Владимир Нестеренко - Огненное погребение
Хорошо хоть с пьянством было покончено. Приехали мы без лишних церемоний, без подарков, – цветы, шампанское и водка.
Я в кроссовках, растянутых спортивных штанах и каком-то убитом свитере. Сто сорок килограмм веса, небритый и убитый в говно. Морячок, всегда опрятно и модно одетый, он гнал на этом, моего вида не компенсировал. Скорее, оттенял.
Сели за стол, начали отмечать. Пластиковые стаканчики, холодные закуски. Кто-то из брокерш припер два тазика холодца, ведерко винегрета. Незамужнее бабье компенсировало все винегретом.
Попросили сказать тост. Я всегда стараюсь сразу к сути: «Девушки! Я желаю вам только одного – выйти, наконец, замуж и прекратить, наконец, это движение».
Брокеры поддержали.
Выпив, я посмотрел на мамашу Вороны и сказал ей прямо: «Ни в коем случае!» – она не поняла, но кивнула.
Тут и приперлось Поросятко с компанией. Бывает так: сидишь где-нибудь в общественном месте или в гостях – и тут приходит человек, сразу видно – он не прав. Ко мне такой талант, видеть человека насквозь, приходил обычно после пол-литра водки.
А здесь не успел и стакан выпить – и вижу.
Кавалер, как я понял по его снисходительному к Поросятку отношению, уже добившийся у нее успеха, фраерок чуть за двадцать, был в рыжей кожаной куртке. Небольшого роста, с очень широкими плечами, как у классического борца или штангиста. Не сказав ни слова, он снял куртку и повесил на вешалку. Под курткой был твидовый пиджак с накладными поролоновыми плечами, черная рубаха и белый кожаный галстук.
Я заржал, даже не пытаясь сдерживаться.
Раздевшись, этот штрих подошел к Татьяне. директрисе, и говорит:
– Слышь, тебя, кажись, Таней зовут? На тебе подарок! – и сует ей, слегка опешившей от такого подхода, в руки плоскую продолговатую хуйню из рыжего кожзаменителя, перекидной еженедельник.
После этого мы уже ржали вдвоем с Морячком, хотя Морячок и не курил драп вообще.
Компания с фраером была попроще, два тихих чмыря, обычные жлобы, в галстуках и мохнатых пиджаках.
Я понял, что это была одежда следующего поколения, мохнатые пиджаки сменили малиновые и красные.
Они пришли на party, ебаные овцы.
Гости расселись и, как положено чертям, стали высаживать всю компанию на свою волну – говорить тосты, шутить, наливать, следить, чтобы пили до дна.
Не помню тостов, ну что-то типа: «Пусть они вставляют такой, какой мы вынимаем», – я уже стал нажираться, смахивать локтями стаканчики, посматривать на людей.
Морячок стал толкать меня локтем, он был за рулем, трезвый, и шипеть: «Поехали домой, на хуй они нужны», – но я уже веселился. Подмигивал женщинам и смеялся.
Выступил секретаршин кавалер, который предложил выпить, за что – не помню, но условие было такое: «Мужчины пьют стоя, женщины – до дна», что-то связанное с потенцией и благополучием.
У стула разъехались ножки, я упал.
Потом не помню, какое-то нервное состояние – сбоку Морячок толкает, брокеры поют под гитару, Ворона с мамашей на меня смотрят косо. Я стал рассказывать Морячку случаи из жизни, в некоторых из них он участвовал. Я давал ему личную трактовку событий, типа разбора полетов, очень вовремя. Морячок сбежал посмотреть на машину, не спиздили ли. Я головой показал Поросятку на выход.
Простодушное Поросятко вышло, а я, закрыв дверь, достал хуй и приблизился. Дядя шутит.
Поросятко ломанулось из конуры, пришлось ловить ее в охапку.
Ничего успокаивающего, кроме: «Нельзя ж так пугаться, вон Ворона не боится…» – в голову не приходило.
Придушив секретаршу в объятиях, я решил перевести разговор на другую тему. Видимо, у меня были мысли, вопрос был важный: не мусор ли ее новый кавалер.
Она сказала, что нет, он, наоборот, «криши делает». Блядь, не «крышу» а именно «криши».
Успокоенный, что жлобец не мусор и можно переходить к делу, я оставил расстроенное Поросятко и поперся за стол.
Тем временем гости веселились вовсю, какой-то хуй, брокер, показывал фокусы с пластмассовыми стаканчиками.
Тут я ему и сказал, что один мой знакомый как-то показывал фокусы и засунул в жопу полуметровый шампур, почти на всю длину.
Подпивший бык пизданул с места: «Скажи мне, кто твой друг…»
Вот, я знал, когда-нибудь этот момент наступит.
– Ты, блядь, ты меня знаешь? – я уже не веселился и смотрел угрожающе.
– Нет, – после секундных раздумий ответил бык. Он изменился в лице, видимо, что-то пошло не так, схема «придем, подарим эту хуйню, выпьем и снимем телок» рушилась.
