Питер Бенсон - Две коровы и фургон дури
Я вернулся домой, сел на лавку под кухонным окном и тупо глядел на облака, ласточек и стрижей, вьющихся в небе, — перелетных птиц, залетающих в Англию только на короткое лето. Они наедались мухами, резали небо в клочья, протыкали в нем дырки до крика, от их пронзительного визга голова моя пряталась в ладони, а в больной ноге начала биться и пульсировать кровь. Но я сидел и сидел, ничего не делая, пока отец не вернулся с работы, и тогда я принес ему бутылку пива, открыл ее и смотрел, как он пьет и вытирает платком пот — честный пот честного человека. Потом приехала Грейс и подсела ко мне, и я постучал ее по спине и поблагодарил за то, что она моя сестра.
— Мне так повезло! — сказал я, и это было почти правдой.
— Еще бы! — Грейс поцеловала меня в кончик носа, как сентиментальные люди целуют щенков, или кроликов, или конверт, прежде чем отправить его по почте любимой.
— Грейс! — сказал я.
— Чего?
— Ты никуда сегодня не идешь, правда?
— Нет, а что?
— Ничего… Просто хотел удостовериться.
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.
— Ты о чем, а? С ума сошел?
— Нет.
— Иногда я сомневаюсь, что ты нормальный.
— Я тоже, — сказал я.
— Никуда я не иду, — заявила Грейс, — даже когда умру, не уйду никуда — останусь здесь и буду тебя мучить.
— А если я умру первым?
— Не беда, я найду способ пробраться к тебе в могилу. Вырою яму, встану перед гробом и буду завывать, пока ты не проснешься.
— Вот спасибо, — сказал я.
— Подожди благодарить, рано еще. — Но Грейс посмотрела на меня таким странным взглядом, как будто ей и впрямь не терпелось повыть над моим гробом.
Тут вернулась мама, она обняла меня очень крепко и накрыла мой лоб ладонью — я сразу почувствовал вкус земли на губах.
— А ну-ка пошли в дом, — сказала мама, — я приготовлю вам кое-что вкусненькое.
Мы все отправились в дом, уселись за стол и стали смотреть, как мама вытаскивает из холодильника домашние колбаски и замешивает густое тесто.
Глава 20
Утром, пока кошка играла с клубком шерсти, а деревенские петухи гонялись за курами, мама шепнула мне, что кое-что придумала и что если у меня все же есть дар, как у нее, то колдовство должно сработать. Мама рассказала мне, что этим прежде пользовались и ее родная мать, и бабка, и еще двадцать пять поколений колдуний до них.
— Ну и что мне надо делать?
— Во-первых, — сказала мама, — надо иметь веру. Без веры все равно ничего не получится. А имея веру в себе, выбираешь в саду яблоко.
— Яблоко?
— Именно так. Откусываешь кусок, думая о своем самом сокровенном желании. Яблоко надо выбрать из нашего сада, понял? — сказала мама. — И, конечно, желание не должно быть связано с тобой. Только с кем-то другим.
— Ну а потом?
— Дальше берешь откусанный кусок и закапываешь около ее дома.
— Ее дома? Ты о чем?
— Ну хватит, Малыш, мне не до шуток!
— И что дальше?
— Ну а остальное кладешь в карман.
— А если у меня нет карманов?
— Знаешь, Эллиот, я рассказываю тебе о серьезных вещах. Если будешь шутить, заговор не сработает.
Ну был ли у меня тогда выбор? Конечно, я пошел к нашей самой старой яблоне, выбрал яблочко покраснее, вытер его рубашкой и откусил кусок. Я подумал о Сэм и ее поврежденном мозге, как он лежит внутри ее черепа со всеми своими кровеносными сосудами, нервными окончаниями и всякими там оболочками. Я представил себе, что яблоко — ее мозг, а откушенный кусок — его поврежденная часть, та, где мысли, воспоминания, чувства умерли, превратились в один мертвый клубок.
Выплюнув откушенный кусок в руку, я отправился к ее коттеджу и по дороге все просил те силы, что помогали маме, взглянуть с небесных высот на Сэм и вылечить ее, хотя бы постараться. Я нашел небольшое углубление прямо перед ее окнами, нагнулся как можно ниже, чтобы меня не было видно из окна, пробрался туда, присел и закопал кусок яблока. Потом закрыл глаза и сконцентрировал всю свою силу, собрав ее в один упругий шарик, сжал его еще сильнее и опустил в глубину своего сердца. Затем еще немного посидел, собирая растерянные мысли, потом открыл глаза, засунул остаток яблока в нагрудный карман рубашки, но в этот момент из-за угла вышел один из мальчишек-хиппи. По-моему, это был Дон, а может быть, и Дэнни. Если честно, я порядком струхнул, не знал, чего от него ждать, и даже отступил назад на пару шагов.
