Пол Боулз - Под покровом небес
Осложнений не возникло. Когда заработал мотор, Порт мельком взглянул в окно и увидел старика, стоящего рядом с другим, помоложе. Оба стояли близко к окнам и тоскливо заглядывали внутрь. «Как два ребенка, — подумал он, — которым не разрешили поехать со всей семьей на пикник».
Когда автобус тронулся, Кит села прямо и стала насвистывать. Порт тревожно толкнул ее локтем в бок.
— Все позади, — сказала она. — Надеюсь, ты не думаешь, что я собираюсь всю дорогу изображать больную? Не сходи с ума. До нас здесь никому дела нет. — Это было правдой. В автобусе стоял гул оживленной беседы; на них никто не обращал внимания.
На дороге почти сразу же стали попадаться ухабы. С каждым толчком Порт все ниже и ниже съезжал со своего сиденья. Заметив, что он не прилагает усилий, чтобы предотвратить сползание, Кит с расстановкой сказала:
— Хочешь оказаться на полу?
В ответ он сказал лишь: «Что?», и его голос прозвучал настолько странно, что она резко повернулась и попыталась заглянуть ему в лицо. Освещение было слишком тусклым. Она не смогла различить его выражение.
— Ты спишь? — спросила она его.
— Нет.
— Все в порядке? Тебе холодно? Почему бы тебе не набросить пиджак?
На этот раз он не ответил.
— Ну и мерзни, — сказала она, глядя на тонкий серп месяца за окном почти у самой земли.
Спустя какое-то время автобус начал медленный, тяжелый подъем. Из выхлопной трубы повалил густой дым; его едкость, вместе с настойчивым ревом тарахтящего мотора и усиливающимся холодом, вывели Кит из оцепенения, в которое она погрузилась. Очнувшись, она вгляделась в мутные очертания салона. У всех пассажиров был сонный вид; они скрючились в невероятных позах, с головой завернувшись в свои бурнусы, так что ни пальца, ни кончика носа не было видно. Легкое шевеление рядом заставило ее взглянуть на Порта, который съехал настолько низко, что лежал теперь, опираясь на поясницу. Она решила поднять его и энергично потрясла за плечо. В ответ он только глухо промычал.
— Сядь прямо, — сказала она, вновь принимаясь его трясти. — Ты сломаешь себе позвоночник.
На этот раз он простонал:
— О-о!
— Порт, ради всего святого, сядь прямо, — раздраженно сказала она и стала тянуть его за голову, надеясь приподнять достаточно высоко, чтобы дальше он мог выпрямиться без ее помощи.
— О, Господи! — пробормотал он и начал медленно вползать обратно на сиденье. — О, Господи! — повторил он, наконец усевшись. Сейчас, когда его голова была вровень с ее, до нее дошло, что у него стучат зубы.
— Ты простыл! — сказала она в бешенстве, хотя бесилась скорее на себя, а не на него. — Я же советовала тебе укрыться, а ты сидел как истукан и хоть бы хны!
Порт не ответил, он просто неподвижно сидел, в то время как его голова моталась из стороны в сторону, ударяясь о грудь при каждом толчке автобуса. Она потянулась и дернула за брошенный и придавленный им к сиденью пиджак, ухитрившись мало-помалу его вытащить. После чего накрыла им Порта, подоткнув со всех сторон несколькими недовольными движениями. На поверхности ее рассудка, на словах, она думала: «Он в своем репертуаре. Ушел в свою скорлупу и ни на что не реагирует, когда мне скучно и сна ни в одном глазу». Но порядок слов был экраном, скрывавшим за собой страх — страх, что он, чего доброго, действительно болен. Она вгляделась в продуваемую ветром пустоту за окном. Молодой месяц скрылся за острым краем земли. Здесь, в пустыне, даже еще больше, чем в море, ей показалось, что она находится на поверхности огромной доски, что горизонт — это край вселенной. Она представила себе планету квадратной формы где-нибудь высоко над землей, между землей и луной, на которую их каким-то чудом забросили. Свет там был бы таким же суровым и нереальным, как здесь, воздух — таким же сухим и упругим, а очертаниям пейзажа не хватало бы утешительной плавности земных изгибов, совсем как в этой необъятной стране. И там царила бы оглушительная тишина, оставляющая место только для свиста, с каким мимо проносился бы воздух. Она потрогала оконное стекло; то было холодным, как лед. Автобус подбрасывало и мотало из стороны в сторону по мере того, как он продолжал взбираться по плоскогорью.
21
Ночь была долгой. Они подъехали к борджу, построенному прямо в склоне скалы. Водитель выключил передние фары. Сидевший перед Кит молодой араб, повернувшись и улыбаясь ей из-под опущенного бурнуса, несколько раз показал на землю и произнес: «Hassi Inifel!»
