Генрих Сапгир - Летящий и спящий
выскочил из витрины
облепил длинноногую с голой спиной
хоть с мясом отдирай —
шелковый плащ
неописуемо пестрой расцветки
схватился за шею руками —
красное лицо
вот-вот хватит удар —
галстук душил пожилого господина
в переулке
сшибая мусорные баки
гнался
за красивой молодой парой —
и когда ускользнули
в узкую дверь в стене
«мерседес» рассыпался от огорчения
чавкающий плотью ананас —
отвратительное зрелище
избегаю поэтому собираться и праздновать
а что ем держу под замком
каждое утро газеты читают людей:
развернешь
ослепительно белый лист
а там
постепенно проступает
грязь
копаясь в урне
бережно разгладил
и спрятал в клеенчатой сумке украдкой —
информацию собирает
может и укусить
обросший как бродячая собака
журналист
все щупают
никто не покупает
цена действительно кусается
видел пострадавших окровавленных —
главное никто не знает
что это
двое подростков
изучают кровеносную систему
кленового листа:
«видишь — побагровел»
от удушья умер целый город
впрочем никто не удивляется —
осень
ФУТБОЛ НА ПУСТЫРЕ
то серым выстрелят
то желтым —
мяч
вырастает
мчащимся экспрессом —
сшибает как молния
и уносит в недрах своих
укачивая убаюкивая:
ничего не случилось —
ничего не случилось…
а вот что случилось
жизнь
между тем оттесненный
(на солнце бегут и бегут)
жду в тени на вокзале
незнакомка — волнуюсь:
в белом шарфике или как?
говорят она некрасива
на часы смотрю: опоздает?
сумасшедшая надежда
всех влюбленных:
совсем не придет
подняли пальбу на пустыре
поезда или ядра
темные проскакивают мимо
сшибаясь аннигилируют
(эти вспышки — стеариновые лица)
воистину Явленье Башмака
бьющего по мячу
в лоб — Апокалипсис Вратаря
но пока происходит
и в небо взвиваются красные
голубые полотнища-майки
проступают в зените
латинские буквы и цифры
есть время подумать…
опять зазевался
запустили ярчайшим —
над макушкой прошелуздил
есть еще время подумать
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК
да уж так ли ты уникален?
где-нибудь в Луганске
в Израиле
на окраине Нью-Йорка
математик
школьный учитель
владелец чего-нибудь такого
холост
женат
многодетен
беден
богат
просто нищий
так же просыпается
и видит:
за окном наскучившее дерево
провода и дом (блеснули стекла)
небоскребы в светлеющем
погасла вывеска
просто небо
но какой-то внутри непорядок
и под ложечкой пренеприятно —
постоянно напоминание
да конечно
нет не согласен
слушаю: никто не согласен
нет никто из нас не согласен!
шум — выше головы
(будто в ноябре возле моря)
целая толпа под белым куполом
обмирая от слабости и страха
(братья мне ли вас не узнать)
протянулись
ветки дальних яблонь
провода
цепочкой облака —
слушайте! ни с кем не случится
успокойтесь! ни с кем не случится…
спасибо всем вам
чайники! —
даже если вас никого нет
КОРОТКИЕ И ОЧЕНЬ КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ
ОЧЕНЬ КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ
Прочитал в газете. «А ведь со мной никогда не случалось». Так и не случилось. И в лотерею не выиграл. И не убили. Вообще ничего.
—————Что он думает каждый день, когда едет в метро, и сам не знает. А ведь не спит.
—————Ждал, арестуют. Следили. Преследовали. И по телефону. Однако обошлось. Даже обидно.
—————Варежка на снегу. Думал, не она ли? Даже прохладную щеку губами вспомнил. Волосы ее. Оказалось, впустую. Чужая варежка.
—————Когда был солдатом, всегда есть хотелось, — это мне. Остальное, думал, что не со мной, — и как ранили и как в госпитале скончался, в бинтах и крови.
—————Теперь они встречались на пустующей даче тайком. Холодно, но согревали друг друга быстро. Однажды в стекло нервно постучали.
Почудилось? Снова торопливый стук, костяшками пальцев. Испуганно вскочил — и к окну в одеяле. А там — никого. Лишь двойные следы от калитки в снегу. Да назойливая ветка в замороженную форточку стучится.
