Зэди Смит - О красоте
— Да? Привет, мам. Погоди, возьму очки.
Кики услышала, как что-то грохнуло и пролилась вода.
— О нет! Мам, сейчас.
Кики поджала губы — в его голосе чувствовался табак. Но в лоб нападать было нельзя, поскольку в том, что Джером снова закурил, вроде как она сама и виновата. Пришлось напасть косвенно.
— Каждый раз, когда я звоню, Джером, ты только что со сна. Странно, честное слово. Когда бы я ни позвонила, ты еще в постели.
— Прошу тебя, мам, поменьше нотаций. Мне тут несладко.
— Нам всем несладко, детка. Слушай, Джей, — деловито сказала Кики, отложив свой громоздкий южный педагогизм ради ближайшей деликатной задачи, — расскажи в двух словах — там, в Лондоне, отношения миссис Кипе с ее мужем, Монти… они были прохладные, да?
— О чем это ты? — спросил Джером, и Кики ощутила в трубке приглушенный пульс прошлогодней тревоги. — Что там у вас происходит?
— Нет, нет… ничего такого. Просто когда я звоню ей… звоню миссис Кипе… только чтобы узнать, как она… мы ведь соседи…
— Поболтай со мной — я твой сосед.
— Что?
— Да так. Это из песни[41]. — Джером засмеялся себе под нос. — Извини, мам, я тебя слушаю. Что там про соседей?
— Ну так вот. Я просто хочу ее поприветствовать, но каждый раз, когда я звоню, он словно против, чтобы мы общались. Взаперти он ее держит, что ли… Не знаю, но это странно. Сначала я думала, что она обиделась — знаешь, как легко обидеть таких людей, в этом смысле они хуже белых, — но теперь… даже и не знаю. Что-то тут не так. Я думала, может, ты в курсе?
В трубке послышался вздох.
— Мам, я не думаю, что надо вмешиваться. Если она не подходит к телефону, это еще не значит, что злобный республиканец ее бьет. Слушай, я не хочу возвращаться домой на Рождество и столкнуться на кухне с Викторией, попивающей яичный коктейль. Нельзя ли как - нибудь заглушить в себе добрососедские порывы? Это очень замкнутые люди.
— Да кто их трогает! — воскликнула Кики.
— Ну, конечно, никто! — передразнил ее Джером.
— Не пристаю я к ним, — раздраженно проворчала Кики и посторонилась, давая дорогу женщине с коляской для близнецов. — Просто она мне нравится. Женщина живет рядом и явно нездорова, могу я зайти и узнать, как она? Или это запрещено?
Кики впервые озвучила мотивы своих действий, скрытые даже от нее самой. Вняв им из собственных уст, она вдруг почувствовала, как неточно и убого только что сказанное и как сильно в ней безотчетное желание снова оказаться в обществе Карлин.
— Нет, но… я не понимаю, зачем нам надо с ними дружить?
— У тебя ведь есть друзья, Джером? И у Зоры есть друзья, и Леви практически живет у друзей, и… — Кики дала последней мысли достигнуть пика и сорваться в пустоту. — …мы, черт возьми, знаем, насколько близок со своими друзьями твой отец. А я? Мне что, друзья не положены? У вас есть личная жизнь, а у меня нет?
— Брось, мам, не перегибай палку… Я просто… не думал, что она твоего поля ягода. Это слегка усложняет мне жизнь, вот и все. Но, конечно… ты вправе поступать так, как знаешь.
Взаимное раздражение накрыло их разговор мрачной тенью.
— Мам, — в раскаянии пробормотал Джером, — слушай, здорово, что ты позвонила. Как ты? В порядке?
— Я? Я в порядке.
— Рад это слышать.
— Правда — все хорошо.
— Голос у тебя невеселый.
— Я в полном порядке.
— Так… что же будет? С тобой и… с папой?
В его голосе стояли слезы, он боялся, что ему не скажут правды. Сердиться на него было нельзя, но Кики все-таки почувствовала досаду. Эти дети так упорно добиваются статуса взрослых, даже когда его признание совершенно немыслимо, а случись какая-нибудь петрушка, при которой их взрослость очень пригодилась бы, как они вдруг снова дети.
— О господи, Джей, я не знаю. Честное слово. Я живу, как живется, и все.
— Я люблю тебя, мам, — с чувством сказал Джером. — Ты сдюжишь. Ты сильная черная женщина.
Кики твердили это всю жизнь. Должно быть, ей повезло — многим еще не то говорят. Но факт оставался фактом: эта фраза ей порядком поднадоела.
— О да, конечно. Ты же знаешь, детка, меня голыми руками не возьмешь. Я гнусь, но не ломаюсь.
— Точно, — грустно подтвердил Джером.
— Я тоже люблю тебя, милый. Со мной все хорошо.
— Ты вправе хандрить, — сказал Джером и откашлялся. — Это не криминал.
