Виктория Хислоп - Нить
– Он хорошо учится и много занимается, – важно ответил Константинос. – У него скоро серьезные экзамены, а потом он начнет изучать право.
– Пожалуйста, передайте вашим родным привет от нас, – попросила Евгения.
Комнинос надел шляпу и кивнул.
– Всего хорошего, – сказал он, повернулся и вышел через парадную дверь.
Евгения была уверена, что кириос Комнинос ничего передавать не станет, и решила, что надо бы навестить Ольгу самой. Она понимала, что будет себя чувствовать скованно в особняке на улице Ники, но ей было неловко, что она так долго не заходила.
Катерина подумала: интересно, сам Димитрий захотел изучать право или это желание его отца? Насколько она помнила, он всегда хотел быть доктором. В любом случае ей было нетрудно представить своего умного друга ушедшим с головой в книги.
Они попрощались с кириосом Морено и втроем направились по залитым солнцем улицам домой. В городе было полно народу. Они прошли мимо нескольких кафе, где сидели элегантные женщины, наслаждаясь кофе и сладкими булочками.
– Видите вон тех дам, справа? – прошептала Роза. – Они все одеты от «Морено».
– Откуда вы знаете? – спросила Катерина.
– По фасону видно. Ты тоже научишься стиль распознавать – качество ткани, детали. Я помню, как пришивала пуговицы к этому жакету цвета мяты.
Евгения рассмеялась:
– Неужели ты все запоминаешь?
– Не все. Я почти никого не помню по именам из тех, с кем хожу в синагогу. Имена у меня в голове не держатся. А вот швы я все помню, сколько их ни перешила на своем веку.
Катерина подумала: наверное, и она когда-нибудь станет такой же. Идя рядом с Евгенией и кирией Морено, она чувствовала себя совсем взрослой, настоящей женщиной. Времена кукол и детских игр прошли. Пора начинать рабочую жизнь.
Женщины стали судачить о том о сем.
– Как думаешь, может, нам зайти к Ольге? – спросила Евгения, которая не переставала думать о кирии Комнинос после встречи с ее мужем.
– Я ей иногда относила кое-что из заказов, но обычно Павлина приходит и забирает. Похоже, она не выходила из дому с тех самых пор, как переехала, – сказала кирия Морено.
– Ужасно! С кем же она видится?
– Кириос Комнинос приглашает в дом клиентов, потому-то и одевает ее все время так хорошо.
– То есть он все еще использует ее вместо манекенщицы?
– Думаю, можно и так сказать. Для нее всегда что-нибудь шьется в мастерской, но вряд ли она многие из этих нарядов надевает больше чем один-два раза.
У Катерины широко распахнулись глаза. Она не могла представить, как это можно надеть платье только один раз. У нее самой большую часть жизни было по два платья – одно на себе, второе сушится после стирки. С того дня, как ее взяла к себе Евгения, она донашивала одежду близнецов. Белое хлопчатобумажное платьице, расшитое маргаритками, в котором она бежала из Смирны, было последней новой вещью, какую она когда-либо носила.
– А что Димитрий? Он хоть раз был дома, когда ты приходила?
– Нет. Он чаще всего в школе, – ответила Роза. – Элиас еще иногда к нему заходит. Помнишь, как они любили играть в тавли?
– Помню, – ответила Евгения.
– Ну, так они не изменились. Там такое соревнование разгорелось – целый чемпионат, и ни один никак не выиграет, а когда в разгар игры приходит кириос Комнинос, Элиасу приходится тут же уходить. Слишком уж много отец требует от бедного мальчика. Если он не научится свободно говорить на пяти языках, пока не окончит школу, горе ему.
– Вот бедняжка, – рассмеялась Евгения.
Катерина прислушивалась к разговору. Яркая картина непонятной жизни Димитрия в его богатом доме встала перед ней.
Она задумалась о Морено. У них такой большой бизнес, столько богатых клиентов, почему же они живут на улице Ирини, среди таких людей, как они с Евгенией? Она невольно удивлялась. Ведь они же могли бы построить себе огромный особняк, как Комниносы?
Она набралась храбрости и спросила:
– А почему вы не живете так, как Димитрий? В таком же доме, побольше и пороскошнее?
– А зачем это нам? – ответила Роза с притворным удивлением.
Катерина немного смутилась, но считала, что нужно договорить до конца.
– Ну… у вас же такая большая мастерская… и такое известное в городе имя. И все эти важные дамы одеваются у вас… и их мужья тоже.
