Морис Дрюон - Дневники Зевса
Поутру люди видели, как поднимается большое золотистое облако, откуда выскальзывают блестящие капли росы: это перевозили наше ложе. Там, где мы любили друг друга, тотчас же вырастали пышные травы и благоуханные цветы: изнеженный гиацинт, шафран, а порой влажный лотос.
Народы благословляли наше прибытие. Мы, повелители черных туч и белой молнии, повсюду приносили с собой оплодотворяющие дожди.
Так мы посетили зеленую Эвбею, чьи леса склоняются к морю, и оставили ее навсегда богатой плодами, щедрыми жатвами и высокими подсолнухами, а также настоящими людьми, которые любого человека воспринимают как брата и как равного.
Мы были в Аттике, были в Арголиде, окрасив ее глубокие охристые лощины зеленью. Мы останавливались на многих островах, которые, растянувшись от Греции до Азии, составляют путь богов...
Первое разочарование нас ожидало на Самосе. Там Гера произвела на свет Гефеста. Мы-то воображали, что плодом наших совершенных ночей будут только совершенные боги. Однако тот, кого мы породили, оказался уродлив. У него было курносое личико, слишком большая голова, слишком широкие плечи и короткие вывернутые ноги, обрекавшие его на вечную хромоту. Я не смог скрыть досаду. Неужели это тот самый задуманный мною сын? Я сравнивал его с великолепными богинями, которые рождались от меня прежде: с Музами, Горами, Грациями. Все мои дочери были красивы, даже Мойры, даже трагическая Персефона. Прекрасные и легкие, как Геспериды, прекрасные и сильные, как Афина. Все, кто меня окружал, смотрели на жалкого уродца и уныло переглядывались. Я искал причину неудачи. В чем была ошибка и кто виноват? Неужели этот колченогий малыш был намеком на то, что дети, рожденные в браке, удаются хуже, чем дети свободной любви?
Гера легко догадалась о моих мыслях, ее страдания усилились. Обычно столь спокойная, столь хорошо умевшая напускать на себя величественность, она вдруг показала, на какие внезапные вспышки ярости способна, когда житейские неурядицы задевают ее гордость.
— Не хочу такое чудовище! — вскричала она. — Я рожу тебе других детей, гораздо красивее!
И, схватив младенца за кривые ножки, она швырнула его с Самоса как можно дальше, на север.
Признаюсь, я не сделал ничего, чтобы остановить ее.
Бедный Гефест, дрыгая в воздухе своими розовыми вывернутыми ножками, описал длинную дугу над Хиосом и Лесбосом и бултыхнулся головой в море близ Лемноса. Волны поглотили его.
Я испытал одновременно успокоение и стыд.
— Это наш дядюшка Океан посоветовал мне завести сына. Ну что ж! Пусть его и получит! — сказал я, чтобы скрыть угрызения совести.
Хоть я и не дошел до пожирания своего ребенка, но разве не повел себя как мой отец Крон, истреблявший собственное потомство?
Прорицание Реи. Рождение Илифии. Храмы Пестума. Обязанности ИлифииМы продолжили наш путь, сделали много остановок на берегах ближней Азии, коснулись Родоса, потом Крита. Я старался выглядеть оживленным, но на сердце было тяжело. Я усердствовал в своих царских делах, определяя будущее областей, через которые мы проходили. Отправлял Ириду-посланницу с повелениями богам: «Тут хочу цивилизаций, там хочу храмов...» Так можно свершать большие дела, имея при этом тайную рану в душе. Я носил в себе тень, омрачавшую дни; даже залитые светом берега порой заволакиваются туманом. Наваждение, о котором мы с Герой не осмеливались говорить, и ночью не покидало нас.
Я вновь с волнением увидел родной Крит, где мое изображение, появившееся задолго до меня самого, по-прежнему возвышалось на горе. Вместе с Герой мы навестили нашу мать Рею, и та приняла нас печально и напыщенно, по-прежнему кутаясь в свои вдовьи покрывала. Я не заметил большой искренности в пожеланиях счастья, которыми она приветствовала нас. Теперь Рея наравне с прародительницей Геей почиталась Великой богиней-матерью и в этом качестве также давала прорицания. Отсутствующий взгляд, напряженное лицо с выражением изнеможения и муки, рука, прижатая к увядшей груди... Рея изрекла следующее:
Близ матери уст рождение родится.
Павший в волны огонь вернется под землю.
Пустыни плодом станет дающая свежесть.
Лязгом воздух наполнит сеятель войн.
Мы поблагодарили Рею и удалились.
— Что она хотела этим сказать? — спросила меня Гера.
