Владимир Козлов - Война
– То есть ты как бы только на этом уровне принимал участие? «Генератор идей» для бандитов?
– Нет, не только. Далеко не только это… С позиций сегодняшнего дня я был самым обыкновенным бандитом. Ну, может, не самым ординарным, но это уже «в нерабочее время». С другой стороны, знаешь, как ни банально звучит фраза «время было такое», она, в сущности, точная. Людям всегда, в любое время, при любой системе и режиме, нужна идея, за которую они могут уцепиться. В конце восьмидесятых это была ненависть к «совку», в наше время – это потребление, а в девяностые – криминал. Почему считается, что архетип девяностых годов – это бандит и проститутка? Потому что действительно большинство молодых ребят хотели быть бандитами и проститутками, это считалось нормальным. И какое-то количество – не все, конечно, но немалое число людей – через это прошли. Кого-то это погубило, а кого-то нет, и он благополучно перешел в следующую эру…
– …эру потребления…
– Ну да. И некоторые детали своего прошлого тщательно скрывают. Знаешь, меня поражает, как Россия переходит из одной системы в другую, избегая радикальных, внутренних изменений. Ведь когда коммунизм рухнул двадцать лет назад, не было таких уж радикальных перемен. КГБ осталось на своем месте, с теми же людьми и методами, только вывеска поменялась. Менты остались теми же, только стали еще хуже, потому что появились новые возможности для коррупции. Компартия осталась на месте. Я, помню, несколько лет назад прочитал в одной статье: разница между Россией и бывшими соцстранами в том, что там к власти пришла новая элита, а у нас – продукт разложения прошлой системы. Отсюда и все то, в чем мы сегодня живем. Постсоветский человек – это человек во многом советский, сохранивший многие элементы той ментальности. Плюс и окружающая действительность этому способствовала.
– А в чем, ты говоришь, сохранился менталитет?
– В том, что человек готов лизать жопу власти, примазываться к ней, ему обязательно нужен царь. Это единственное, что объединяет разных людей, живущих в России. А в остальном Россия абсолютно разобщенная страна, потому что одни люди пытаются, живя здесь, жить вроде бы в Европе, а другие – и их большинство – в дикой грязной Азии…
* * *Квартира Андрея. Он сидит за компьютером. Звонок в дверь. Он встает, идет в прихожую, отпирает. На пороге – Оля. Она заходит, целует его в щеку, снимает кеды.
– Ты в кедах? Неужели не холодно?
– Не-а.
Оля снимает куртку, проходит в гостиную, Андрей за ней.
Оля садится на диван, поджав под себя ноги в широких синих джинсах.
– Мамы нет, как видишь. На работе задерживается.
– Прошлый раз тебя не было. Но оно и хорошо. Мне, честно, проще с вами общаться по отдельности. Не обижайся.
– Я не обижаюсь.
Они смотрят друг на друга, улыбаются.
– Как твои дела? – спрашивает Андрей.
– Обыкновенно.
– Извини за банальный вопрос, но меня, как отца, интересуют твои планы. Тебе полтора года осталось в универе…
– Полтора года – это очень много. Например, полтора года назад я была как бы совершенно другим человеком… И я действительно не думаю о том, что я буду делать через полтора года. Надеюсь, ты не будешь мне говорить, что уже сейчас нужно начинать строить карьеру, создавать свое будущее. – Оля улыбается.
Андрей тоже улыбается.
– Нет, не буду. Ты знаешь мою позицию. Деньги и прочие материальные ценности, карьера, любые формальные показатели успеха – это все ерунда. Это ни в коем случае не измеряет «уровень счастья» человека. Измеряют только его собственные ощущения. Но при этом все же надо чем-то заниматься, зарабатывать на жизнь…
– Я это понимаю.
– А еще я с возрастом все больше понимаю, что мы не умеем ценить то, что имеем. Уметь ценить и уметь пользоваться этим. Это не противоречит движению вперед. Видишь – я как-то настроен сегодня на философский лад… Сварить кофе?
– Да, конечно.
Андрей выходит на кухню.
Оля оглядывает комнату, встает, выходит в соседнюю. На столе рядом с компьютером – телефон Андрея. Она берет его, начинает смотреть телефонную книгу, находит телефон, записывает его в свой. Возвращается в гостиную, садится на диван.
Прихожая. Андрей и Оля смотрят друг на друга.
– Пока, – говорит Оля, целует его в щеку.
