Олег Рой - След ангела
В наши дни к социологии и родственным ей наукам — социальной психологии, социальной антропологии, нейролингвистике — взывает все человечество с просьбой о спасении.
Оказывается, группа в тридцать-пятьдесят человек может погубить тысячи ни в чем не повинных людей! Атомная или водородная бомба, которыми человечество так долго себя пугало, скоро поместится в маленьком чемоданчике — возьми да шарахни!
Что из этого следует? Только одно: должна быть такая наука, которая защитит среднего человека от агрессии — не только внешней, но и от агрессии его собственных неконтролируемых импульсов, инстинктов, желаний. Вот такой наукой, я надеюсь, и будет заниматься наш Артем Антонович!
Тема польщенно кивнул. Как же, его призвали на спасение всего человечества! Саньку поневоле стало грустно. Вот, Лева Залмоксис может пойти в социологию — или же не пойти. А ему, Сане Сазонову, никакая социология заведомо не светит. И дело даже не в тройках — ему просто невозможно туда пробиться. Будь он даже семи пядей во лбу — простите-извините, гражданин Сазонов-Ломоносов, все места заняты!
Лева по всегдашней своей привычке спорить принялся втолковывать Антону Анатольевичу что-то свое, видимо, для Теминого папы малопонятное и неинтересное. Чтобы не ввязываться в долгие прения, Белопольский-старший остановил его движением руки и сказал:
— Давайте я вам, чтобы не читать длинных лекций, покажу, что такое социология, на одном простом примере. Уверен, вам будет любопытно послушать. Речь пойдет о любви.
Ребята сразу смолкли и приготовились слушать внимательно.
— Мой дед, тоже Антон Анатольевич, был в двадцатые годы, как тогда говорили, кустарь-одиночка. Жил он рядом с Парком культуры (тогда он еще был Нескучным садом). Каждый день прикатывал туда на площадку аттракционов свою тележку. А на тележке, в раскрашенном клепаном кожухе, удивительная электрическая машина. Аттракцион его назывался «Испытание воли». Подключал он свою машину к электрическому столбу, и была у нее такая блестящая металлическая рукоятка. Желающий испытать силу воли платил полтинник, дед начинал медленно крутить колесико. Ну, вы люди образованные и понимаете, что ничего внутри машины не было, кроме простого реостата с амперметром. Сила тока увеличивалась. И тут на голове того человека волосы становились дыбом, и начинало его бить током через рукоятку, вплоть до конвульсий. Тот терпел-терпел, пока мог. А потом бросал рукоятку, и дед торжественно объявлял, что сила воли у него — сто девяносто. Сто девяносто чего? — спросите вы. Миллиампер? Условных единиц? Но народ тогда был попроще. Сто девяносто — это звучит гордо, и испытуемый был доволен. А дед собирал свои полтиннички.
Потом ему надоело, и он решил усовершенствовать свое изобретение. И придумал он такую машину, которая собирала уже не полтинники, а рубли. Называлась она «любвиметр». Не слыхали? Наша семейная тайна, — он задорно подмигнул ребятам. — Принцип работы тот же самый, все тот же добрый верный реостат. Но теперь не одна, а две рукоятки. Дед объяснял, что когда отпускаешь одну рукоятку, то в другую электричество бьет с удвоенной силой. Резкий щелчок, как хлыстом по пальцам! Так сказать, привет на память от любимого! Как же все это работало? Дед зазывал парочки: «Проверьте ваши чувства». Такие всегда находились. Подходят кавалер с барышней, то есть парень и девушка, платят уже два полтинника. Берутся за рукоятки, дед крутит колесико — из волос летят искры, их корчит током… А отпустить ручку стыдно! Ведь это же на всю жизнь клеймо останется! С другой стороны, дед им не говорил, что у него порог напряжения — семьдесят пять вольт. Раз он крутит колесико, а током бьет все больнее, то — каждый думает — надо бросать поскорей, но, если бросишь, удар другу или подруге будет еще сильнее… Вот и решай — бросать или держаться!
— Здорово! — воскликнул Санек. Он очень ясно представил себе летний праздничный день и толпы гуляющих, и многочисленные парочки, и дедка в белой панамке за хитроумной с виду машиной, похожей на игрушечный старинный паровозик. — Эх, мне бы такую машину! Я бы забот не знал!
— Ну да, — иронически бросил Лева, — а отстегивать с каждого рублика пришлось бы — и за электроэнергию, и за место, и пожарным, и «Скорой помощи», и вообще всем кому угодно — дай бог, чтоб по гривеннику тебе осталось.
— Да, ты это верно растолковал, — согласился Антон Анатольевич, — сейчас такой номер не пройдет. И вот я всегда, когда рассказываю эту историю, спрашиваю: кто бы сразу отпустил ручку, а кто бы держался до конца?
— Я бы точно держался, — твердо сказал Санек.
— Про тебя, Санек, я точно могу сказать, что ты бы продержался до конца, — кивнул Белопольский, — наверное, и ты, Лева, себя бы переупрямил. А вот мой Темка, я точно знаю, бросил бы.
— Ну, это потому, что он вашу историю сто раз слышал. И уже знает правильную стратегию, — вступился за товарища Саня.
— Правильную? — только и спросил Антон Анатольевич.
— А я бы девушке сказал: бросаем вместе! — нашелся Лев.
Вошла Темина мама. Собрала посуду на столик и укатила его прочь. Антон Анатольевич пошарил вокруг взглядом:
— А ну-ка, сын, принеси пепельничку!
Тема послушно встал, вышел и вернулся с пепельницей, зажигалкой и пачкой сигарет.
— Можно покурить, Антон Анатольевич? — вежливо спросил Санек.
— Нельзя, — резко ответил хозяин. — В этом доме курю я один и больше никому не позволяю — ни жене, ни сыну, ни друзьям сына. Ясно?
— Ясно…
«Ничего себе, — удивился про себя Санек, — на переменах Темка дымит как паровоз, неужели дома этого не замечают? Или им все равно?»
Был уже одиннадцатый час. Но уходить не хотелось. Антон Анатольевич, довольный вниманием слушателей, начал следующий рассказ.
— Вот вам еще одно приложение социологии к обыденной жизни. И опять о любви. Интересно?
— Интересно! — подхватил Лева. Санек только кивнул.
— Построим вот такую матрицу, — Антон Анатольевич нарисовал пальцем на гладкой поверхности стола две пересекающиеся посередине стрелки, как бы крестик.
— Как вы оцениваете свою подругу? По двум главным характеристикам. Первую назовем «привлекательность». Ну, могли бы сказать, красота или сексапильность, все примерно одно и то же. Отложим ее по вертикальной оси. Вторая характеристика — чисто человеческие качества. Можно сказать, духовная ценность или внутреннее содержание. Отложим по горизонтальной оси. Собственно говоря, все очень просто: одна стрелка обозначает у нас телесные характеристики. Другая — душевные. Тело и душа — вам понятно?
— Понятно, — поспешил ответить Лев. Он, кажется, заинтересовался настолько, что досадовал на любую закавыку в разговоре.
