Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь
Четыре женщины находились примерно в тридцати метрах от него, когда вдруг осветились и вывеска, и витрина. Мужчина вздрогнул от яркого света и, устыдившись того, что его застали разглядывающим фотографии обнаженных женщин, поспешил уйти.
— Ты видела? — спросила Мари-Лу.
— Ну и что?
— Да ничего.
Выскочил Эмиль в униформе, обшитой галунами, и встал на краю тротуара. Внутри мадам Флоранс уже сидела у кассы, а бармен Людо расставлял свои бутылки.
— Добрый вечер, мадам Флоранс.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, мадам Флоранс.
— Добрый вечер.
Они проходили одна за другой, как монастырские воспитанницы перед матерью-настоятельницей, и испытывали такой же страх. Музыканты настраивали свои инструменты.
— Мари-Лу!
— Слушаю, мадам.
— Ваши ногти?
Мари-Лу, торжествуя в душе, показала свои руки со свежим маникюром, ибо накануне мадам Флоранс сделала ей замечание по поводу ее грязных ногтей.
— А ваши волосы?
Они были явно жирными, а приглядевшись, можно было различить белые точки перхоти.
— Я сегодня не могла попасть к парикмахеру. Я пойду к нему завтра.
— И чтобы это было сделано!
Наташа и Кетти уже вошли в служебное помещение, куда направлялась и Селита, как вдруг услышали, что ее окликнули:
— Селита!
— Да, мадам Флоранс.
— Кажется, вы приходили сюда сегодня днем?
Эмиль не мог ей рассказать, ибо он страстно влюблен в нее, как школьник, и сегодня подвел ее к отверстию в двери, то не столько для того, чтобы насладиться сообща зрелищем, сколько для того, чтобы очутиться рядом с ней.
Леон тоже не заинтересован говорить, учитывая отношения, которые существуют между ними.
Наверное, мадам Флоранс заходила в «Монико» еще до ухода уборщиц. Она иногда так делает, но как бы то ни было, ничто не ускользало от ее внимания.
— Вчера я забыла взять с собой мою юбку, которую порвал один из посетителей. Он вцепился в нее, когда я проходила мимо. И я заскочила сюда днем, чтобы починить ее.
В отличие от Мари-Лу Селита не опускала глаз. Напротив, она смотрела прямо в лицо хозяйке, пряча при этом насмешку в уголках губ.
Невозможно было не почувствовать иронию в ее тоне. Уже в течение нескольких месяцев между ними шла скрытая борьба. И трудно было предугадать, кто из них победит. Единственно, что можно было сказать определенно к настоящему моменту, это то, что одна из них — законная жена месье Леона, а другая таковой не является.
— Чего же вы ждете?
— Я не поняла, что вы уже кончили задавать вопросы.
Мадам Флоранс не могла не знать о визитах ее мужа в квартиру на площади Командант Мария в те часы, когда Мари-Лу ходит по магазинам. Бывало такое у Леона и с другими, но не так долго и совсем иначе.
В «Монико» он не уделял особого внимания Селите, а когда обращался к ней, то чаще всего в грубой форме. И он это делал даже не для того, чтобы усыпить бдительность супруги, но, несомненно, потому, что нередко испытывал прилив ненависти к танцовщице.
На улице Эмиль бросился с красным зонтом к какой-то машине, которая остановилась, и только он изготовился открывать дверцу, как машина, водитель которой просто закуривал сигарету, тронулась с места. Раздосадованный, он вновь занял свое место у входа в кабаре, откуда доносились звуки музыки. Это было похоже на рыбную ловлю, когда бывают удачные и неудачные дни. При виде каждой машины, которая сворачивала на улицу, где находилось кабаре, Эмиль испытывал то же волнение, что и рыбак, когда его поплавок начинает дергаться и погружаться в воду.
— Скоро начнется, дамы-господа!..
— В котором часу?
Он не решался чересчур нагло врать, поскольку спектакль практически не начинался раньше полуночи, а иногда и позже, если не набиралось достаточно народу.
Некоторые прохожие раздвигали занавес у входа, но при виде пустого зала отходили, несмотря на зазывные звуки оркестра.
— Мы скоро вернемся.
— Будет лучше, если вы закажете столик заранее.
Бывали дни, когда, напротив, буквально за несколько минут как бы происходило чудо, и посетителей набиралось столько, что некоторые из них из-за нехватки мест в зале толпились у стойки бара.
Наверху, в артистической комнате, четыре женщины были заняты косметикой. Наташа сразу же обратилась к Селите:
— Это ты у меня украла пудру?
