Корреа Эстрада - Дом с золотыми ставнями
Между тем сеньора просила меня бывать в доме чаще и для этого переселила со всем семейством в помещение для прислуги. В моей прежней каморке разобрали одну из стен, так что помещение увеличилось вдвое, плотнику Мартину срочно заказали мебель в новое жилье, в том числе кровать в восемь фунтов длиной. Старик посмеивался, записывая размеры – "знаем, для кого!" Очень скоро мы устроились не без удобства.
Сеньора сама крестила мальчика и назвала его Энрике.
Когда ребенку исполнился месяц, мы с Обдулией сделали ему татуировку, обведя запястья и руки двумя рядами точек, по шестнадцать в каждом ряду; а за левым ухом, в месте, которое еще не прикрывал младенческий пушок, но которое потом должно было надежно скрыться под волосами – символ священного молота Шанго.
Оберегающие знаки мы делали едва видными, чтобы лишь знающий человек мог разгадать смысл этих меток.
В это время я уже начинала исполнять кое-какие работы по дому, а чтобы Инфант (так сеньора именовала крестника) не оставался один, к нему приставили нянькой одну из дочерей мулатки Луисы, десятилетнюю вертихвостку Фе. Ну, конечно, и мне разрешалось в любое время наведываться в пристройку, чтобы покормить малыша или просто на него посмотреть. Я пользовалась большими привилегиями и могла бы вовсе не работать еще долго, если бы хотела. Однако негры завистливы на подобные вещи; а я не хотела, чтобы мне завидовали.
Прошло несколько неторопливых недель, прежде чем события получили продолжение. В Санта-Анхелику прибыл подтянутый, молодцеватый лейтенант жандармской службы Федерико Суарес, двоюродный брат сеньоры, так же как и она, внук главы рода Фульхенсио Суареса.
Ни от кого не укрылось, с какой радостью сеньора встречала кузена, хотя и знала о его "официальной миссии". Глава семь послал его разобраться на месте в подробностях происшествия, описанного вдовушкой – штатным осведомителем. Со слов нянюшки Саломе я знала, что сеньора, оставшись сиротой в раннем детстве, воспитывалась в доме деда, а точнее – в семье своего дяди, вместе с его сыновьями. Донья Белен и дон Федерико были почти ровесники; всем бросалось в глаза их фамильное сходство – люди со стороны считали их родными братом и сестрой, но сведущая Саломе утверждала, что оба они были копией деда Фульхенсио и в детстве на маскарадах, случалось, путали свои сходством гостей. Оба были небольшого роста, хорошо сложены, смуглы, черноглазы, черноволосы.
Потом я узнала, что к сходству фамильных черт добавлялись общие черты характера, таких как неробкость, упорство, решительность в действиях, живой ум и пренебрежение к условностям общества в тех случаях, когда общество об этом не могло узнать.
Я обратила на дона Федерико внимание, когда он самолично препровождал на конюшню свою редкостной красоты гнедую пару, выпряженную из коляски. Он дружески приветствовал Факундо, и тот расплылся в улыбке гостю навстречу.
– Мы знались еще в детстве, – говорил мне после Гром. – Он не чета нашему хозяину! Он еще спросил: что, из-за твоей жены заварился весь тарарам? Неужто впрямь так хороша?
– Ну и что ты сказал?
– Сказал – главное, что моя; а там кому что нравится. Он посмеялся и пообещал разобраться во всем по справедливости. Старый Фульхенсио ему доверяет, а у них в семье все будет так, как скажет дед. От дона Федерико много зависит в том, что решат делать с ребенком. Но поскольку он в большой дружбе с сеньорой, а сеньора не захочет тебя давать в обиду, я думаю, что все обойдется.
В тот же день сеньора просила подать кофе в кабинет, а потом туда же принести ребенка. Я принесла корзину со спящим мальчиком (на удивление спокойный был малыш) и хотела было уйти, но она велела мне "стоять у входа, слушать и помалкивать, потому что это тебя тоже касается".
На диване и креслах сидели хозяева, тетушка и гость. Гость с интересом смотрел на ребенка, на меня, на сеньора:
– Итак, Фернандо, перед нами находится воочию и во плоти одна из твоих глупостей. Что ты собираешься делать?
– Дать свою фамилию.
– Хорошо, но не достаточно. Как я понял, мать ребенка крещена и имеет метрику с фамилией Лопес… а, кстати, не могли бы вы рассказать, откуда девчонка взялась?
– С рынка, – поджав губы, ответила вдовушка.
– Позвольте мне, – попросила сеньора. Она изложила историю внятно и правдоподобно, но по-своему. Обдулия даже не упоминалась, роль самой сеньоры сводилась к укрывательству тайных свиданий, и все произошедшее приписывалось магической силе моей скромной особы.
