Олег Рой - След ангела
— Понятно, — поспешил ответить Лев. Он, кажется, заинтересовался настолько, что досадовал на любую закавыку в разговоре.
— Странно, — многозначительно проговорил Антон Анатольевич, — вам одному, Лева, это понятно. А больше никому во всем человечестве не понятно!
До Левы дошло, что его поддели. Между тем Белопольский-старший продолжал:
— Так вот, когда вы обращаете внимание на какую-нибудь девушку, вы первым делом, сами того не замечая, даете оценку ее внешности. А потом — тому, что у нее внутри, в душе. Ясно?
На этот раз ребята только кивнули молча.
— При этом оказывается, что каждая из ваших девчонок четко позиционируется в один из секторов относительно вертикальной и горизонтальной осей. Вот, смотрите сюда, — он указал на ставший уже невидимым рисунок. — Слева внизу — внешняя привлекательность минусовая, человеческие качества — тоже. Что мы имеем? Чтобы не употреблять грубой лексики, скажем, как в одной пьесе — «женщина, не стоящая внимания». Нижний правый угол. Внешняя привлекательность отсутствует. Но человеческие качества значительные. Кто это? Это — женщина-друг. Иногда она становится вашей помощницей. Иногда даже — женой.
Теперь смотрим верхний ряд. Слева — привлекательная. Но во внутреннем плане неинтересная. Это, как раньше говорили, фифочка, по-вашему — «блондинка».
— Вроде нашей Алинки Кузьминой, — догадались, переглянувшись, ребята.
— Возможно. Я не видел вашу Алинку, но хорошо знаю подобный тип женщин. Такие очень любят привлекать мужское внимание, лезть в центр событий. Веселая, яркая, жизнерадостная — хорошая любовница. Но, други мои, никакая жена.
Ну и что же у нас осталось? — он снова прочертил стрелки и указал на правый верхний угол. — Здесь у нас в наличии и красота, и внутреннее содержание. Это — принцесса, будущая королева. Странно даже думать, что может встретиться человек, для которого эти ценности смещены. И для него она станет любовницей, а не женой. Вот такие четыре варианта. И помните, их всего четыре и не более.
Довольный собой, он потер рукой подбородок и с победным видом оглядел ребят. Те сидели задумавшись, не отрывая глаз от полированной крышки стола, словно на ней перед ними только что разверзлась вся бездна человеческой премудрости. Конечно, дело было совсем не в этом, не таким уж супероткрытием стало для них услышанное… Но все-таки оно заставило каждого задуматься. И подумать о той девушке, кого они отнесли бы к четвертой категории. Или о тех девушках. Может, у Левы или Темки их было несколько. А вот у Саньки всего одна. Ни деревенская Анюта, ни Наташа-Каша в принцессы никак не годились. В лучшем случае — в любовницы.
Каждую неделю теперь, по понедельникам, средам и пятницам, Санек провожал Лилу в музыкальную школу (после занятий домой ее подвозил папа на машине). Сане было доверено нести виолончель — на удивление легкую, в громоздком сером блестящем футляре с металлической окантовкой. Пятнадцать минут они шли пешком до площади, потом ехали на автобусе три остановки через путепровод, в район Машиностроительных улиц, и там еще минут десять до музыкальной школы имени Шнитке.
Хотя всего за два-три часа до этого провожания они сидели в классе совсем рядом, но вечернее настроение и тон беседы сильно отличались от дневных. Тут они были, кажется, старше и всегда почему-то печальнее. Будто возникшее между ними чувство (назовем его любовью) тревожило их и даже пугало.
Часто они подолгу молчали, только порою обмениваясь взглядами, улыбаясь в ответ на улыбку друг друга.
Или же Лила рассказывала какие-то глупости про музыкальные дела. Например, что «виолончель» в девятнадцатом веке была словом мужского рода, и поменяли его на женский потому, что у нее из всех инструментов самая женская душа. Про партию виолончели говорят, что она в оркестре самая темная.
Или про то, что бывают виолончели детские — «четвертинки», — с такой Лила начинала в шесть лет, еще в Саратове. Сейчас у нее «половинка», но пора бы переходить и на настоящую, взрослую — рука это уже позволяет, — и она показывала Сане свои длинные, гибкие и, как он уже знал, сильные пальцы.
Или про то, как знаменитый виолончелист Пабло Касальс каждый день занимался не меньше шести часов. «Если я хоть один раз пропущу эти занятия, говорил маэстро, — то на следующий день замечу разницу в технике игры. А если два дня подряд пропущу — то эту разницу заметят и мои слушатели».
Или про то, что у знаменитого Казановы главной любовью его жизни была какая-то таинственная красавица, дама высокого происхождения, которая странствовала от одного королевского двора к другому. И притом божественно играла на виолончели. И теперь исследователи пытаются вычислить, кто же такая была та загадочная виолончелистка.
Ну, последняя байка хоть чем-то интересна…
Ни на темных улицах, ни в залитом серым светом салоне автобуса они ни разу не поцеловались, словно строгий виолончельный футляр мешал им обнять друг друга. Попрощавшись с Лилой на ступеньках музыкальной школы, Санек возвращался не спеша, вразвалочку. Выйдя из автобуса на конечной остановке, он, как правило, сворачивал на условный пятачок в углу площади — на тусу, как говорили ее завсегдатаи.
В седьмом часу вечера, когда на тусе появлялся Санек, там уже толкались человек пять-десять. Как правило, это были ребята от пятнадцати до двадцати лет, учившиеся в школах, колледжах или уже нигде не учившиеся и не работающие. Вилась возле них и мелюзга, но этих здесь за своих не принимали. Санек был младше большинства завсегдатаев, но ростом выше чуть ли не всех.
Со стороны парни с тусы выглядели на редкость одинаково. Все в темных куртках, широких джинсах или штанах от тренировочных костюмов, в разношенных кроссовках. Многие в круглых вязаных шапочках, которые не снимут теперь до весны. В руках початые бутылки пива или жестяные банки с алкогольными коктейлями. И лица у всех почти одинаковые — круглые, курносые, лопоухие, с глубоко посаженными глазами, с низкими лбами и недоразвитыми подбородками.
Подходя к месту тусовки, Санек непроизвольно сутулился и придавал лицу такое же выражение, как у всех здешних парней: замкнутое и мрачное, мол, меня не трожь, как бы хуже не было. Подойдя, бросал басовито:
— Всем привет, с кем не здоровался!
Многие его знали по кликухе и отзывались:
— Здорово, Сазон!
С некоторыми он здоровался за руку.
Доставал сигареты, зажигалку. Не спеша закуривал — и почти всегда кто-нибудь да стрелял у него курево:
— Дай сигаретку!
— Постучи о табуретку, — был неизменный ответ. Но сигаретку Санек всегда давал.