Селита ничего не ответила. Остальные не обращали на них внимания.
— Если бы ты у меня ее попросила, я бы тебе сама дала, а ты…
Наташа схватила сумку Селиты, извлекла оттуда пудреницу и высыпала ее содержимое в корзинку для бумаг, где валялись грязные куски ваты.
Этот поступок не вызвал у Селиты никакого протеста. Она только бросила злой и пронзительный взгляд, не прекращая расчесывать волосы.
Кто-то быстро шел по темной улице, нарушая тишину ритмичным постукиванием каблуков. Эмиль посмотрел на часы и, когда женщина поравнялась с ним, прошептал с тревожной интонацией:
— Поторопитесь, мадемуазель Франсина!
Это была красивая девушка, свежая и плотная, с вьющимися волосами. Дойдя до бара, она перестала спешить, ибо понимала, что на нее смотрят все — и Людо, и музыканты, и официант Жюль, ставящий на столы ведерки с шампанским.
— Прошу прощения, мадам Флоранс. Я немного опоздала.
— Одиннадцать минут.
Не дожидаясь объяснений, хозяйка вынула из ящика стола блокнот, где были записаны фамилии всего персонала. Около некоторых стояли крестики.
— Это из-за соседки, у которой я оставляю моего сына на ночь. Она не вернулась вовремя, и я не могла оставить Пьеро.
— Сожалею, Франсина.
Еще один крест добавился к трем другим. Каждый означал пятьсот франков вычетов из зарплаты Франсины.
— Я бежала так быстро, как могла.
И действительно, она еще задыхалась.
— Идите снимайте пальто.
Франсина не была танцовщицей, не пела, не выступала ни с каким номером. В ее обязанности входило развлекать посетителей, танцуя и выпивая с ними, кроме того, она же принимала и выдавала верхнюю одежду.
Месье Леон пришел без пяти десять, уселся на табурет у стойки и огляделся, чтобы удостовериться, что все в порядке.
— Ты подготовил шляпы? — спросил он у Жюля-официанта.
Обычно раздавали посетителям бумажные и картонные шляпы, иногда ковбойские головные уборы или матросские береты, а порой и цилиндры, ярко окрашенные в разные цвета.
— Ты думаешь, она придет? — спросила его жена, которой он рассказал о новенькой.
— Я в этом уверен.
Эмиль ввел наконец двух посетителей. Они собрались было устроиться у стойки, но к ним подбежала Франсина и усадила их за столик, теперь они уже никуда не денутся.
Почти в то же время Мадо Леруа — девушка, что приходила днем, — раздвинула двойную бархатную портьеру и остановилась в дверях, с трудом узнавая помещение.
Мадам Флоранс тоже была несколько удивлена, так как новенькая была совсем непохожа на тот сорт девиц, к которым привыкли в «Монико». Нахмурив брови, она вопросительно посмотрела на мужа.
Первым заговорил бармен Людо.
— Есть хороший столик в глубине зала, мадемуазель.
Появился еще один посетитель, из числа завсегдатаев. Он уселся на самый крайний табурет у стойки и, прислонившись к стенке, спросил:
— Виски, Людо.
— Сию минуту, доктор.
Он почти всех называл доктор, и некоторым это льстило.
Мадам Флоранс приоткрыла находящуюся рядом с кассой дверь служебного помещения и крикнула в сторону железной лестницы:
— Эй вы, там, наверху!
На втором этаже торопливо задвигались. Наташа и Кетти спустились первыми. Подходя к лестнице, Мари-Лу спросила:
— Ты действительно украла у нее пудру?
Селита ничего не ответила, только пожала плечами.
Внизу новенькая сидела в напряженной позе за столиком, где уже стоял стакан с какой-то желтоватой жидкостью.
Кетти, толстая не меньше, чем Мари-Лу, но с более чувственной и агрессивной вульгарностью, направилась к двум мужчинам.
— Кто из вас пригласит меня на танец?
Наташа подошла к стойке бара и собралась последовать ее примеру.
Тем временем в зале также появились Селита и Мари-Лу.
Им предстояло завлекать клиентов, создавать веселую и непринужденную обстановку.
Эмиль с ликующим видом раздвинул занавес, чтобы ввести в зал целых три пары — каких-то голландцев, которым даже скверная погода не помешала, судя по их лицам, обгореть на солнце.
Пять минут спустя дирижер оркестра Джианини начал выкрикивать в микрофон слова каких-то песенок, и все принялись танцевать на небольшой площадке, задевая друг друга.
К полдвенадцатому уже три четверти столиков были заняты, тогда мадам Флоранс дала сигнал, позвав вполголоса: