Лотти Могач - Поцелуй меня первым
– Что за идиотизм, и вообще… – разозлилась Синт, но ей пришлось прерваться.
К нам подошла Бьянка, миниатюрная женщина, обритая наголо, которая прицепилась ко мне на второй день после приезда. Она присела передо мной на корточки и вполголоса о чем-то заговорила. Из-за потрескивания горящих веток я не расслышала, о чем речь, и наклонилась к Бьянке, пока чуть не оказалась к ней щекой к щеке. Оказалось, она снова талдычит про мою выгребную яму.
– Да что ты ко мне пристала со своим нужником! – возмутилась я. – Дерьма я навидалась предостаточно, твое мне ни к чему. – Чтобы окончательно все прояснить, я громко добавила: – Мне приходилось матери задницу подтирать.
Моя выходка поразила Бьянку. Я и сама удивилась своему поступку, но, как упоминалось, на меня, очевидно, подействовал дурманящий дым. Впрочем, было даже приятно, что я не сдержалась. Бьянка покосилась на меня и пересела поближе к Эсме, а я вновь переключилась на Энни и Синт, которая все еще о чем-то разглагольствовала. До меня долетело слово «карма». Уж не знаю, к чему Синт это приплела, но я завелась в полоборота и снова вмешалась в разговор.
– Кармы нет, – заявила я.
Энни и Синт обернулись.
– Ты, разумеется, имеешь право на собственное мнение, – сдержанно произнесла Синт. – Не хочу тебя обидеть, но сколько тебе лет? Что ты можешь знать?
– Это все… – начала я и на секунду задумалась: а как бы сказала Тесса? – Это все фигня. Фигня. Жизнь несправедлива. Нет никакой высшей силы, вознаграждающей за добрые дела. Моя мама была хорошим человеком, в жизни никому ничего плохо не сделала – и умерла от рассеянного склероза.
Энни приобняла меня за плечи. Я не противилась.
– Бедная девочка, – сказала она. – Тяжело тебе пришлось.
Синт дернула Энни за рукав, чтобы привлечь ее внимание. Энни обернулась к ней, все еще обнимая меня за плечи, и они продолжили разговор, но я уже их не слушала. Теперь, глядя на сидящих вокруг костра людей, трепавшихся без умолку, я больше не чувствовала, что мы заодно. В действительности им нет никакого дела до других, думала я, они только притворяются, что слушают, хотят говорить лишь о себе. Разве так сложно по-настоящему, искренне интересоваться другим человеком?
В попытке отвлечь Энни от разговора я положила руку ей на колено. Энни обернулась ко мне. Синт раздраженно поморщилась.
– Я ее убила, – прошептала я.
Внезапно рука Энни, лежащая на моем плече, стала очень тяжелой.
– Ты о чем? – почти неслышно спросила она.
– Я убила ее. Дала ей морфин.
Энни не ответила. Яростный гул пламени заглушил другие звуки и голоса. Я убрала руку Энни с плеча, встала и ушла к себе.
Через десять минут Энни уложила спать Мило с младенцем, подошла к моей палатке, расстегнула застежку и присела у входа.
– Хочешь, поговорим? – предложила она.
Я рассказала ей все, с самого начала. В 2002 году, в субботу вечером, мама упала в коридоре, неся таз теплой воды для ножной ванны. Прохожие на улицах Кентиш-тауна обходили нас стороной, думая, что мама пьяна. Я объясняла им, что мама больна. Потом были подгузники. Подъемник. Мамины руки безжизненно лежали на коленях, как две мертвые птицы.
Энни спросила меня о той решающей ночи. Собрать морфин оказалось сложно, начала я, медсестры вели строгий учет. Тогда я придумала план. У нас была табличка с нарисованными на ней рожицами: от улыбающейся до искаженной страданием. Это называлось «шкала боли». По утрам медсестра спрашивала, как прошла ночь, и всякий раз я говорила, что мама указала на крайнюю степень страдания по шкале боли, даже если это было не так. Тогда медсестра выписывала нужное количество морфина и сразу же ставила капельницу. Позже, когда медсестра уходила, я останавливала капельницу, вынимала флакон и отливала небольшое количество морфина в бутылку из-под средства от вшей, купленную заранее и хорошенько промытую. Я сообщила Пенни, что у меня хронический педикулез, и она и пальцем боялась дотронуться до бутылки, а заодно стала и меня обходить стороной – приятный бонус.
Так, по капле, набралось достаточно морфина. В субботу вечером – именно в субботу, поскольку в воскресенье медсестра не приходила – я поставила маме капельницу и медленно, за сутки, ввела весь морфин. Мама впала в кому и умерла. В понедельник утром пришла медсестра, поставила в известность доктора. В свидетельстве о смерти написали, что мама умерла от осложнений в связи с рассеянным склерозом.
