KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Татьяна Соломатина - Акушер-Ха! (сборник)

Татьяна Соломатина - Акушер-Ха! (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Татьяна Соломатина, "Акушер-Ха! (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Последняя затяжка

Как-то зимой, когда зимы ещё были похожи на зимы и апокалипсические стихии терзали избирательно лишь страны развитого капитализма, я забеременела.

Я была молода, красива и любима, а беременность случается даже с немолодыми, некрасивыми и одинокими, так что мне сама овуляция велела. Не то чтобы я хотела плодиться и размножаться немедля, скорее напротив, потому что мне было двадцать четыре года. Я только окончила интернатуру, декрет не входил в мои планы, но человек предполагает, а Колесо Сансары крутится. Аборт я делать не собиралась. К тому же, когда я узнала, что мой организм несколько видоизменился, было уже не то чтобы поздно, но уж точно глупо что-то с ним делать. Да. Такое случается. В народе это называется «омывание плода». К тому же меня не тошнило. У меня не падало давление. Я была здорова, как мустанг, выросший в прериях. Работала, училась, курила, пила кофе с коньяком, делала жим лёжа ногами и от груди с малым весом, но часто. А потом они наконец не пошли. УЗИ показало четырнадцать недель. Я стала гораздо меньше курить, отказалась от коньяка и стала пить менее крепкий кофе, сменила железо на бассейн и стала поедать немыслимое количество оливок и маслин. Баночных, бочковых и каких угодно. Я не перестала работать и учиться и вполне спокойно чувствовала себя, наблюдая за чужим потужным периодом в родзале.

На учёт в ЖК я стала поздно. Каюсь. В двадцать пять недель. Но я сдала все анализы и всё такое прочее по месту работы. Меня осмотрела начмед и сказала, что родим, куда денемся. Первая степень сужения таза никого не смутила, потому что и с таким рожают через естественные родовые пути.

Беременность моя была не особо заметна недель до тридцати пяти. Вообще незаметна, если начистоту. У меня были накачанные ручки, стройные ножки и милый животик, ставший весьма милым. Яйцевидным таким. Торчком. Это было до чертей собачьих сексуально.

И вдруг на тридцать шестой неделе я стала опухать. Как в дурной американской комедии. Меня срочно госпитализировали. В моче был белок, давление было слегка повышенным. У меня случилось то, что ранее называлось нефропатией,[40] позже в МКБ очередного пересмотра – преэклампсией.[41] И, вероятно, и сейчас так называется. Суть не в названии. А в состоянии. На фоне прекрасного анамнеза жизни и полного отсутствия анамнеза болезни я резко подурнела. Как внешне, так и внутренне. Я стала похожа на оплывшую тётку с колхозного рынка. На ногах, ещё так недавно сводивших с ума анестезиологов, оставались белые, долго не проходящие вмятины, и это меня ужасно раздражало. Я стала пить зелёный чай литрами. А в меня стали парентерально[42] вводить всякие разноцветные чудеса фармакологии с мудрёными и не очень названиями. Озвучивать не буду. Кому надо – знают. А мнения типа «я не специалист, но уверена… читала справочник Мошковского…» и т. д. – меня не интересуют.

Уколы, сука, были болючие! Хотя любому духовному человеку без балды ясно, что острая игла, воткнутая тебе в вену, должна приносить наслаждение и радость и акушерка, тварь, должна улыбаться и читать вслух молитву Великой Вселенской Матери все три часа капельницы. Потому что нас тут всего тридцать женщин на этаже, а их целых две и зады целый день от стульев не отрывают! А всё почему? Потому что всего четыре года учились в каком-то ужасном медицинском училище, а не просветлялись целый месяц на курсах духовных акушеров.

Однако оставим зловещие подробности больничного бездуховного быта и вернёмся к главной сюжетной линии.

Я, как вы понимаете, была белая кость и голубая кровь, потому что своя. Поэтому и уколы мне кололи не так больно, как «специально» – другим. И зеркала вводили, напевая что-нибудь из классики, – всё в соответствии с коллегиальной этикой. И даже пальцы у Лёшки становились тоньше, когда он делал внутреннее акушерское исследование. Каждые три дня. Говорил – акушерскую ситуацию контролирует. Но любому духовному человеку ясно – извращался, подлец!

Вот как-то раз после того, как он уже извратился, сидели мы в ординаторской. Играли в шахматы. И поскольку ходы мы не записывали, я ему и говорю:

– Лёш, ты не помнишь, я пешкой до конца дошла? А если даже дошла, то в шахматах белых ферзей всё равно не два. И чёрных – не два. И лошадей – не восемь.

Лёха фигурки пальчиками пересчитал, заставил меня забожиться на курочку Рябу, что его тоже два, и как заорёт: «Алёна!!! Тонометр!!! Быстро!!!»

– Какая, на хер, Алёна?! Ты что, мозгами поехал на старости лет? Я – Таня.

А он не реагирует. Только козу мне пальцами делает и сюсюкает:

– Скажи, сколько у дяди доктора пальчиков?

– Двадцать, – говорю, – как у всех. А показываешь четыре.

Тут Алёна прибежала с тонометром. Манжету намотала, грушу накачала, шипит потихоньку, ушами слушает.

– Ну? – нервно вопрошает Лёха. – Сколько-сколько?

– С таким не берут в космонавты, – сомнительно отвечает Алёна, – с таким скорее в кардиологию в койку укладывают и диагноз «злокачественная гипертония» ставят.

– Я сам! – Алёша вырвал у неё инструмент и повторил процедуру.

– Ну, чего? – спрашиваю. И мне становится ужасно весело, потому что у Алёшки четыре брови и все очень лохматые. И он ими шевелит.

– Срочно зови Сергея Алексеевича с чемоданом и анестезисткой, звони в операционную, пусть срочно разворачиваются. Когда последний раз ела и что?! – Вот, думаю, как Лёха о дежурной смене заботится – интересуется, когда и что акушерка ела. И ещё думаю – а мысли такие почему-то яркие, толстые, медленные, – Серёга-то нам зачем? В шахматы втроём не играют. И вдруг Лёха мне – херак! – по щеке.

– Эй, – говорю, – не время для утех! Беременная я!

– Ела когда?!

Понимаю, это я его интересую всё-таки.

– Утром, по-моему… Что-то мне сложно как-то вспомнить. По-моему, у меня деменция.[43] Или прогестероновое слабоумие.

– Клизма? – спрашивает его Алёна на бегу.

– Какая, в п…ду, клизма! Быстрее!!! – орёт Лёха.


И так мне обидно стало за вот это вот жлобство и хамство, что я ему так с укором:

– Вот, Лёш, шесть лет ты в институте учился. Потом ещё хрен знает сколько лет во всяких суб-, спецклин– и прочих турах. Руку десять лет набивал на «униженных и оскорбленных» женщинах в бывших французских колониях, освобождённых социализмом, – и до сих пор не знаешь, что клизма – она в другое отверстие вставляется!

– Шуточки всё шутишь. Одной ногой на… операционном столе, а всё ёрничаешь, – как-то уже спокойнее говорит мне Лёха и по руке гладит. А я глядь – уже на каталке лежу и Серёжка мне в вену что-то тычет.

– Серж, я надеюсь, это шприц, а не то, что ты обычно хочешь в меня воткнуть? – иронично осведомляюсь я.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*