Роза Морено отлично понимала, о чем говорит девочка. Те немногие из посетителей мастерской, кто знал, где они живут, тоже удивлялись. Дела у семьи Морено шли в гору, однако они так и не расстались со своим тесным домом на грязной улочке в старом городе.
– Я тебе объясню, милая. Это очень просто, – сказала Роза. – Мой муж ведет бизнес не только ради себя, но и ради тех людей, что у него работают. Мы нанимаем только лучших портных и швей в Салониках, а потому и платим им больше обычного. – Катерина кивнула, и кирия Морено продолжала: – Многие из них наши родственники, и они так же, как и мы, стараются поддерживать репутацию компании, что носит наше имя. Но, – тут она помолчала, – мы нанимаем не одних евреев, там и несколько греков есть! Мы всегда за этим следим. Раньше еще мусульман было много, мы до сих пор жалеем, что они уехали.
– Наверное, не во многих мастерских столько света и воздуха, как у вас, – сказала Евгения.
– Обычно помещения гораздо меньше, – ответила Роза. – Саул всю прибыль за последние десять лет потратил на то, чтобы улучшить условия, вот и получилось, что вместо большого дома у нас теперь большая мастерская!
– Да и новые швейные машинки, должно быть, кучу денег стоят.
– Да, – подтвердила Роза. – Это крупное вложение, зато все там за ними ухаживают, как за своими. – Она взяла Катерину за руку. – Вот видишь, нам не нужно жить так, как живут наши клиенты. В конце концов, мы же и не одеваемся, как они. – Она показала на свою одежду – широкую юбку и простую блузку, в которых не было ничего от европейского стиля.
Они уже свернули на улицу Ирини. Вот он, еще один ответ: на этой улице никто никогда не смотрел свысока на других, будь то «старые» греки, «новые» греки из Малой Азии, грекоязычные евреи или евреи, говорившие только на ладино.
У всех троих одновременно мелькнула одна и та же мысль. Разве кто-нибудь из них захотел бы поменяться своей жизнью или своим домом с Ольгой Комнинос? Они представили себе ее – неулыбчивую, одинокую, в большом особняке на берегу.
Через неделю Катерина пришла в школу в последний раз. На следующее утро Евгения разбудила ее в половине седьмого. За десять минут она умылась, оделась и собралась.
С колотящимся от волнения сердцем девочка вышла на улицу. Кириос Морено и его сыновья ждали ее в рассветном полумраке.
– Вот и она! – радостно воскликнул Элиас. – Готова? Идем?
С сегодняшнего дня начиналась для Катерины рабочая жизнь, с сегодняшнего дня она стала швеей – модистрой.
– Да, – ответила она с гордостью. – Я готова!
Глава 15
Катерина начала свое обучение под крылышком тетушки Саула – учительницы строгой, но знающей и опытной. Эстер Морено работала в этом бизнесе уже сорок лет – для нее в этом была вся жизнь, так же как и для ее племянника. Она была незамужней и за четыре десятка лет не пропустила ни одного рабочего дня.
Начальная стадия ученичества включала в себя изучение свойств тканей, их преимуществ, недостатков и способов использования: от твида и твила для мужских костюмов до шелка и хлопка для женских платьев. Катерине выдали больше сотни образцов, чтобы она могла поэкспериментировать, попробовать иглы разных размеров, нитки разной толщины и разобраться, какие из них лучше подходят.
– Только когда почувствуешь ткань и иголку в пальцах да увидишь своими глазами, что получилось, тогда и поймешь, что тут годится, а что нет. Когда сядешь шить одежду, ошибаться уже нельзя. Так что уж лучше ошибайся сейчас.
За десятки лет непрерывной работы Эстер Морено хорошо изучила предпочтения клиентов. Ей не хватало чувства юмора, зато она почти всегда оказывалась права, и каждое ее слово было законом для новичков.
Три недели подряд Катерина просидела молча в углу за горой кусков материи всевозможной толщины, от бархата до газа, и прикидывала, что можно сделать с каждой из них, какой толщины нитку, шелковую или шерстяную, лучше брать. До сих пор ей негде было подержать в руках сразу столько тканей разной структуры, качества и плотности. Ничто не могло отвлечь ее от этой задачи.
Потом ее отправили наблюдать за снятием мерок и подгонкой (только дамских нарядов, разумеется), а потом она два дня просидела в цехе раскройки. Вот тут легко можно было разом потерять всю прибыль до последней драхмы. Хорошая ткань стоила так дорого, что ни один сантиметр не должен был пропасть зря. Стоило ошибиться, положить ткань для раскройки не тем концом, или по неосторожности не там щелкнуть ножницами, или неэкономно разместить выкройки – и пропало целое платье.
