Кетиль Бьёрнстад - Дама из долины
Я оглядываюсь по сторонам. Из-за снежно-белого дневного света место выглядит незнакомым. Но мне приятно снова вернуться сюда. Несколько учеников проходят мимо и весело со мной здороваются.
— Они рады, что ты вернулся, — говорит мне Эйрик.
— А вот и Таня Иверсен, — говорит Сигрюн с улыбкой, оглядывая высокую самоуверенную девушку.
Сигрюн быстро дружески целует меня в щеку. Эйрик обнимает как старого друга. И они уезжают к своей Землянке.
Я останавливаюсь перед дверью интерната и немного смущенно здороваюсь с Таней. Она отошла от других девушек, словно давая понять, что хочет поговорить со мной наедине.
— Надеюсь, ты не забыл меня? — Она глубоко затягивается.
— Дашь затянуться? — спрашиваю я, чувствуя, как мне хочется курить.
— Я сделаю тебе самокрутку.
Она облизывает бумагу.
— На этот раз обычная самокрутка, — улыбается она.
Я глубоко затягиваюсь.
— Завтра у нас первый урок, — говорю я.
— С чего мы начнем?
— Решай сама.
— Но ведь учитель ты?
— Именно поэтому, — отвечаю я.
Вечер с учениками
Это монастырь, думаю я и прячу бутылки с водкой, привезенные из Киркенеса, подальше в платяной шкаф, стоящий в моей скромной комнате. Коричневое пианино ждет меня. Комната напоминает тюремную камеру. Отныне только хлеб и вода, думаю я. Ложусь на кровать и смотрю на белый потолок. Здесь я должен учить концерт Рахманинова. В этой школе, где меня повсюду окружает молодежь, где Таня Иверсен будет моей ученицей, а Сигрюн — ближайшей соседкой. Похоже, что сон обернулся правдой.
Аня и Марианне словно смыты горячей водой.
Ужинаю я вместе с учениками. Обычный и козий сыр, паштет в желтых баночках, икра «Миле» в тюбиках и блюдо с селедкой. А еще то, что мы в Норвегии называем итальянским салатом — натертая морковь и кусочки мяса, заправленные майонезом. Хлеб и маргарин. В больших кувшинах молоко и вода.
Ученики здороваются со мной, словно я один из них. Я быстро нахожу с ними общий язык. Они расспрашивают меня, как прошло турне. Я сижу за тем же столом, что и Таня Иверсен. Она сидит напротив меня и почему-то делает вид, что мы незнакомы. Зато оживленно болтает с парнем с длинными волосами и первыми пробивающимися усиками.
Я разговариваю с другими учениками. Для них я экзотический персонаж. Хотя я не имею отношения к среде любителей рока, у нас есть о чем поговорить. Я приехал из Осло. Им кажется, что я должен знать все, что происходит в мире. Они спрашивают меня, видел ли я фильм «Вудсток».
— Конечно, видел, — отвечаю я.
Опять Марианне. Будучи на семнадцать лет старше, она научила меня разговаривать с моими сверстниками. Я даже говорю ее голосом, когда рассказываю сидящим за столом ученикам о Нике Дрейке и Джони Митчелл. Таня Иверсен настораживается и смотрит на меня.
— Джони Митчелл? Это она написала «Both Sides Now»?
Я киваю.
— Красивая мелодия, — говорит Таня. — Но текст еще лучше. Хотя я пока что еще не побывала на этих двух сторонах.
— А где ты побывала? — осторожно спрашиваю я.
Она не отвечает.
Мне хочется вернуться в свою комнату, и я извиняю себя тем, что у меня еще много работы. Ученики собираются на вечерние посиделки. Обычный воскресный вечер в Высшей народной школе. Некоторые ученики уехали на воскресенье домой, чтобы повидаться с родными. Другие, которые, как Таня, остались в школе, будут валяться на кроватях, курить, слушать пластинки или читать. Сейчас они собрались в гостиной, чтобы петь, болтать и читать вслух стихи. Таня Иверсен вопросительно на меня смотрит.
— Увидимся завтра, — говорю я.
Урок музыки в стенах монастыря
Таня Иверсен приходит во второй половине дня, когда я сделал первый перерыв в своих занятиях. Ученики были в классах. Я мог спокойно заниматься. Но начало было неимоверно тяжелым. После нескольких месяцев перерыва я пробую начать с этюдов Шопена и обнаруживаю, что мои пальцы превратились в бессильные жирные сардельки, как говорила Сельма Люнге. Трудно поверить, что через несколько месяцев я смогу играть концерт Рахманинова с Филармоническим оркестром. Коричневое пианино обладает далеко не той упругостью, как Анин «Стейнвей». Значит, чтобы достичь тех же результатов, мне придется больше заниматься, играть жестче и медленнее. И самое малое по семь часов в день. Другого выхода нет.
