Дженди Нельсон - Небо повсюду
– Тебе понравится место, куда я тебя веду. Обещаю.
– Мне понравится это место, если там я смогу снять с тебя одежду. Обещаю. Ну или хотя бы часть одежды. Хотя бы один носок. – Он подходит ко мне, кидает трубу на землю и кружит меня.
– Ты такой настырный, – говорю я. – Знаешь, это просто невозможно терпеть!
– Ничего не могу поделать. Я наполовину француз, jоiе de vivre, все дела. Ну а если серьезно, то с нашего первого поцелуя прошло уже три дня, а я еще не видел тебя хоть частично раздетой, quel catastrophe, a? – Он пытается отвести волосы от моего лица, а потом целует, пока мое сердце не начинает бешеной лошадью рваться из груди. – Хотя воображение у меня отменное, – добавляет он.
– Quel dork. – Я тащу его вперед.
– Знаешь, я веду себя как придурок, только чтобы ты сказала quel dork, – отвечает он.
Тропа поднимается туда, где старые сосны выстреливают в небо словно ракеты и превращают лес в подобие собора. Ветер утих, и деревья стоят, окруженные неземным покоем и тишиной. Листья мерцают, словно крошечные кусочки света.
– Так что там с твоей мамой? – внезапно спрашивает Джо.
– А? Что? – Вот о чем о чем, а о маме я сейчас совершенно не думала.
– Когда я впервые зашел к вам, бабуля сказала, что закончит портрет, когда вернется твоя мама. Где она?
– Я не знаю. – Обычно я на этом и заканчиваю, но Джо пока не сбежал от чудачеств нашей семейки. – Я никогда не видела маму. Ну то есть видела, но она ушла, когда мне был всего год. У нее беспокойная натура. Семейная черта.
Он останавливается:
– И что, это все? Вы это так объясняете? Она же ушла и до сих пор не вернулась!
Да, звучит как полный бред, но мне бред семьи Уокеров всегда казался каким-то логичным.
– Бабуля говорит, что она вернется, – отвечаю я, и от мыслей о ее возвращении мне становится нехорошо. А что, если она вернется прямо сейчас? Бейли так старалась ее найти. Я хлопну дверью перед ее носом и закричу: Ты опоздала! Я думаю, что она может не вернуться никогда. И я не знаю, как верить во все это теперь, когда Бейли нет рядом. – Бабуля говорит, тетя Сильвия была такой же, – добавляю я, ощущая себя последним дебилом. – Она вернулась через двадцать лет.
– Ого! – Джо явно ошарашен. Никогда не видела, чтобы он так хмурился.
– Слушай, я не знала маму, поэтому не скучаю по ней… – говорю я, пытаясь убедить скорее себя, чем его. – Она отважная, свободная духом женщина, которая решила поскитаться по миру в одиночестве. Она такая загадочная. Это клево.
Клево? Я говорю как придурок. Но когда все успело поменяться? Ведь раньше я правда думала, что это клево, безумно клево. Она была нашим Магелланом, нашим Марко Поло, одной из бродячих женщин из семьи Уокер, чей мятежный дух влечет ее с места на место, от одной любви к другой, от одного непредсказуемого момента к другому.
Джо улыбается, глядя на меня с теплой улыбкой, и я забываю про все на свете.
– Это ты клевая, – говорит он. – Умеешь прощать. Не то что я, дурак хренов.
Умею прощать? Я беру Джо за руку, мысленно удивляясь его реакции, да и своей собственной. Я правда клевая и умею прощать? Или просто помешанная? И что это он сказал насчет «хренова себя»? Он имеет в виду того Джо, который больше никогда не разговаривал со скрипачкой? Если так, то с этим парнем я знакомиться не хочу. Мы продолжаем путь в тишине; парим оба в своих мыслях. Но когда мы проходим пару километров и оказываемся на месте, все мысли о хреновом Джо и о моей загадочной пропавшей маме исчезают. Я говорю ему:
– А теперь закрой глаза, я тебя поведу. – Я толкаю его вперед по тропе. – Все, можешь открывать.
Мы находимся в спальне. Настоящая спальня посреди леса.
– Ого. А спящая красавица где? – спрашивает Джо.
– А это я, – говорю я и в один прыжок приземляюсь на мягкую кровать. Я словно оказываюсь в облаке.
Джо следует моему примеру.
– Мы уже это обсуждали, ты слишком бодра, чтобы быть ею. – Он стоит на краешке кровати и оглядывается по сторонам. – Невероятно. Как это все тут оказалось?
– Недалеко отсюда на реке есть трактир. В шестидесятые там располагалась коммуна во главе с хозяином трактира, Сэмом, этаким старым хиппи. Он устроил тут импровизированную спальню, чтобы его гости могли предаваться любви в лесу. Во всяком случае, я так думаю. Сколько я сюда ни прихожу, никогда никого не встречала. Хотя нет, однажды я наткнулась на Сэма: он менял простыни. Когда идет дождь, он накрывает кровать брезентом. Я часто пишу за этим столом, читаю в этом кресле, лежу на этой кровати и мечтаю. Но парней я сюда раньше не водила.
Я лежу на спине. Джо с улыбкой садится рядом и гладит мне живот:
– И о чем же ты мечтаешь?
– Об этом, – отвечаю я, пока его пальцы ласкают меня под блузкой. Я дышу все чаще; мне хочется чувствовать его руки не только на животе.
– Джон Леннон, можно спросить тебя кое о чем?
– Ой-ой-ой. После таких слов обычно говорят что-нибудь жуткое.
– Ты девственница?
– Я так и знала. Жуткий вопрос, – бормочу я, охваченная ужасом. Отличный способ убить всю романтику. Я ежусь и выскальзываю из-под его руки. – Разве это не очевидно?
– Вообще-то, да.
Бррр. Мне хочется уползти под одеяло. Он пытается умилостивить меня:
– Нет, ну, то есть это очень круто, что так.
– Вот уж совсем не круто.
– Может, для тебя и нет, а для меня точно да. Особенно если…
– Что? – У меня внезапно чудовищно заурчало в желудке.
Отлично, теперь его черед смущаться.
– Просто, если когда-нибудь – не сейчас, а когда-нибудь, – ты больше не захочешь быть девственницей, я смогу стать твоим первым. Вот поэтому и круто… ну, мне.
Он смотрит на меня с такой очаровательной застенчивостью, но от его слов мне делается страшно, и я волнуюсь, я ошарашена, и мне хочется расплакаться, что я и делаю. На сей раз сама не зная, почему реву.
– Ой, Ленни, я сказал что-то неприятное? Не плачь, я совсем не хочу тебя заставлять! Целовать тебя, просто быть рядом – это уже прекрасно!
– Нет. – Теперь я плачу и смеюсь одновременно. – Я плачу, потому что… не знаю почему. Но это от счастья, а не от грусти.
Я дотрагиваюсь до его руки, и он ложится на бок лицом ко мне, и наши тела соприкасаются по всей длине. Он так пристально смотрит на меня, что я начинаю дрожать.
– Просто вглядываться в твои глаза… – шепчет он. – Я никогда не чувствовал ничего похожего.
Я думаю о Женевьеве. Он сказал, что был влюблен в нее. Значит ли это, что он…
– Я тоже, – говорю я, снова не в силах сдерживать слезы.