Мимо с ревом промчалась пожарная машина. Старая, блестящая, латунно-красная, как в детстве Джерома. Мысленно он увидел ее и ее двойников: в конце их улицы, во дворике, стояло шесть таких готовых к старту машин. Ребенком он любил представлять, как в окна дома влезают белые люди и спасают из пламени его семью.
— Хотел бы я быть рядом.
— Детка, но ты же занят. Со мной Леви. Правда, — весело сказала Кики, вытирая навернувшиеся слезы, — он где-то пропадает. Мы ему только стираем, готовим и даем ночлег.
— А я тут утопаю в грязном белье.
Кики помолчала, пытаясь вообразить себе Джерома в эту минуту: на чем он сидит, просторная ли у него комната, где расположено окно и куда оно выходит. Кики скучала по нему. При всей неопытности он был ее союзником. Нельзя иметь любимцев среди своих детей, но можно иметь союзников.
— И Зора со мной. Я в порядке.
— Я тебя умоляю — Зора! Да ты тонуть будешь, она не почешется.
— Нет, Джером, это неправда. Она просто злится на меня, это нормально.
— Ты явно не тот человек, на которого ей надо злиться.
— Джером, учись себе спокойно и не волнуйся обо мне. Я гнусь, но не ломаюсь.
— Аминь! — заключил Джером, по шутливой семейной традиции подражая южному выговору своих предков, и Кики, смеясь, откликнулась: Аминь!
И тут же он все испортил, сказав с невероятной серьезностью:
— Мам, храни тебя Бог.
— Детка, ну что ты, в самом деле…
— Просто прими благословение, ладно? Это не заразно. Ну я побежал, опаздываю на лекцию.
Кики захлопнула телефон и втиснула его в карман джинсов, в миллиметровый зазор между тканью и телом. Она уже шла по Редвуд Авеню. Во время разговора пакет с пирогом висел у нее на запястье, и Кики теперь обнаружила, что пирог опасно кренится в коробке. Она выбросила пакет и взяла пирог в обе руки, не давая ему елозить. В дверь Кики позвонила тыльной стороной запястья. Ей открыла черная девушка с тряпкой в руке, едва говорившая по-английски и сообщившая, что миссис Кипе «в библетеке». Ни спросить, кстати ли ее приход, ни предъявить пирог Кики не успела — девушка мигом провела ее по коридору к распахнутой двери и пригласила в белую комнату с книжными стеллажами от пола до потолка. У единственной свободной от полок стены стояло блестящее черное пианино. На полу, на вылинявшем ковре из воловьей шкуры, как фишки домино, змеились сотни книг, положенные страницами вниз и корешками вверх. Среди них, на краешке белого коленкорового викторианского кресла, сидела миссис Кипе. Она наклонилась вперед, держа голову в ладонях.
— Привет, Карлин.
Карлин взглянула на Кики и слабо улыбнулась.
— Извините, если я в неурочное время.
— Ну что вы, дорогая. Время скорее скучное, чем неурочное. Похоже, я взвалила на себя непосильную ношу. Пожалуйста, миссис Белси, садитесь.
Второго кресла в комнате не было, и Кики села на скамейку у пианино, гадая, что случилось с договоренностью называть друг друга по именам.
— Вот, расставляю по алфавиту, — пробурчала миссис Кипе. — Думала, за несколько часов управлюсь. Это сюрприз для Монти — он любит, когда книги стоят по порядку. Однако я тут с восьми утра и до сих пор не разделалась с «В».
— Надо же. — Кики подняла книгу и непонятно зачем перевернула ее в руках. — Признаюсь, мы никогда так не делаем. Это Золушкин труд.
— Да, вы правы.
— Карлин, я принесла вам это в знак того, что…
— Вы не видите книг на «Б» или «В»?
Кики поставила пирог рядом с собой и склонилась над полом.
— О-ей, Андерсон — вон он Андерсон.
— О, нет. Пожалуй, мы заслужили перерыв и чашку чая, — сказала Карлин, как будто Кики помогала ей с утра.
— Прекрасная идея, потому что я как раз принесла пирог. Скромный, но вкусный.
Однако Карлин Кипе не улыбнулась. Стало ясно, что она и впрямь задета и больше не намерена это скрывать.
— Уверяю вас, это лишнее. Я совершенно не предполагала…
— Нет, в том-то и дело, что вы предполагали, — возразила Кики, привставая с места. — И с моей стороны было страшно невежливо не ответить на ваше трогательное письмо. Все так перепуталось, и…
— Я понимаю, ваш сын, возможно, чувствует…
— Нет, просто нелепое стечение обстоятельств- как бы там ни было, он уже в колледже. Джером — он решил вернуться. И теперь я не вижу, почему бы нам не стать друзьями. Мне бы хотелось этого. Если вы по-прежнему не против, — сказала Кики, чувствуя себя глупой школьницей. Для нее это было в новинку. Дружба с женщинами долгие годы ничего не значила для Кики. Будучи своему лучшему другу женой, она и думать о ней не думала.