– Так какого хуя ты шутишь, ты, блядь, ебун? – я уже остервенело орал, хотя в голове была ледяная пустыня, тундра.
– Так что, уже и пошутить нельзя? – это вмешался второй бык, его дружок.
– Тебе и ему – нельзя, и вот этому! – я показал пальцем на третьего демона. – Вы – никто, блядь, черти, сука! Приехали в город «криши делать», обсосы?!
Тут вошел Морячок, оценил ситуацию и сказал: «Вова, да на хуй они нужны, я ж тебе полвечера говорю, поехали отсюда, ебутся они все в горло, блядь, брокеры, маклеры, вся эта недоебанная пиздота!»
Веселье стихло, наиболее ранимые пошли одеваться.
– Да, блядь, в натуре, такой праздник, не хватало еще испортить! – Тундра в моей голове расцвела сон-травой, такими мохнатыми фиолетовыми колокольчиками. – Поехали на хуй отсюда, только пускай сначала эти барбосы свалят.
Так все и закончилось, мы поцеловали именинниц, упаковались в машину и похуярили к себе на Лесной.
Я сидел, тупо смотрел на дорогу, трезвел, меня начинало неприятно колотить, морозить, я приобрел понимание.
Старость, ебаная старость накатила на меня своей помойной волной, и ничем уже ее не вылечить.
Хуй бы я упустил в прошлом году такой случай.
А теперь пиздец – драп, книжечки, водка, воспоминания и тоска.
Пора было начинать паковаться, делать сбережения.
Фраерюга
Чем опасна лоховская жизнь – тупеешь. Это к ее прочим недостаткам – пьянству, нужде, ожирению, скуке и быстрому старению.
Вот на выходные окунулся в живую жизнь.
Витя Крот забрал меня утром, мы с ним собирались съездить на зону – завести кенту грев. Этот самый кент, Кривой, в середине девяностых на разбое завалил налогового полицая. Дали пятнадцать, из них пять крытой – короче, максимум. На крытой тюрьме доходил, в лагере послал на хуй хозяина, опять поехал на крытую, там стал слегка подгонять – крыша потекла от сидячей жизни.
Сам Кривой еврей – тот самый «тысячник», «разброс гауссианы», как мне объяснил другой еврей, умный.
И вот этот Кривой, рыжий, еврей, наркоман, убийца – пламенный революционер, короче, – молчать не любит. В прошлую отсидку, когда дал фраеру по лбу волыной и выкинул из «Ягуара» (а потом еще катался по городу, снимал телок на этом «Ягуаре»), – так вот, еще в ту отсидку при первом удобном случае хуесосил начальство. За это отсидел шестнадцать изоляторов – за три года восемь месяцев ямы. В этот раз сказал хозяину: «Старшенький, где это ты видел еврея с лопатой? Иди ты на хуй со своим карьером». Перевели сюда, на новую зону.
Пока допхнули на убитой фиолетовой «копейке» Крота до лагеря – переслушали все новинки шансона. Крот на этом немного гонит, покупает кассеты, много знает про Катю Огонек, биографию, блядь, дискографию. Обсудили покойного Михаила Круга. Тут мнения совпали – голимый таксист, и заточка таксистская, в объектив не влазит.
Долго тусовались с Кротом под зоной, ожидали свиданку, рассматривали плакаты и вывески, радовались, как тот доктор: «Очень хорошо, что у меня такого нет».
У ворот вывеска:
УЧРЕЖДЕНИЕ ЮЯ-98/77 РЕАЛИЗУЕТ ТОВАРЫ ШИРОКОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ:
– СЕТКУ «РАБИЦА»
– КОЛЮЧУЮ ПРОВОЛОКУ
– НАДГРОБИЯ И МОГИЛЬНЫЕ ОГРАДЫ…
Магазин при зоне называется «Лаванда». И к гадал ке не ходи, что хозяин в доле, а название хорошее, с юмором у мусоров все в порядке.
Зона показательная, все покрашено, побелено – в таких вот покрашенных, как правило, и жизни нет.
Мусорша разорвала нам пакеты с чаем, вермишелью и прочей бакалеей – наркозона, госмонополия на внутреннюю эмиграцию, у мусоров надо мак покупать.
Сигареты тоже пришлось из пачек вынимать, пока ебали муму с сигаретами – ефрейтор Галя закрыла свою будку и куда-то свалила. Рассматривали наглядную агитацию, чтобы убить время.
Никогда не перестану удивляться – как все же цыганские мотивы нет-нет, а вылезут, везде, где художник из народа, или из зоны. Желтая калина, синие листья, оранжевые надписи.
Везде листовки про мусоров, предавших интересы службы.
«Прапорщик внутренней службы И. С. Мертвый, вступив в преступный сговор с заключенными, пронес в нижнем белье 56 грамм раствора ацетилированного опия…
…старший сержант внутренней службы П. Р. Заверни волк пронес на территорию учреждения для передачи заключенным 50 грамм наркотического вещества марихуаны…»
На листовках наркобароны без глаз. Такие же не пойманные мусора и выковыряли гвоздем – зэки здесь не ходят.