– Отчасти так и есть, – добавила я.
Энни хотела знать, просила ли мама дать ей этот морфин.
– Нет, – ответила я, – тогда она уже не могла говорить.
– А раньше она когда-нибудь упоминала об эвтаназии?
– Нет, – повторила я, – мы никогда этого не обсуждали.
– Откуда ты знала, что она хотела умереть?
– Просто знала – и все, – ответила я. – Достаточно было заглянуть ей в глаза.
С застывшим и строгим лицом Энни задумчиво кивнула и сжала мне руку.
– Мне пора. – Она поднялась и вышла.
Я вслушивалась в звуки удаляющихся шагов. Раздался лязг задвигаемой двери автофургона, и все стихло.
* * *Итак. Коннор. После случая в закусочной во мне что-то сдвинулось: я стала иначе думать о Конноре. А вскоре – через пять-шесть дней – он написал кое-что, подтверждающее перемену и в его собственных чувствах.
Тут надо отметить, что в предыдущем письме речь шла о книге «Принцесса-невеста». Майя училась читать, а Коннор не мог решить, какие книги ей купить, и спросил меня, что я читала в детстве. Тогда я посоветовала «Принцессу-невесту», умолчав о том, что это моя любимая книга по сей день. В следующем, обычном на первый взгляд письме он поделился впечатлениями от концерта, на который ходил накануне вечером, а ниже стояла приписка:
«Эй, и не забывай – поцелуй меня».
«Поцелуй меня». Я терялась в догадках, что бы это значило. Среди переписки и других файлов Тессы не было никаких подсказок. Погуглив фразу, я узнала, что так называется итальянский фильм о влюбленных, которые были разлучены и всю жизнь стремились друг к другу. Фильм вышел в прокат в 2003 году. Именно тогда между Тессой и Коннором завязался роман. Версия показалась мне правдоподобной.
Однако фраза была написана строчными буквами и без кавычек, а Коннор, как и я, щепетильно относился к таким вещам. Если бы речь шла о фильме, он бы обязательно написал название в кавычках и с заглавной буквы.
Вероятнее всего, это очередная приватная шуточка, намек на что-то сказанное давным-давно. Я решила, что намек этот не случайно появился сразу после разговора о «Принцессе-невесте». То же количество слогов, что и во фразе «как прикажете», и ритм тот же.
Для тех, кто не читал «Принцессу-невесту»: этой фразой Уэстли, главный герой этой сказки, каждый раз отвечает на поручения Принцессы Лютик, и это означает – «я люблю тебя».
Как прикажете. Поцелуй меня. Я тебя люблю.
Как правило, я не склонна делать поспешные выводы, но в тот момент все сделалось ясно.
Мне следовало прислушаться к себе в связи с неожиданным поворотом событий. Нечего и говорить: я была счастлива, узнав, что Коннор любит меня, и почувствовала, что отвечаю ему взаимностью.
Однако что-то мне подсказывало, что «любить» фактически незнакомого человека – нерационально, почти невозможно. Порывшись в интернете и сопоставив определения различных эмоций с собственными чувствами, я обнаружила, что существует особое эмоциональное состояние, предшествующее любви – влюбленность.
«Чувство влюбленности, как правило, возникает спонтанно, предполагает сильную эмоциональную привязанность к другому, иногда переходящую в одержимость, и характеризуется сильным желанием взаимности».
Это точно совпадало с моими собственными ощущениями, и я сделала вывод, что влюблена в Коннора.
Лучше всего будет оставить его признание в стороне до поры до времени, решила я. Кроме того, Тесса поступила бы так же. Поэтому продолжила переписываться с ним, как обычно, и только спустя четыре дня подписала очередное письмо так:
«поцелуй меня ххх»
Ответ:
«! ххх»
В дальнейшем Коннор сократил фразу до начальных букв, «п.м.». Я последовала его примеру, и с тех пор мы оба подписывали свои письма одинаково, собственным шифром – «п.м.».
Итак, теперь я была влюблена официально и полностью погрузилась в это состояние. Я обнаружила страстное желание разделить с ним его интересы, чтобы стать ближе, не имея возможности быть рядом физически. И хотя я кое-что знала о его вкусах и увлечениях – к тому времени я тоже пристрастилась к чипсам с луком и сыром и прочла все, что могла, о сноубординге и фотографии, основных хобби Коннора, – этого оказалось недостаточно. Тогда я предложила что-то вроде игры с целью сравнить, как изменились наши предпочтения и мы сами с тех пор, как виделись в последний раз, почти десять лет назад. Я была довольна этой затеей: так я не только узнаю побольше о самом Конноре, но и объясню ему, как изменилась Тесса. В сущности, она стала совсем другим человеком.
