Федор Шахмагонов - Из жизни полковника Дубровина
— Плен дело не шутейное! — поддержал Иван Иванович.
— Боялся он! — объяснила Шкаликова.
Вот она точка, вот те два слова, которые привели начальника отдела милиции к нам в Комитет государственной безопасности.
Я тут же спросил ее:
— Кого ои боялся?
Шкаликова скосила на меня глаза, вздохнула и не ответила. Задумалась.
— Рассказывай, рассказывай! — подбадривал ее Иван Иванович. — Это полковник госбезопасности Дубровин и его помощник. Им все нужно знать, чтобы разобраться!
— Как ночь, под кровать топор кладет... — продолжала Шкаликова. — На стенку ружье вешал, чтобы сразу рукой дотянуться. На окна глухие ставни поделал. У нас иx сроду не было. Он закрывал ставни изнутри и снаружи. Запрется кругом, запрет ставни, тусклую лампочку зажжет, ложится, а не спит... Не спит... Лежит часами с открытыми глазами. Или всю ночь ходит и ходит...
Собака залает: одна рука к ружью, другая — за топор... Успокаивала я его... Допытывалась... Сергей, говорю, ежели в чем виноват, пойди повинись... А он посмотрит на меня чудными глазами и молчит...
— Ждал он кого-то! — подсказал Иван Иванович.
Я смотрел на Шкаликову. Ответ мне ее был известен со слов Ивана Ивановича. Ответ этот тоже был всегонавсего намеком.
— Ночи долгие... Сама ведь тоже не сплю... Как-то ночью совсем измаялась. Спрашиваю, кого ты ждешь?
А он вдруг говорит: если б знал, кто придет, встретил бы... И топор взял бы!
Иван Иванович многозначительно посмотрел на меня поверх ее головы. Понятно? Понятно, кого топором встречают?
Но сам Шкаликов, сам он, кто же таков?
Из ее рассказа мало что прояснялось. Работал он, как из плена пришел, на тихих, незаметных работах.
Служил в бухгалтерии лесхоза контролером, ушел обходчиком леса, потом ночным сторожем на складе. Вернулся он из плена еще молодым. Почему же ему не захотелось попытать себя на деле более значительном и интересном?
И не пил... Трезво жил.
Шкаликова заканчивала:
— А как дочь родилась — успокоился. Радовался он ей! A тут и исчез...
И вдруг открылось: каждый месяц аккуратнейшим образом шли к ней денежные переводы из разных городов и поселков. Всегда одна и та же сумма. Смутило нас, что переводы шли от разных лиц. Города, из которых приходили переводы, в разных концах. Могло создаться впечатление, что человек, делающий переводы, все время находится в дороге. Я сейчас же дал указание изучить географию переводов, чтобы уловить хоть какую-нибудь связь между ними.
Со своим помощником Василием Михайловичем Снетковым мы работаем уже несколько лет. Он пришел в Комитет государственной безопасности со студенческой скамьи нз юридического института. Мне из кадров прислали его в отдел "посмотреть".
Сильные очки искажали глаза Снеткова, укрупняя их, когда он снимал очки, выражение его лица становилось беспомощным. Снетков очень скупо и даже серо рассказал о себе. Могло показаться, что это скучный человек, но и под очками и без очков глаза его говорили о многом. О широте, о мягкости, светился в них и юмор. Он скорее напоминал ученого-историка. Такие сидят в библиотеках часами над фолиантами, выискивая удивительные открытия, и там, где, казалось бы, уже открыть ничего невозможно.
С тех пор много утекло воды. Я имел случай убедиться, что Снетков, я звал его просто Василием, способен вникнуть в самые запутанные дела, что он и находчив и смел.
Он присутствовал при нашей первой встрече с начальником отдела милиции. Выслушал его рассказ. Я спросил Василия, как он относится к этой истории.
— Топор, ружье, ставни... Это интересно! Не от милиции и не от нас он собирался отбиваться топором... Послушайте, Никита Алексеевич! Интересное это дело!
Разрешите я поеду...
Поехали мы вместе. Прежде чем войти в дом к Шкаликовой, мы с Василием подошли к окну. Заглянули внутрь комнаты. Интересная деталь, в окно была видна задняя стена. На стене, как это обычно бывает в деревенских избах, развешано множество семейных фотографий. Висел портрет молодых: Шкаликов в солдатской гимнастерке и его жена. Несколько послевоенных фотографий Шпаликова. Заглянув в окно, ночной посетитель мог увидеть все эти фотографии. Они могли подтвердить ему, что он пришел по адресу.
Итак, Шкаликова все рассказала. Мне в общем-то были понятны мотивы, которые привели ее в милицию.
Но мне хотелось, чтобы она сама это объяснила. Я спросил, что ее заставило обратиться в милицию. Шкаликова задумалась.
