оказалось, что летом, когда Марина работала, и они не встречались, у Иры приключился роман. И какой! Все, как мечтала. Симпатичный и состоятельный сорокалетний домовладелец из Виндзора ходил в ее ресторан каждый день, как на работу, объяснился в любви, привел в свой дом, назвал хозяйкой, познакомил с сыном, даже поехал с ней на Украину знакомиться с родителями. Ира влюбилась «до смерти», как она выразилась. Стали жить вместе. И что? По ее словам, она умудрилась все испортить: все время была чем-то недовольна, беспричинно плакала, на что-то жаловалась, обижалась, в чем-то бесконечно упрекала… Сама не могла понять, что с ней происходило. Близился день его рождения, были приглашены его друзья и подруги. Ирина устроила сцену ревности. Перед самым праздником он попросил ее забрать свои вещи и уйти из его дома. Больше не отвечал на звонки. Поговорили лишь однажды.
— За что ты так со мной? Я ведь любил тебя, — с горечью спросил Крис.
Если бы она могла объяснить! Она сама ничего не понимала, эта красивая девочка, у которой в жизни было столько «прелестей»: садистка-мать, воровавшая в своем магазине все, что плохо и хорошо лежало, и вымещавшая свои проблемы на беззащитной девчонке, «бизнесмен»-любовник… Деньги, нервы, обиды, запивавшиеся французскими винами, а то чем и покрепче.
Марина молчала, потрясенная, а Ира все повторяла: «Почему? Почему?» Вдруг перестала реветь и зло бросила: «Отсюда не уеду никогда! Наше быдло рыгающее ненавижу!» После этого Марина месяца два ее не видела: с работы она уволилась, телефон не отвечал.
[Пережив депрессию, Ирина переехала в Лондон, снова нашла работу в ресторане с небольшой зарплатой, но очень щедрыми чаевыми, один из «женихов» помог получить постоянный вид на жительство. Она стала посетительницей дорогих клубов. Ожесточилась, погрубела, и как-то зло бросила Марине: «Никогда не рассказывайте мне о ваших детях!» Они перестали видеться. Позже Марина долго пыталась ее найти — не получилось. Даже Света, для которой починка крыши, счастливо завершилась беременностью и перспективой регистрации брака, ничего о ней не знала.]
* * *Марина гуляла по любимому Виндзору. Смотрела на лица. Присматривалась к парам. Смотреть на молодых было забавно: для них главными были дети. Рожали не по одному, а по два, по три. И обязательно еще один у мамы в животике ждет своего часа присоединиться к семейству. Интереснее было разгадывать истории пар постарше, иногда даже очень постарше: ходят, как школьники, за ручку, но бросают друг на друга иногда такие взгляды…
Однажды гуляла по парку, присела на скамейку. На другом краю в обнимку сидела пара — мужчина и женщина лет пятидесяти (Марина уже научилась определять возраст сквозь морщины — по глазам, по выражению лиц). Смеялись чему-то, потом высокая загорелая спортивного вида женщина встала и потянула мужчину за руку, сказав: «Let’s go!»[113], а тот, как бы в шутку, лениво протянул: «I can’t»[114]. Его подруга потянула его руку еще сильнее, и проникновенно, даже страстно, глядя ему в глаза, низким голосом сказала: «You can!»[115] Звук и явный смысл ее слов еще звучал у Марины в ушах, когда они уходили, взявшись за руки. Позавидовала. Кольнула заноза, что скрывать: «Выглядят не как любовники в привычном романтическом смысле, — скорее, партнеры. Наверное, надежность, уверенность друг в друге, партнерство для них… эротично? Россия-то всегда с Франции мерки снимала… А здесь все иначе — не лучше, не хуже, а по-другому». Марина как бы спорила про себя с Полиной и ее представлениями о природе влечения. Рассмеялась над собой: «Кто про что, а я… Девушка, подумай о чем-нибудь еще, кроме этого. Например, о том, что дома тебя ждут неоплаченные счета…»
Счета приходили регулярно. Марина начала самостоятельную жизнь независимой одинокой женщины, иногда вспоминая свои страхи по этому поводу и смеясь над ними. Ей понравилось самой ходить в банк и в небольшой виндзорский супермаркет. Везде были очереди, но какие! Праздник души, именины сердца, а не очереди: люди стояли на расстоянии вытянутой руки, при неосторожном сближении — «Sorry»[116]. Но и стоять надо было физически, а не как в былые годы в Москве занимать три очереди сразу или сначала занять, а потом уже заполнять формы или собирать товары с полок. Наблюдала однажды перепалку — да какая там перепалка, в Москве бы подумала, что соседи встретились. Пожилой джентльмен сделал замечание даме, подошедшей близко к окошку кассира в банке: вас, мол, тут не стояло, на что та, вспыхнув, стала заверять, что к окошку подошла просто так: «Я никогда в жизни не была queue-hopper!»[117] Прыгать по очередям значит не уважать себя и окружающих. Иногда в супермаркете какая-нибудь старушка никак не могла достать из сумки кошелек, а потом еще полчаса осведомлялась о стоимости каждого товара. Марина при этом замирала, ожидая взрыва праведного народного гнева, но «народ» безмолвствовал: ни демонстративных вздохов, ни посматриваний на часы, не говоря уж о гневных окриках, не было. Люди миролюбиво и терпеливо ждали. И, подойдя к кассе, также неспешно здоровались, отвечали на шутки всегда приветливого кассира и уходили в хорошем настроении. Мамы с детьми, часто орущими в несколько голосов, беременные женщины стояли в общей очереди. Отдавать свое место в голове очереди и идти в хвост решались только самые отважные: старики и Марина. Зато и благодарность за это была такой горячей и искренней, что хорошее настроение не покидало до конца дня.
