Григорий Чхартишвили - ОН. Новая японская проза
Я превратился в рыбака-бобыля, снимающего угол в общей комнате барака. Тебе повезло, ведь там, где ты упал, было много разных, к тому же совершенно друг другу чужих людей, поэтому у тебя нет ни имени, ни профессии. Чаще всего бывает так, что ты становишься кем-то, даже не успев высказать своего желания.
— Да, похоже, что мне и в самом деле очень повезло.
— Это верно. Ты — никто. И что самое главное — ты молод. Целых два месяца я прожил в обличье Умихико, известного по всей округе ловца кальмаров. Только дельфинов убивать я так и не научился. Вскоре я покинул эту деревню и долго скитался в поисках более людного места. Причем нельзя сказать, чтобы у меня были определенные виды на будущее или по крайней мере какие-то желания. Будь мне восемнадцать, я бы еще мог сойти за юнца мечтателя, но от роду пожилому человеку вряд ли пристала такая роль. Наверно, многие, видя, как я бесцельно брожу по улицам, принимали меня либо за опустившегося бродягу, либо за человека, потерявшего память. Не раз меня останавливал полицейский и начинал расспрашивать, где я работаю. Тогда я снова назывался рыбаком. Рыбак на отхожем промысле… По крайней мере, это было всем понятно.
Вскоре деньги у меня кончились, и я поступил на службу в транспортное агентство. Обладая железным здоровьем рыбака, я вкалывал за двоих, не гнушаясь самой тяжелой физической работой. К счастью, зарплата в этом агентстве была сдельной. Я был верен земному принципу, который гласит, что лень — самый тяжкий грех. Поскольку тогда я еще не достиг земного просветления и не осознал всей бессмысленности этого принципа, то работал по тринадцать часов в день и в месяц получал около четырехсот тысяч иен. Впрочем, разве это не лучше, чем зарабатывать себе на пропитание, убивая и продавая дельфинов, которые, может быть, такие же падшие ангелы, как и ты сам? Ты понимаешь хоть, что такое деньги? Здесь, на Земле, они по ценности стоят на втором месте после жизни.
— Это когда на листке бумаги напечатано лицо человека и стоят какие-то цифры? То, что может превращаться в любые вещи?
— Да. Сами по себе деньги не имеют никакой цены, но в этих бумажках заключена сила, которая заставляет людей действовать, убивает их, сводит с ума. При этом ты не найдешь человека, который не желал бы денег. Именно они определяют ценность человека и укрепляют нити, связывающие его с другими людьми. То, что на Небе называют «любовью», здесь, на Земле, называется «деньги». Поэтому я и думал, что самое главное — стать богачом.
Год спустя я переехал в Токио. Здесь я начал изучать законы обращения денег. Мне казалось, стоит это понять, как сразу станет ясна структура земного мироустройства. Я изучал экономику и, стараясь попасть в исходный и конечный пункты движения денег, служил поочередно в компаниях по купле и продаже ценных бумаг, в страховых и рекламных агентствах. Пять лет я был «белым воротничком». Я оставался ангелом, хоть и падшим, а потому превосходил обычных людей интуицией и смекалкой. Где бы я ни служил, я оказывался самым предприимчивым. Сначала с видом вечного безработного я сидел где-нибудь в уголке у процессора. Занимаясь вроде бы пустяками, я спустя некоторое время уже четко представлял себе весь механизм производственной деятельности фирмы и между делом разрабатывал подробный проект обновления и усовершенствования этого механизма. Этот проект я потихоньку подкладывал начальнику на стол. Дня через три я приносил второй проект, а еще через четыре — третий. И как правило, через какую-то неделю я заправлял всеми делами фирмы.
За годы службы мой месячный заработок никогда не опускался ниже миллиона иен. Скоро я сам стал приобретать акции и преуспел в этом чрезвычайно. Я сделался одним из крупнейших налогоплательщиков столицы, мне принадлежали два дорогих иностранных автомобиля и здание в центре города.
Здесь, на Земле, таких, как я, называют счастливчиками. Моего внимания стали добиваться женщины, я постоянно был окружен толпой льстецов. Ведь вся эта публика свято верит, что мир вращается вокруг одного бога — денег. Мне захотелось узнать, что они думают о Рае. Я попытался выяснить, какой рай они создали бы для себя, имея достаточно денег. И представь себе, почти для всех Рай — это полная праздность. Пресытившись же праздностью, они начинают искать новых утех в чревоугодии, насилии, сексе, наркотиках, причем и здесь каждый старается перещеголять других. Никому и в голову не приходит ничего, кроме самых стереотипных удовольствий.