—————В вагоне добрая половина едущих читала газеты и книжки. Но чем дальше, тем больше казалось: они исподтишка следят друг за другом — зорко, как заговорщики. Наконец, видимо, не выдержав, кто-то с воплем выскочил на перрон. Остальные углубились в книги как ни в чем не бывало.
Он всегда обходил ее в коридоре. Его не смущало, что вообще никого не было. В ванной текла вода. С упреком взглянув — на кого? — прикрутил кран насухо.
Но потом она слишком часто стала попадаться ему на пути и чуть не устроила пожар на кухне. Он срочно обменял свою однокомнатную, оставил ее другим жильцам.
—————Художница-сценограф шла из театра, как всегда, углубившись в свое (предметы располагаются в пространстве и во времени), и угодила под машину. «Почему я?» — только и успела подумать.
И действительно, кто так неудачно организовал время и пространство?
КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ — 93
КАВКАЗЕЦ
Седая щетина на утреннем солнышке. За три ночи. Все три ночевал, где придется, сегодня наверху, под крышей было особенно холодно. Зато сейчас на скамейке отогревается, закусывает (белая кружка на газете) черствым хлебом и крутым яйцом. Кавказец. Зачем приехал в столицу — и сам не знает. Позвонил туда, позвонил сюда. Того нет, а тот разговаривать не хочет. Видимо, вообще не туда попал. Чужой город, чужое утро. А тут девушка присела на другой край скамейки. Застеснялся, перестал жевать, проглотил всухомятку. Смотрит на ее круглые колени. Хорошая девушка, хорошее утро. Наверно, тоже приезжая. А то что бы ей сидеть! У Телеграфа, говорят, наши собираются, пойду сегодня. Возращаться нельзя, убьют.
СВЕЖЕВЫЛЕПЛЕННЫЕ
Накрытые мокрой тряпкой, эти двое простояли всю ночь в углу мастерской. Классические массивные формы, юные обобщенные лица.
И к утру что-то, пожалуй, пробудилось в косной сырой глине. Медленно-медленно он стал опускать свою приветственно поднятую руку на ее высокие груди. Деревянный каркас скрипнул, затрещал от тяжести. И юноша привалился к подруге, причем мускулистая нога, выдвинутая вперед, просунулась между ее расставленных. Она даже назад подалась. Лица их, впрочем, оставались безмятежными.
— Черт знает что! — выругался бородатый скульптор, увидев свой вчерашний эскиз. — Каркас покосился, глина оползает. С чего бы это?
ПРИНЦЕССА
Странное дело, эта девочка помнила себя принцессой.
— Когда я была принцессой… — говорила она.
— А что ты ела тогда? — спрашиваю.
— Фрикассе и бланманже.
Что такое, и не знаю. Видно, не принцем был в прошлой жизни.
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
В нашем переулке утром. Красная темная рожа в тени, пьяный — на расстоянии слышно, рыжие волосы ореолом на солнце. Короткий плащ и волосатые голые ноги. Озирается, трясет его вроде. Точно, приключения бурной ночи. Утешал, исповедовал немолодую уже, но ядреную. Мужа нечистая сила принесла, застал любовников врасплох. Так бежал от него, что из книги новелл Боккаччо выскочил. Куда ты попал, монашек?
ПЛОТЬ
Рынок. На прилавке разложены мокрые куски свинины, бледные трупики кур, по которым ерзают тяжелые груди бабы-торговки. Круглые живые глаза азербайджанца жадно пожирают ее обтянутую грязным и сальным ситцем плоть.
— Выбирай… Хочешь этот кусок? — груди колыхнулись, чуть не вывалились, снова поехали.
— Хочешь печенку? Бери печенку, — предлагают смуглые круглые, тяжко вздрагивая. (Печенка блестит, как новенькая «вольво».)
— Хочешь вымя?.. Почему, бери вымя! — и в обеих руках кусок держит, будто взвешивает. Да ведь это они, груди, себя предлагают сами. Настоящий разврат.
Азербайджанец провел языком по пересохшим губам и пробормотал что-то в сторону, наверно, выругался.
