Мария Воронова - Клиника одной взятки
Что-то в ее душе не давало смириться, заставляло двигаться, бессмысленно переставлять вещи с места на место, твердило: «Борись, не сдавайся…» Но разум не подсказывал выхода. Некуда бежать, негде спрятаться, некого просить о помощи. Все. Конец. В понедельник, самое позднее во вторник утром она окажется в следственном изоляторе. Ей трудно, почти невозможно было представить себя среди уголовниц. Но другого пути у нее не было.
Увольнение с работы и выселение – железное основание для постановления об аресте. Следователь, разумеется, им воспользуется. Не потому, что сильно ненавидит Вику, просто так положено. У них, как и у врачей, есть стандарты, которые надо соблюдать. Если ты сомневаешься в диагнозе аппендицита, если ты даже в глубине души убежден, что ничего там нет, но лейкоцитоз высокий, ты идешь и оперируешь. Пусть напрасно, но за эту операцию не накажут: ты действовал по стандарту.
И еще: как следователь ни пыжится, стопроцентных доказательств у него нет. Вика будет настаивать, чтобы диктофонную запись предъявили суду. Выступят в ее пользу и Балахонов с Ларисой. Пока нет ее признания, сохраняется риск, что суд оправдает ее или вернет дело на доследование, а такие возвраты портят следователю статистику.
«Ох уж эта статистика! – вздохнула Вика, наливая себе чаю. – Не знаю, как там у них в юриспруденции, а у нас в медицине чем лучше статистика, тем хуже дело обстоит для отдельного больного. Ведь он воспринимается не как больной, а как возможная лишняя палочка в неприятной графе. Например, летальность. Как бороться за ее снижение? Можно хорошо лечить, а можно отбиваться от тяжелых пациентов.
Или послеоперационные осложнения. Этот показатель будет низким не только если хорошо оперировать, но и если не браться за сложные случаи. Допустим, рак. Врач входит в брюшную полость и думает: «Ага, в принципе можно сделать, но осложнения точно разовьются, а то больной еще и помрет. Ну его к черту, три часа буду потеть у операционного стола, а потом получу нагоняй за перерасход лекарств, и премию не дадут из-за высокого процента осложнений». Врач зашивает живот, пациент через неделю благополучно выписывается, а через месяц умирает от прогрессирующей опухоли. Но уже дома, никому не портя статистики.
Есть еще один прием, его применяют в областной больнице. Ранняя выписка. Осложнения, как правило, развиваются на седьмой – десятый день, а больного выписывают на шестой. В результате в областной идеальная статистика, а Балахонов в своем отделении исправляет огрехи коллег».
* * *Вика задумчиво размешала в кружке четыре ложки сахара. Она никогда не любила сладкий чай, но, поскольку организм почти месяц не принимает никакой еды, нужно хоть так снабжать себя калориями.
Итак, он ее посадит. Следователю это выгодно со всех сторон. Пока она на свободе, ее не слишком напрягает приходить к нему раз в неделю и повторять, что она ни в чем не виновата. Другое дело, в тюрьме. Он подержит ее дней десять в камере, а потом скажет: «Ах, Виктория Александровна, зачем вы упорствуете? Со своей позицией вы можете и год до суда просидеть. Признавайтесь лучше, быстро отсудитесь, получите условный срок и пойдете домой».
«И я сломаюсь, – с тоской поняла Вика. – Три дня без собственной ванной, и я признаюсь хоть в убийстве Кеннеди. Только где гарантия, что мне дадут условный срок?»
Она вышла в сад. Посмотрела в темнеющее небо, на желтую ноздреватую луну. Листья живой изгороди, серебристые в лунном свете, мелко дрожали. Ночь казалась такой уютной, такой радостной, что Вика на секунду поверила – она будет спасена.
Но нет, ей нельзя поддаваться на ласку нежного ночного ветерка и прислушиваться к шепоту любимых цветов.
У нее есть три дня. И что бы она в эти три дня ни делала, результат будет один. Единственное, что она может, – как-то решить проблему с долгом в сто двадцать тысяч. Выплатить его сейчас нереально, нужно только позаботиться, чтобы он не повис на ее родителях. Объявить себя банкротом? Вика понятия не имела, как это делается. Завтра с утра она пойдет в банк и все выяснит.
Еще соберет вещи. Отложит гардероб для тюрьмы, остальное отдаст Ларисе.
Вот, пожалуй, и все. Осталось решить, как быть с родителями, ехать к ним прощаться или не стоит. Лучше всего просто навестить, побыть с ними, не предупреждая о скорой разлуке.
Можно еще походить по юридическим консультациям, нанять наконец адвоката. Но зачем? Балахонов уверен, что ее дело заказное, и, наверное, он прав. Вика понятия не имела, кто ненавидит ее до такой степени, чтобы сгноить в тюрьме, но этому неизвестному недоброжелателю не составит труда перекупить ее адвоката. Лучше уж пусть перекупает бесплатного, которого ей даст государство. Не так обидно.
Она открыла шкаф. Господи, как же у нее мало вещей! Поглощенная строительством дома, Вика редко баловала себя обновками. Она одевалась в дорогих магазинах, поэтому вещи служили долго. К тому же, поглощенная работой, она почти нигде не бывала. Доехать до больницы, там переодеться в форму, потом домой – так вещи не сносишь. Две пары брюк, джинсы, юбка, пара летних платьев, пяток блузок, свитер – вот и весь ее гардероб. У нее даже шубы нет, только три куртки из «Спорт-мастера», и те купленные со скидкой!
Андрей никогда не давал ей денег. Считалось, что они живут на его зарплату, но выражалось это в том, что он покупал продукты, когда приезжал к ней на уик-энд. Да, подарки дарил, но именно из-за них у нее теперь сто двадцать тысяч долга.
Продолжая доставать вещи из шкафа, Вика наткнулась на аккуратно сложенную стопку белья. Вот агрессивное черно-красное боди с ленточками, а вот кружевной лифчик и трусики-балахоны в стиле девятнадцатого века. У нее даже была одна комбинация с легким привкусом садо-мазо. Андрей любил, когда она щеголяла перед ним в сексуальном белье, и ей тоже очень нравилось чувствовать кожей его страстные взгляды. Почему теперь ей противно даже касаться этого белья?
Она брезгливо запихала всю стопку в пакет и потащила на дальнюю помойку. Была уже глубокая ночь, пусть и белая, но Вика не боялась грабителей. По сравнению с тем, что она уже потеряла, масштабы уличных воров не впечатляли.
Вот и все. Теперь остается только сидеть и ждать, когда за ней придут. А ведь раньше она каждую секунду своей жизни боролась за место под солнцем! И всегда держала свою судьбу в руках – так ей по крайней мере казалось. Теперь управление потеряно.
Ее зазнобило, ноги ослабли. Вика вытянулась на диване и накрылась с головой теплым пледом.
«Надежды нет, – стучало в висках метрономом. – Надежды нет».
Сквозь плед она еле расслышала звонок мобильного. Кому она понадобилась во втором часу ночи? А впрочем, пошли все к черту!
