Евгения Кайдалова - Ребенок
Вечерами я пристально рассматривала в зеркале свой живот. Ничего еще не было заметно, но я отдавала себе отчет в том, что внутри меня мина замедленного действия. Впрочем, действовать она уже начинала.
Первым, чего я лишилась по вине ребенка, была пантомима. Сначала я не появлялась там, чтобы не встретиться с Антоном, но потом, случайно столкнувшись в университете с кем-то из группы, узнала, что Антон тоже перестал туда ходить (видимо, по той же причине). Тогда я пришла на следующее занятие. А там меня поджидал сюрприз, гораздо более жестокий, чем встреча с бывшим возлюбленным: я впервые почувствовала себя физически неполноценной.
Нет, я по-прежнему могла выполнять большинство упражнений. Но после разминки мы начали работать над номером, и я не смогла, как того требовалось, вкладывать в движения всю себя. Я двигалась до омерзения томно и размеренно и напоминала себе непрофессионального халявщика, решившего пробежаться трусцой во время олимпийского марафона. Руководитель не делал замечаний, но наблюдал за мной довольно недоуменно.
Я думала о том, что, наверное, могла бы все ему объяснить. Конечно, он не стал бы мучить меня нагрузками, а предложил бы заниматься в индивидуальном, расслабленном режиме. Я не участвовала бы в номере, а просто физкультурничала в свое удовольствие… Чудесная картина! Вся группа занимается пантомимой, одна Инна занимается собой, потому что больше ни на что не способна. Почему ни на что не способна? Да потому что беременна. Ах беременна! Тут в глазах у любого должно мелькнуть уважительное сочувствие: «беременна» – это ведь то же самое, что «тяжело больна». Теперь понятно, почему она остается здесь, не будучи полноправным членом группы, – из милосердия!
– Инна, ты не заболела? – осведомился наконец руководитель. Он задал вопрос деликатно, чуть ли не на ухо.
– Нет, – железным тоном ответила я и перестала ходить на пантомиму.
Я не преувеличу, если скажу, что чувствовала себя, как человек на лодке в океане: мне плохо, меня куда-то несет, и остается только гадать, куда и чем это кончится. Чтобы получить хоть какое-то представление о происходящем, я начала покупать всевозможные журналы для матерей, обзавелась увесистым томом доктора Спока и еще какой-то западной книгой о беременности и родах (при покупке меня привлекли цветные иллюстрации с изображением развивающегося плода). Благодаря журнальному винегрету я выяснила примерно следующее:
– Ребенок – это источник бесконечной радости для тебя и для окружающих.
– Основная детская проблема – это любовь в детсадовском возрасте.
– Основная родительская проблема – не медлить, скупая рекламируемые в журналах товары.
Книги были несколько более конкретны. Благодаря им я узнала, что:
– Роды – это естественный процесс, иногда сопровождающийся болезненными ощущениями (впрочем, их можно избежать при правильном дыхании).
– Кормление грудью – это не менее естественный процесс, а если вы от него отказываетесь, то ребенок вырастает аллергиком, астматиком, диабетиком (хорошо, что не сифилитиком!) и всю жизнь не может установить с вами контакт.
– Роддом – это такое место, куда нужно ехать с бутылкой шампанского и видеокамерой (чтобы отпраздновать роды с медперсоналом и увековечить появление головки плода).
Сверх того я получила кипу полезных советов на каждый день, например такой:
– Побалуйте себя салатом с большим содержанием кальция: 1 кружок капусты – разновидность с юга США, 1½ ложки патоки, 2 свежих кукурузных початка, 10 сушеных фиг.
Действительно, почему бы не побаловаться?
Журналы я вскоре покупать перестала, но им удалось оставить во мне неприятный осадок: оказывается, я еще что-то должна этому ребенку! То-то и то-то есть, так-то и так-то двигаться, а главное, я должна не… список «не» был неисчерпаемым.
…Я не должна курить – Бог с ним, я и так не курила, но я не должна и пить. Даже малюсенькая рюмочка легкого белого вина, которую я поднимаю за день рождения одного из сотрудников и которая может поднять мое безнадежно упавшее настроение, – это настоящий яд для того, кто внутри. Я все равно ее выпью, эту рюмку, но выпью ее с невеселым лихачеством человека, нарушающего закон.
…Я не должна ездить на лошади и на велосипеде, кататься на горных лыжах и играть в бадминтон, бегать и прыгать. У меня нет ни лошади, ни велосипеда, и горные лыжи уже в прошлом, но неужели я должна буду лишиться трех последних маленьких удовольствий, которые были мне вполне доступны: постучать по волану вместе с кем-нибудь из общежитских друзей, пробежаться на свежем воздухе по роскошным паркам Воробьевых гор, попрыгать в рок-н-ролле на университетской дискотеке? Я уже лишилась Антона, что еще по милости ребенка мне предстоит потерять?
…Я не должна работать с компьютером, и вообще следует исключить все вредные воздействия на организм. Расскажите мне, как это сделать, если в работе с компьютером и заключается часть моей работы? И даже если я объявлю забастовку, маркетолог Юра, сидящий напротив меня, не отключит свою машину, а излучение от задней части ПК не хуже, чем от экрана. Кстати, о вредных воздействиях вообще: мне не следует дышать московским воздухом? Или ездить в транспорте? Как при этом я должна добираться до работы – пешком через весь город и с аквалангом за плечами? В итоге мой образ жизни не меняется никак, а новое знание не дает мне ничего, кроме чувства совершаемого преступления.
Помимо властных «не», существовали еще и суровые «должна», за которыми стоял целый заградотряд последствий, наступающих при их неисполнении.
…Я должна регулярно сдавать ряд каких-то анализов, иначе врач не сможет вовремя отследить патологии в состоянии плода. При этом я и понятия не имею, откуда должен взяться врач, которого я осчастливлю своими кровью и мочой. Посему я просто живу с сознанием того, что из-за меня ребенок может как-то не так развиться.
…Я должна выпивать пакет молока в день и приставить к каждому зубу личного дантиста, иначе мне грозит нехватка кальция, а ребенку – инфекция от кариозной дырки. Это вполне разумно, если учесть, что меня тошнит за километр от молочной палатки. Кариеса я у себя не ощущаю, но как обидно сознавать, что мой зуб может оказаться для кого-то ядовитым! Я и не предполагала, что по отношению к ребенку я – сущая змея.
…Я должна быть спокойной, радостной и умиротворенной, во мне должно быть по уши положительных эмоций. Иначе ребенку навредят какие-то там гормоны стресса. А я не могу быть спокойной, радостной и умиротворенной! Не могу, и все! И пока я лежу, подвывая в подушку, ребенку по полной программе вредят гормоны стресса, а я не собираюсь успокаиваться, зная, что на мне как на матери и так давно поставлен крест.