Мало чем отличаются и те, кто добился успеха в жизни собственными силами. Единственное отличие — они считают лень величайшим грехом и знают, что на земле Рай соседствует с Адом. Для них как Рай, так и Ад находятся на Земле, и человек попадает то туда, то сюда в зависимости от обстоятельств. Это понял и я за десять лет земной жизни.
На седьмой год я подвел черту под моей служебной карьерой. Всякое повторение неблагоприятно для ангела. Когда долго занимаешься чем-то одним, окружающие начинают смотреть на тебя с подозрением. Ангелу лучше все время менять обличье. Даже здесь, на Земле, я старался держаться с достоинством бывшего ангела. Впрочем, это единственное, что мне оставалось. Жизнь на Земле для нас — бесконечный кошмарный сон. Я верил, что только это достоинство, только память о своем происхождении и помогают мне держаться.
Я увидел свою миссию в том, чтобы объяснить жителям Земли, что такое Рай, что такое ангелы, объяснить в доступной земному восприятию форме. Меня называли то монахом, то богословом, то поэтом. Мне казалось, что, вкладывая в их головы правильное представление о Рае, я ускоряю его наступление на Земле. К тому же, чем больше падших ангелов, тем меньше расстояние между миром небесным и миром земным.
Мне никогда уже не вернуться на Небо. Именно поэтому я и должен спустить Рай на Землю. Возможно, Бог скажет, что мое желание — не более чем проявление мстительного духа падшего ангела. Но это не так. Просто в промежутках между кошмарами земной жизни хочется помечтать о рае для падших ангелов. И я уверен, что все небесные ангелы, которым там, на Небесах, нет нужды предаваться мечтаниям, упав на Землю, начинают мечтать о том же, о чем мечтаю я.
— Но что будет, когда на Земле настанет Рай? Что именно рисуется в ваших мечтах? — зевая, спросил мой гость. Я снял с полки три томика и протянул ему.
— Вот книги, которые я написал. Здесь все это в общих чертах описано. Возьми их себе. Впрочем, тебе нет нужды их читать. Ведь скоро и ты станешь мечтать о том же. А сейчас пора ложиться, светает. Да и надоело, наверно, тебе слушать чужие сказки.
Вот кровать, ложись. Сейчас ты сам узнаешь, что такое сон.
— А что нужно сделать, чтобы увидеть сон?
Я обнял его за плечи и подвел к кровати. Хорошо, что я как раз накануне поменял белье.
— Надо только лечь и закрыть глаза. Постарайся забыть о своем теле и растворись во мраке. Я буду сидеть рядом, пока ты не заснешь. Ведь это твоя первая ночь на Земле. Желаю приятных сновидений.
Этим вечером, рассказывая о своем горьком опыте земной жизни, я был по-настоящему счастлив. Словно на мой балкон упал кусочек Рая. Впервые за долгое время мне захотелось, оторвавшись от Земли, оказаться по ту сторону снов. Как только гость заснул, я проглотил пропитанный лекарством клочок бумаги и лег на кушетку. События этого дня утомили меня, но спать не хотелось.
Вскоре я почувствовал на своем лице легкое дуновение ветерка, веявшего каким-то сладковатым ароматом. С каждым мигом ветерок становился сильнее, он трепал мои волосы, играл полами халата. Окна были закрыты. Вне всякого сомнения, ветерок возник здесь же, в доме. Вот он окрасился в нежно-розовый цвет, и его порывы стали видимыми.
Судя по всему, прилетел он из той комнаты, где спал мой гость. Этот странный, обладающий цветом и запахом ветер дул порывисто, словно вздыхая; его нежно-розовые струи, причудливо извиваясь, метались по комнате, ударяясь о стены, о стол. Внезапно из-под моей кушетки вырвался смерч. Вращаясь, он ввинтился между моими ляжками и стал поглаживать мне пенис. С каждой секундой смерч набирал силу и захватывал все большее пространство. Скоро, подхваченные им, закружились по комнате пустая бутылка из-под шампанского и часы, книги и торшер, диванные подушки и статуэтки. Затем в воздух поднялись стол и кушетка, на которой я лежал. Мое тело, словно пропеллер вертолета, стало стремительно вращаться вокруг пениса. Вцепившись во взметнувшуюся занавеску, я попытался открыть окно, но меня, словно кончик хлыста, швыряло то об потолок, то об пол. Не сдаваясь, я из последних сил тянул руки к окну, но тут мое тело пробило стекло и вылетело наружу. Пальцы все еще сжимали клочок оторванной занавески. Не успел я подумать: «Сейчас грохнусь о землю», как взмыл вверх и, будто муха, полетел по ночному небу, оставляя за собой причудливый след. Впрочем, вряд ли это можно было назвать полетом. Мне казалось, что я нахожусь внутри гигантской соломины, похожей на дугу, нарисованную одним случайным взмахом кисти, и меня стремительно засасывает куда-то.