– Пока.
Оля выходит. Андрей запирает дверь, возвращается в комнату, садится к компьютеру. Он смотрит на свой телефон рядом с клавиатурой. На экране – запись в телефонной книге: Igor Voron’ko.
* * *Комната Жени. Она сидит на кровати с ноутбуком. На экране – аудиопроигрыватель. Звучит разговор Оли и Стаса:
«…это человек, во многом, советский, сохранивший многие элементы той ментальности. Плюс и окружающая действительность этому способствовала.
– А в чем, ты говоришь, сохранился менталитет?
– В том, что человек готов лизать жопу власти, примазываться к ней, ему обязательно нужен царь».
Разговор заканчивается, идет длинная пауза. Женя отодвигает ноутбук, резко захлопывая крышку. Она начинает плакать. Рыдания становятся все громче. Она вскакивает с кровати, подходит к письменному столу, берет телефон, начинает искать в записной книжке номер. Ее руки дрожат. Она подносит телефон к уху, кричит в трубку:
– Ты сука, падла, я тебя убью, на хуй!
Женя отбрасывает телефон. Он, ударившись о стену, падает на пол. Отваливается крышка.
Женя садится на пол у стола, продолжает рыдать.
* * *Комнату освещает только лампа на столе, рядом с компьютерным монитором. За стеной болбочет телевизор, слышны приглушенные голоса. Оля сидит на диване, Саша – на полу, лицом к ней. На нем – майка Manu Chao.
– И что теперь? – спрашивает Оля.
– Это не должно повлиять на наши дела.
Оля хмыкает.
– Звучит красиво. А реально?
– Реально. – Саша смотрит на нее.
– Я завтра соберу вещи и уйду к родителям. На какое-то время, а там будет видно.
– Почему не к нему?
– Он ни с кем не хочет жить.
– Офигенная позиция… Ладно, не торопись уходить. Знаю, что тебе там будет обломно. Я могу спать на полу пока. А там, как ты говоришь, будет видно…
– Хорошо, спасибо.
За стеной включается вода, начинает тарахтеть кран.
* * *Квартира Воронько. Он лежит на диване, курит косяк. На полу стоят пустые пивные бутылки. Звонит лежащий на полу мобильник. Воронько дотягивается до него, нажимает на кнопку ответа.
– Алло.
В трубке – голос Оли:
– Алле, здравствуйте. Это – майор Воронько?
– Он самый. А кто это?
– У меня для вас есть информация.
– Очень интересно.
– Возможно, это будет вам действительно интересно.
– Возможно. Говорите.
– Это не телефонный разговор.
– А какой?
– Личный.
– У меня нет времени на это. Все, до сви…
– Подождите. Это касается группировки «Вена-1975».
– Да? И что вы про нее можете рассказать?
– Достаточно много.
– Но почему не сейчас, почему не по телефону?
– Есть причины. Мы можем встретиться в нейтральном месте?
– А к чему вся эта конспирация?
– Вы что, не понимаете, о чем идет речь? И думаете, что я ничем не рискую, встречаясь с вами?
– Тогда какие у вас мотивы?
– Все при личной встрече. Завтра, семь вечера, будьте у входа в лесопарк – вход со стороны проспекта Строителей. Вы должны быть один. Я вам позвоню.
– Не, ну конспирация у вас, по типу, смешная. Фильмов насмотрелись, да?
– Значит, завтра в семь, у входа в лесопарк…
Воронько бросает телефон на диван.
* * *Комната Сергея. Он сидит на разложенном диване, прислонившись спиной к ободранным обоям. Девушка-азиатка, присев на край дивана, натягивает черные колготки.
– И ты часто так? – спрашивает Сергей. – В смысле, за деньги?
Девушка, не оборачиваясь, пожимает плечами.
– А предлагают часто?
– Не очень, – говорит она с заметным акцентом.
– А когда предлагают, ты всегда соглашаешься?
– Почти. Мне деньги нужны. У меня дома ребенок.
– А муж?
– Мужа нет. – Она наклоняется, поднимает с пола лифчик, надевает, застегивает.
– А где он?
– В жопе.
Девушка застегивает лифчик.
– А что твоя религия насчет этого говорит?
– Что – религия говорит? Как – говорит? – Девушка встает, натягивает джинсы, застегивает молнию.
– Ну, типа, по твоей религии так делать, наверно, нельзя? Или можно?
– Религия ничего не говорит. Она так, для красоты.