— Merci[56], — сказала она и улыбнулась в ответ. Ей хотелось выйти из автобуса и размять ноги; она повернулась к Порту. Он лежал, согнувшись пополам под своим пиджаком; на лице у него показался румянец.
— Порт, — начала она, и с удивлением услышала, как он сразу же отозвался:
— Да? — Его голос был бодрым.
— Давай пойдем выпьем чего-нибудь горячего. Ты проспал несколько часов.
Он медленно сел:
— Я вообще не спал, если хочешь знать.
Она ему не поверила.
— Понятно, — сказала она. — Так как, хочешь пойти со мной? Я иду.
— Если смогу. Я чувствую себя препогано. По-моему, у меня грипп или что-то вроде.
— Ерунда! С чего бы вдруг? У тебя, должно быть, несварение, оттого что ты смолотил свой ужин.
— Ты иди. Мне лучше, когда я не двигаюсь.
Она вылезла из автобуса и, глубоко дыша, с минуту постояла на ветру на каменистой земле. До рассвета было еще далеко.
В одной из комнат около въезда в бордж хором пели мужчины, быстро отбивая ладонями сложный ритм. Она нашла кофе в расположенной рядом комнатке поменьше и села на пол, грея руки над глиняным сосудом с углями. «Он не может здесь заболеть, — подумала она. — Ни он, ни я». Раз уж оказался от мира в такой дали, то ничего не поделаешь, единственное, что остается, это отказываться болеть. Она вышла и заглянула в окна автобуса. Большая часть пассажиров продолжала спать, завернувшись в свои бурнусы. Она отыскала Порта и постучала по стеклу.
— Порт! — позвала она. — Горячий кофе! — Он не пошевелился.
«Черт бы его побрал! — подумала она. — Он пытается привлечь к себе внимание. Ему нравится быть больным!» Она поднялась в автобус и прошла в дальний конец салона, к месту, где он безвольно лежал.
— Порт! Пожалуйста, пойди и выпей кофе. Ради меня. — Она прислушалась и заглянула ему в лицо. Гладя ему волосы, она спросила: — Тебе плохо?
Он буркнул в свой пиджак:
— Я ничего не хочу. Прошу тебя. Я не хочу двигаться.
Она не была расположена потакать его капризам; начни она нянчится с ним, — это сыграет ему только на руку. Но если он и в самом деле простыл, ему надо выпить чего-нибудь горячего. Она решила как-нибудь да заставить его выпить кофе. Поэтому она сказала:
— Ты будешь пить, если я принесу его тебе?
Ответ последовал нескоро, но в конце концов он сказал:
— Да.
Водитель-араб, носивший вместо тюрбана кепку с козырьком, уже направлялся обратно к автобусу, когда она вбежала в бордж.
— Подождите! — бросила она на бегу.
Он остановился, обернулся и смерил ее оценивающим взглядом. Ему некому было отпустить замечание на ее счет, поскольку европейцев рядом не наблюдалось, а остальные арабы были не из города и все равно ничего бы не поняли в его скабрезной шутке.
Порт сел и выпил кофе, тяжело дыша в перерывах между глотками.
— Все? Я должна вернуть чашку.
— Да.
Чашку передали через весь автобус к кабине водителя, где ее ждал паренек, с тревогой вглядывавшийся в заднюю часть салона, чтобы автобус не поехал раньше, чем она окажется у него в руках.
Они тронулись и медленно потащились по плоскогорью. Из-за открытых дверей внутри теперь стало прохладнее.
— Кажется, помогло, — сказал Порт. — Спасибо. Черт! Лишь бы я не подхватил какую-нибудь заразу. Видит Бог, я еще никогда не чувствовал себя так скверно. Если бы только я мог лечь в постель и ровно лежать, думаю, мне бы полегчало.
— Но что это, по-твоему, может быть? — сказала она, ощутив вдруг в полную силу все те страхи, которые пыталась не подпускать к себе столько дней.
— Откуда мне знать. Мы ведь не доберемся туда раньше полдня, да? Проклятье!
— Постарайся поспать, любимый. — Она не называла его так по меньшей мере год. — Наклонись ко мне, еще, вот так, положи голову сюда. Ты не мерзнешь? — В течение нескольких минут она пыталась оградить его от автобусной тряски, вжавшись всем телом в спинку сиденья, но у нее быстро затекли мышцы; она откинулась назад и расслабилась, позволив его голове подпрыгивать вверх-вниз у себя на груди. Его ладонь у нее на коленях поискала ее ладонь, нашла, сначала крепко стиснула, потом ослабила хватку. Она решила, что он заснул, и закрыла глаза, думая: «Ну, вот, теперь-то уж точно выхода нет. Я здесь».