— Для себя вы никакой беды не ждали?
— Для себя? — спросила она с удивлением. Но тут же удивление и прошло. Она задумалась. — Для себя? — переспросила она. — Нет! Для себя не ждала! Бабье чутье подсказало, что вот он, тот самый, кого боялся Сергей, для кого ружье и топор под рукой держал...
Я слушал ее и думал, как спросить о переводах? Сказала, что — муж жив, переводы получала, не могла же она не знать, от кого идут переводы?
— Скажите, Клавдия Ивановна, когда вы получили последний денежный перевод от мужа?
— На днях! — ответила она чуть слышно.
— Алименты по договоренности?
Она оставалась по-прежнему спокойной, как спокоен человек, ничего не утаивающий.
— Ни о чем я с ним не договаривалась... Исчез — и все... Утонул... Так я и считала, что утонул...
— Когда вы догадались, что переводы идут от него?
— Чего же гадать? Кто же еще пошлет? Кому нужно? Думала поначалу, что другую нашел... Другую нашел бы — деньги не посылал бы!
— Где же он?
— Не знаю...
— Вы его искали?
— Зачем? Что с ним делать, если жизнь ему с нами занедужилась?.. Дочь поднять — он мне помог! Спасибо ему и на этом! Подросла вот! Да какие у него заработки? Таится от всех, боится всего...
— Что? Что его заставило уйти? — спросил Василий.
Не хватало, ему, видимо, какой-то последней точки в психологическом рисунке Шкаликовон.
— Намек он мне давал... Оттуда должны прийти...
С пленом это связано! Что у них там вышло, не знаю...
Только говорил: придут — мне один конец. Или руки на себя наложить, или топором встретить!
— За мужа испугались? — не выпускал ее Василий.
— За него...
— Вы не сказали гостю, что ваш муж жив?
— Никто этого не знает... Я только вам открылась...
На этом все здесь и обрывалось...
Итак, Шкаликов боялся, что к нему явятся "оттуда".
Он не хотел этой встречи. Стало быть, эта встреча была для него ужасна. Или топором встретить того, кто придет, или руки на себя наложить.. Это не ссора!
Это...
Иван Иванович взял на себя смелость произнести это слово, когда мы пришли к нему в кабинет.
— Его завербовали на оседание... Связь оборвалась...
Он боялся, что придут... Потребуют работы...
Версия как версия... Я против того, чтобы так быстро выстраивать версии. Решили немедленно искать Шпаликова.
* * *
Почему исчез Шкаликов, что заставило его скрыться от семьи? Никаких сомнении, что он любит дочь! Никаких! Неужели он так ни разу и не повидал ее? А если и повидал, то никто об этом и не догадывался...
И сразу же вопрос: когда он скрылся? Год и день мнимой смерти ничего не разъясняли. Он скрылся после того, как родилась дочь. Это единственная внешняя примета. Они как-то увязаны, эти два события в его жизни.
Но как? Почему он скрылся, что заставило его разыграть смерть? Что-то очень серьезное!
Само по себе исчезновение Шкалнкова не побудило бы нас взяться за это дело, его поиски остались бы в компетенции милиции. И переводы со сложной географией мало еще о чем говорили. Такого рода истории встречались и без столь мрачной подоплеки. Главное — это намек Шкаликовой, что он ждал кого-то "оттуда". "Оттуда" мог появиться экземпляр, интересный и для нас.
Искать Шкаликова. Вот к чему сводилась наша задача, искать ночного посетителя было почти безнадежно.
И все же...
Дочери Шкаликовой пятнадцать лет, вполне сознательный возраст... Она видела в лицо незнакомца. Надо было составить словесный портрет. Дочка Шкаликовой вдруг предложила:
— Я его сама могу нарисовать...
Оказалось, что она отлично рисует.
Наши товарищи попросили ее дать и словесный портрет. В результате что-то получилось. Мы имели хотя бы некоторый намек на его внешний облик. Это уже большое дело. И оно впоследствии сыграло свою роль.
Я верил Шкаликовой, что она не открылась незнакомцу, что она действительно с ним не разговаривала, что она ни с кем не поделилась своими догадками, что се муж жив, и, уж конечно, никому не говорила, что регулярно получает от него алименты.
Мог ли кто еще знать, что Шкаликов жив? Мог ли этот незнакомец, мог ли Сальге (мы теперь знаем его имя) искать Шкаликова через других лиц? Этого мы тогда нe знали
Подняли архивы. След, как это ни было удивительно, все же нашелся. Что побудило старшего лейтенанта Колобкова из особого отдела 39-й гвардейской стрелковой дивизии оставить это дело в архиве, не знаю. Старший лейтенант Колобков погиб смертью храбрых при штурме польского города Познани.