— Привет, — сказал Дон или Дэнни. — С тобой все в порядке?
— Типа того, — пробормотал я как идиот. — Вы знаете про Сэм?
— Конечно, нам звонили из больницы.
— Я… мне так жаль…
— Да ладно, вы же попали в аварию не по твоей вине, верно?
— Верно.
— Мы собираемся в больницу навестить Сэм. Похоже, ты-то сам дешево отделался…
Я пожал плечами:
— Ужас просто…
Дон протянул руку и коснулся моего плеча.
— Это судьба, Эллиот. — Он поднял глаза к небу. — Судьба — такая штука, от нее не уйдешь.
— Наверное, ты прав, — пробормотал я.
— Сэм — тетка сильная. Она выкарабкается.
— Будем надеяться.
Мы еще постояли друг против друга, но больше ни мне, ни ему ничего в голову не приходило.
— Слушай, — сказал Дон наконец, — заходи в любое время, понял? Если надо поговорить или вообще… Сэм всегда говорила о тебе только хорошее. У нее к тебе было по-настоящему, понимаешь?
— Спасибо тебе.
— Не за что. Это тебе спасибо. — Дон сжал мое плечо, а потом повернулся и пошел по дорожке в огород, туда, где еще недавно мы с Сэм дергали лук.
Я тоже пошел домой.
Мама ждала меня на кухне.
— Вот увидишь, все сработает! — заговорщически прошептала она, размахивая полотенцем. — Иди во двор, там отец заждался. Он решил сегодня заняться твоим мотоциклом.
У моего отца природный талант ко всяким железякам. Он может отремонтировать что хочешь, пользуясь лишь подручными средствами: однажды я сам видел, как он починил водяной насос при помощи спички и пары капель свечного воска, а в другой раз наладил нашу газонокосилку, вставив в нее цоколь от перегоревшей лампочки и закрепив конструкцию обрывком проволоки. Наш холодильник работает двадцать с лишним лет лишь потому, что отец знает о всяких там неонах и фреонах больше, чем самый крутой мастер по холодильникам, а мамин фен для волос, если его включить на полную мощность, может сдуть среднего размера собаку с нашего двора. И все потому, что отец когда-то выпил пива и по приколу вставил в фен турбонагнетатель усиленной мощности. Я вышел во двор. Отец сидел на корточках перед «хондой», задумчиво рассматривая переднее колесо.
— Принеси-ка мне инструменты, сынок, — сказал он негромко, и я понял, что он уже знает, что надо делать.
После полутора часов работы отверткой и разводным ключом, использовав целый моток проволоки и другие предметы не очень понятного мне назначения, отец встал, вытер руки о промасленную тряпку, швырнул ее себе за плечо и удовлетворенно сказал:
— Будет бегать, как новенький.
— Ну, пап, ты просто гений.
— Ха! Не благодари, пока не попробуешь.
Я немного проехался по траве: байк временами издавал странные лающие звуки, которых раньше не было, но двигатель работал без перебоев, колеса держали дорогу, а фары мигали безотказно. Я крикнул отцу, что хочу опробовать мотоцикл на дороге, и, прежде чем он смог меня остановить, уже летел прочь от дома в сторону тонтонской больницы и моей Сэм. Я специально разогнался как можно быстрее, чтобы выгнать из головы все до единой мысли. Галопом по европам. Палец на курке. Глазами на солнце. Тащи моржа на берег! Лови муху на лету! Мысли как пули влетали мне в голову и вылетали с другой стороны. Взять бы все эти мысли, собрать их, запечатать в конверт и отправить по почте в ад. Даже и не особенно сложно.
Сэм лежала все там же, в палате реанимации, а вокруг, как и раньше, гудели приборы. Мне дали белый халат, и сестра сказала, что в этот раз мне надо поговорить с ней по-настоящему.
— Не молчи, говори о чем хочешь. Представь, что она тебе отвечает. А если не можешь представить, говори и за себя, и за нее.
— Не так-то это просто.
— Поверь, ей сейчас гораздо тяжелее.
Я сел рядом с кроватью, посмотрел на экраны мониторов, послушал их тихое гудение и взглянул Сэм в лицо. Из ее ноздрей тянулись тонкие прозрачные трубочки, они слегка булькали. Глаза Сэм были закрыты, губы пересохли и потрескались, повязка сияла белизной. Мне вдруг показалось, что кровь моя превратилась в воду и капает из меня по капле, как из крана. Я взял Сэм за холодную, безжизненную руку, сжал ее пальцы и сказал:
— Привет, крошка! Это Эллиот.
— Мне так жаль… Я даже сказать тебе не могу…
— Я не должен был… не должен был ввязывать тебя во все это…
— Но знаешь, я все сделаю, чтобы этот кошмар как можно скорее закончился.
![Всеволод Фабричный - Вата и гвозди [сборник рассказов]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)