— Думаю, прорицала по поводу наших детей.
— Мы же ни о чем не спрашивали.
— Нет, но думали об этом.
Мы оба успокоились, лишь когда в Кампании, что у италийских берегов, Гера родила нашу дочь Илифию. Мы склонились над малышкой, едва она появилась на свет. Уж она-то была, благодарение Судьбам, вполне нормальной. Мы осмотрели ее со всех сторон: ручки-ножки прямые, тельце вылеплено хорошо, голова и шея пропорциональны. Я радостно вскричал:
— Храмы, храмы, чтобы навсегда отметить это счастливое событие!
Мой голос достиг Пестума, где в будущем предстояло воздвигнуть святилища в честь олимпийцев, одновременно гигантские и соразмерные, столь явно внушенные гению человека гением богов, что еще и сегодня, когда вы приближаетесь к их руинам, вас наполняет, возвышает, возвеличивает чувство восторга и счастья.
Кто не видел, как свет и тень чередуются под этими золотистыми колоннадами, тот не созерцал поступь богов. Но камни фронтонов разошлись, кровли обрушились.
Вы, смертные дети мои, больше не поклоняетесь нам. Однако вас сменили животные и растения. Акант и смоковница тянут к нашим алтарям свои резные листья; мята и чабрец источают запахи среди мраморных плит; вороны ютятся во фризах; голубка воркует на капители. Жизнь продолжает почитать нас.
Илифия быстро выросла в богиню и стала такой, какой и остается: крепкой, но без изящества, с мясистыми, проворными руками и чуть хрипловатым голосом. Она скорее энергична, чем соблазнительна. Но в том деле, для которого она предназначена, красота ни к чему. Илифия — божество, покровительствующее деторождению. Ее задача — помогать богиням и смертным в этих трудах. Присев на корточки перед тужащейся роженицей и воткнув рядом с собой факел, чтобы выманить ребенка на свет, она облегчает роженице муки; ни одно разрешение от бремени не может обойтись без Илифии.
Так прояснилась первая часть пророчества Реи. Ведь Илифия, богиня рождений, сама родилась близ города Кум — древнего оракула, то есть в одном из мест, где Великая мать и ее прапраправнучки объявляют решения Судеб, впрочем не понимая их.
Брошь Тефиды. Гефест занимает место среди богов. Его нрав и трудыМы продолжили наше путешествие. Двигаясь вдоль берегов Лация, Этрурии, Прованса, останавливаясь на какое-то время у наших родственников — бога реки Тибр, богини реки Роны, — мы обогнули широкий голубой бассейн, вкруг которого предстояло возникнуть вашим городам, искусствам и торговле.
Однако, двигаясь вдоль берегов Иберии, мы вдруг увидели, как из воды вышла Тефида, супруга Океана, явившаяся поприветствовать наш свадебный кортеж. На ее груди, удерживая складки волн, красовалась большая брошь восхитительной резьбы, где тысячами огней искрились драгоценные морские каменья. Ни одна из богинь, даже Афродита, не владела подобным сокровищем, и пока ни один бог не мог такое сотворить.
— Кто преподнес тебе этот восхитительный дар? — спросила Гера, чьи глаза блеснули вожделением.
— Один божественный хромец, упавший в море возле Лемноса.
Мы с Герой переглянулись, оценивая наш промах. Гефест! Гефест, от которого мы трусливо, постыдно хотели избавиться, бросив в волны! Это он тот мастер, что изготовил драгоценность. Разве не подобает нам гордиться сыном, который может создавать такие вещи, несмотря даже на его уродство?
Я поблагодарил Тефиду за то, что она приютила Гефеста, что заботилась и растила его в своих глубоководных дворцах на западе области Гесперид.
— Но кто обучил его искусству и вдохновил на создание этой драгоценности?
— Никто. Хотя, скорее, нет: его благодарность. И желание быть любимым, — ответила Тефида. — Тот, кто не привлекает к себе любовь сам по себе, старается снискать ее своими делами.
— Как ты думаешь, простит ли он когда-нибудь своих родителей?
— Он только и ждет, когда вы раскроете ему свои объятия.
Дивная Тефида, самая младшая из титанид, достойная сестра Памяти, безупречная супруга Океана; плодовитая Тефида, мать трех тысяч рек, что орошают материки, и все еще достаточно богатая любовью и добротой, чтобы спасать и питать брошенных детей! И при этом ни слова упрека или порицания. Каждое из ее слов усугубляло мое замешательство.
Гера была смущена не меньше меня. Могла ли она забыть, что и сама когда-то была подобрана Тефидой и избежала богоубийственной ярости нашего отца Крона благодаря этой богине?