Дон Федерико с меня глаз не сводил, словно сам был уже зачарован. А я изучала его самого – движения, выражения глаз и голоса, одной мне видимые цветовые оттенки и переходы. Дон Федерико не был прост, но я его поняла. А главное, я заметила, что он тоже кое-что понял во время нашего безмолвного разговора… и что без последствий эта перестрелка глазами не останется.
После долгих объяснений вердикт был вынесен. Официально ребенком Фернандо Лопеса мой сын не признавался, и это, на мой взгляд, было к лучшему. Он получает статус свободного цветного со всеми соответствующими документами. Малыша оставляли при мне до тех пор, пока не подрастет. Затем его отправят в дом Суаресов в Гавану, где дадут образование и приставят к какому-нибудь делу.
Решение устроило всех, кроме вдовушки. Но она до поры оставила свое мнение при себе.
Тем же вечером, готовя сеньору ко сну и сплетничая о перипетиях минувшего дня, я незаметно навела ее на мысль спросить:
– Сандра, как тебе показался мой кузен?
– Он человек сильный и мужественный, из тех, на чье слово можно положиться. Он очень неглуп. Он мог бы стать святым, если бы пошел в монахи. Но он предпочел карьеру… а также возможность наслаждаться жизнью в самой полной мере, какую позволяют приличия, или вовсю, когда никто не видит.
– Точно! – отвечала сеньора. – Откуда ты это узнала?
– Я же хоть и плохонькая, но колдунья…
– Что еще ты о нем скажешь?
– Он был бы для вас самым лучшим мужем и отцом ваших детей.
Она ответила не сразу.
– Что толку об этом говорить? Меня отдали замуж в пятнадцать, ему шел четырнадцатый. А теперь поздно. Он, правда, до сих пор не женат, но это дела не меняет.
– Даже если бы он был женат, он оставался бы вашим самым близким другом. Или нет?
Сеньора насторожилась:
– Сандра, скажи-ка, что у тебя на уме? Без утайки.
– Я скажу, только вы не торопитесь отвечать, сначала подумайте. Донья Белен, в этом месяце будет ваша луна, ваше долгожданное полнолуние. Не потеряйте его впустую, потому что от мужа вам не понести. Дона Федерико вы любите больше чем по-сестрински, и не пытайтесь это отрицать передо мной. Он не проболтается никому и никогда. Ребенок будет похож на вас, во всяком случае на вашу родню.
Что касается приличий – кто сто раз говорил, что все должно быть шито-крыто?
Это относится не только к мелким прегрешениям, но и к большим добрым делам. Вам нужен ребенок, и вы имеете право его получить. Это никак нельзя причислять к грехам!
– Федерико привык считать меня сестрой… он не увидит во мне женщину.
– Вот уж ошиблись так ошиблись! Он с радостью ее в вас разглядит.
– Но как я ему об этом скажу? Я сгорю от стыда!
– Немного краски на лице, и вы будете неотразимы в праведности. А начать можно так: "Федерико, мне нужна твоя помощь в одном чрезвычайно деликатном деле…" Слово в слово я услышала это начало на другой день в просторной беседке в саду, куда ливень загнал эту парочку и меня, сопровождавшую их с корзиной для рукоделия. Меня выслали на целых десять шагов на другой конец навеса. Осенний ливень гудел и грохотал, я скорее угадывала, чем слышала разговор, но было не трудно понять, что оба пришли к соглашению сразу.
В тот же вечер у доньи Умилиады разболелась голова, и она ушла к себе в комнату.
Сеньор вдруг оказался пьян в стельку с пары рюмок коньяка и уснул. Лысый араб стал хорошо разбираться в местных травах! Маноло тоже храпел, Натана давно выслали из дома, а на Саломе можно было положиться. Потушив свечи, я ушла к себе, а сеньора заперла двери.
Факундо пришел промокший до нитки, пришлось его растирать грубым полотенцем и переодевать в сухое. На жаровне с углями грелся кофе.
– Ну что, – спросил он, – свела эту парочку?
– Думаешь, это было трудно?
– Дон Федерико поглядывал на тебя чаще, чем на нее.
– Что я могу с этим сделать?
– Пожалуй, ничего. Разве что пореже попадаться ему на глаза… хотя этим не поможешь. По-моему он уже пропал.
Муж был прав, я приняла это к сведению. Но дон Федерико задержался еще на три дня, и избежать встреч – при моей работе в доме – было невозможно. Я накрывала обед, подавала кофе, приносила лимонад, а он раз за разом все дольше и дольше задерживал на мне взгляд, в котором все читалось так же ясно, как в раскрытой книге.
Вечером перед отъездом он встретил меня на полутемной лестнице. Молча попытался обнять за талию. Был остановлен властным жестом поднятой ладони. Беззвучно усмехнувшись, повиновался – поймал мою ладонь, склонился к пальцам непокрытой головой с шапкой жестких прямых волос и отстранился, пропуская вниз. Я выскользнула в боковую дверь, чувствуя на затылке ожидающий взгляд: "Оглянется или нет?" Не оглянулась. Он меня не окликнул. Ни единого слова не было сказано.