Таня решительно стучит и открывает дверь прежде, чем я успеваю нажать на ручку. Она раскраснелась, веселая и быстрая, как ласка. На лице широкая улыбка.
— Где ты была?
— Ходила на лыжах!
— С Эйриком?
— Да, небольшой группой мы ходили далеко в лес. Жаль, тебя не было с нами! Свежий воздух придает человеку уверенности в себе. Это почти то же самое, что курить травку. Или как особенно…
Я был таким разбитым, что едва справился с завтраком.
— Ну и глупо, — говорит она.
Мы стоим почти вплотную друг к другу. Я чувствую ее свежее дыхание.
— Может, мы… — говорит она, бросив взгляд на постель.
Я прижимаю ее к себе. Ее тело напоминает мне Аню, какой она была до того, как похудела. Длинные руки и ноги. Юные мышцы.
— Я только что приняла душ, — говорит она, не дождавшись моего ответа. — Чувствуешь, как хорошо от меня пахнет?
— Нельзя начинать с этого конца, — твердо говорю я. — К тому же я вижу, что ты настроена серьезно.
— Траханье — это вообще серьезно.
— Согласен. Но нам надо сделать выбор.
— Понимаю, — с улыбкой говорит она. — На первом месте занятия. На втором — траханье?
Я смеюсь и качаю головой. Она сердится.
— Это из-за Сигрюн, да? Ты уже по уши втюрился в эту даму? Тебе нужна только она?
— Не надо так говорить о ней! Во всяком случае, не так! Пожалуйста. Когда-нибудь потом я тебе все объясню.
— Ну, тогда можешь учить меня играть на пианино, — мрачно говорит она и садится за инструмент.
Я не знаю, что говорить. И что делать. Таня так же страстно тоскует по чему-то иному, как и я сам. Меня это трогает. Я не спускаю с нее глаз. Она все больше напоминает мне Аню. А Сигрюн — Марианне. Или это только игра моего воображения? Но ведь я знаю, что это так. Сигрюн похожа на Марианне, как могут быть похожи только сестры. Сигрюн лечит. Таня вызывает тревогу.
— Что-то не так? — испуганно спрашивает Таня; она чуть не плачет.
— Все в порядке, — успокаиваю я ее. — Прости, я просто задумался. Ты напоминаешь мне одну девушку.
— У тебя такое богатое прошлое? — сердито спрашивает она.
— Она умерла.
— И я напоминаю тебе покойницу? — Таня с любопытством смотрит на меня.
— Да. Но дело не во внешности. Все дело в обстоятельствах, в которых мы сейчас находимся.
— Это была Аня?
— Да.
— Имя тоже похоже.
— Не думай об этом.
— Конечно, я буду думать. И я не хочу ни на кого быть похожей. Тем более на покойницу.
Я долго молчу.
— Аня тоже тосковала по чему-то новому, — говорю я наконец. — Во всяком случае, мне так казалось. От нее ждали многого, она была совсем юная.
— Кто ждал?
— Ее родители. Вернее, отец. И учительница музыки. Аня была бесподобной пианисткой, а ей не было еще и шестнадцати.
— У тебя с ней что-то было.
— Да. Нет. Не так. Мы с ней переспали. Но она находилась в это время где-то очень далеко, если ты понимаешь, что я имею в виду. Удовольствия от этого она не получила. Между Аней и жизнью стеной стояла музыка. Музыка давала ей ту свободу, которую человек ощущает в тюрьме. Постепенно он уже не может обойтись без преград.
— Это я понимаю. — Таня кивает. — Свобода появляется тогда, когда возникают рамки.
— Именно так!
— Мои родители свободны в рамках своей церкви. Церковь учит их всему, чего они не должны делать. Поэтому они любят то малое, что им разрешено.
Я смотрю на нее. Теперь она серьезна и сосредоточенна.
— Знаешь, я даже завидую этой Ане, — говорит Таня. — Она могла делать то, что нравилось ее родителям. А я только сердилась и перечила им, потому что терпеть не могла ни их Бога, ни их церковь. Хотела идти своей дорогой. Но на такой дороге не бывает учителей. Кроме парней, конечно. Для простейших задач они годятся.
— И ты могла спать с кем придется? — спрашиваю я.
— Мне это не очень нравилось. Но ведь как-то надо проводить время! — Она многозначительно ударяет по клавишам.
— Можешь продолжать в том же духе! — говорю я. — Стой на своем! Только скажи, разве нельзя было читать книги? Или научиться играть на гитаре? Это могло бы пригодиться тебе в будущем.
— Но и книги, и музыка были запрещены! — сердится она. — У нас дома на полке стояла только Библия!
