Мелани Бенджамин - Я была Алисой
Конечно. Конечно, я все понимаю. Надеюсь, вы не принимаете меня за дурачка?
— Ну что вы, как можно подумать о вас такое.
Мистер Рескин поднялся и, сделав несколько шагов, встал за моим креслом, так что я не могла видеть его лица, но могла лишь слышать его голос.
— Я действительно желаю вам счастья, Алиса. Поверьте. Даже если факты вашей… маленькой драмы… туманны, они тем не менее имеют значение. Реальность такова, какой мы ее воспринимаем, тем более когда она касается дел сердечных.
В моей памяти шевельнулось еще одно воспоминание.
— Вы очень любите это повторять, — заметила я.
— Это правда. Я прекрасно понимаю, отчего вы не желаете посвящать меня в подробности ваших отношений с принцем. Очень мудро держать их в секрете, и поэтому советую вам вести себя более разумно, чем недавно на лекции. Принц в отличие от своих братьев и сестер не привык бывать в обществе. Королеве идеально удавалось, когда это было возможно, оберегать его от внешнего мира, но, боюсь, в результате он не так осторожен, как должен быть. Вряд ли он влюблялся когда-нибудь раньше: бедный малый, у него не имелось такой возможности. Поэтому в вашей паре обладателем здравого смысла должны быть вы.
Я прикусила губу. Он был прав.
— Вот мое предложение. Я в состоянии сделать так, что ваш юный принц останется в неведении относительно каких бы то ни было… ваших секретов. А если и прослышит, то, полагаю, мне удастся это опровергнуть: я уже говорил, что пользуюсь уважением в королевской семье. Кроме того, можно сделать так, чтобы и Доджсон ни о чем не узнал. Такого бестолкового человека, как он, я еще не встречал. Вряд ли он видит роман, который разворачивается под его собственными окнами.
Я молчала, поскольку не могла поверить в сказанное: я-то постоянно чувствовала на себе взгляд глаз мистера Доджсона.
— Не отрицаю: до последнего времени вы были очень осторожны — оставались в тени, когда Ина выходила, а потом вышла замуж. Вы поступали очень мудро.
— А вы считаете, что это происходило по моей воле? Мне до последнего времени просто не давали свободы. С позором отправили на континент… О, конечно, со стороны все выглядело вполне пристойно: три девочки Лидделл, как и все светские юные леди, отправились в свой Грандиозный Тур! Но мама была бы просто счастлива, найди я себе какого-нибудь скромного графа во Франции, чтобы остаться там навсегда. Но я вернулась, и она, конечно, поняла, что держать меня взаперти на чердаке, как сумасшедшую, ей не удастся. В конце концов я должна была появиться в обществе. Вот. — Я сделала глоток чая, раскрасневшись от собственного откровения. С чего это мне вдруг вздумалось довериться мистеру Рескину, ума не приложу. Должно быть, меня обезоружила его прямота.
— Я, правда, не знал этого, — произнес мистер Рескин.
Он долго молчал, расхаживая взад-вперед у меня за спиной, и я слышала лишь скрип досок под его ногами, потрескивание огня в камине, отдаленный смех Софи и экономки да тихое тиканье часов. Наконец я встала, натянула перчатки, тем самым заявляя об окончании нашей аудиенции. Пора было вернуться в деловое русло: дамские обмороки не для меня.
— Ну, так чего же вы хотите за вашу скромность? Ведь именно об этом шел наш разговор, не так ли?
— Вы абсолютно непредсказуемы, моя дорогая мисс Лидделл: то робкая, а то прямолинейная.
— Я принимаю ваши слова за комплимент. А теперь все же скажите, чего вы хотите взамен.
— Ничего, кроме вас.
— Меня? — рассмеялась я. Как, однако, это было предсказуемо! — Надеюсь, нас обоих не ждет сцена из дешевого романа: не собираетесь же вы, право, меня соблазнять.
— О, Алиса, вы и впрямь меня забавляете. — Мистер Рескин усмехнулся. — Конечно же, нет. Мне просто хочется вашего общества. Нас с вами многое объединяет. — Тут он снова взглянул на маленький портрет на столе. — У нас обоих в прошлом были друзья, с которыми мы более не можем поддерживать связь, делиться тем лучшим, что есть в нас. — Он умолк, продолжая смотреть на девушку с ясными глазами.
— Роза ла Туш. В Оксфорде существуют тайны. В том числе и ваша. — Несмотря на данное себе обещание сохранять отстраненность, я положила ладонь на его руку, заметив в глазах мистера Рескина слезы.
— В определенном смысле она была моей Алисой. Мужчинам вроде меня, вроде Доджсона нужна муза, для того чтобы сохранять молодость и жизненные силы. В одиночестве у нас это плохо получается.
— Но я… я уже не ребенок. Чем я могу вам помочь сейчас?
Мистер Рескин повернулся ко мне. Его глаза были затуманены слезами и печалью, подернуты утраченной надеждой, и я поняла, что смотрит он не на меня. Он хотел увидеть — он искал — другую.
— Просто заходите ко мне, — прошептал мистер Рескин. — Время от времени заходите посидеть у камина, чтобы я мог посмотреть на вас. Поговорить с вами. А потом… — Наконец он взял себя в руки и прогнал от себя своих демонов. Его голова дрожала. Казалось, дрожь поднималась снизу вверх по всему его сгорбленному, дряхлому телу. — Тогда я помогу вам с принцем. Даю слово.
Я молчала, потому что не видела другого выхода. Я словно бы заблудилась в каком-то темном, гнетущем лесу, где деревья представляли собой мое прошлое… а теперь стали также и прошлым мистера Рескина. Они препятствовали каждому моему шагу, пока я искала дорогу из темноты к свету, туда, где меня ждал Лео, чтобы наконец унести меня прочь.
Что еще мне оставалось? Весной Лео окончит университет. Так что побыть другом мистера Рескина мне придется недолго. И в качестве моего друга он станет мне помогать. Но, оказавшись моим врагом, он может меня уничтожить. Это я знала точно.
— Хорошо, — наконец согласилась я. Мой голос прозвучал монотонно и невыразительно. — Я буду к вам приходить. Как друг. Ничего более.
— Я и не прошу ни о чем больше, — грустно улыбнулся он, склонившись, чтобы поцеловать меня в щеку сухими, шершавыми губами. Я закрыла глаза, но не смогла отключить обоняние, чтобы не чувствовать тошнотворный запах его духов — комбинации лаванды, розы и гелиотропа, — даже невеста не украсила бы себя таким количеством цветов.
— До следующей встречи. — Я мягко отстранилась и протянула ему руку. Мистер Рескин ее тепло пожал, затем поднес к губам и поцеловал с испугавшей меня страстью — словно он был умирающим грешником, а моя рука даровала ему спасение.
— В это же время через неделю, — сказал мистер Рескин, демонстрируя все ту же страсть. Потом, отвернувшись, он с тоской уставился на столик, где, как пара сирен, стояли моя фотография и портрет Розы.
Я ждала, когда мистер Рескин проводит меня из гостиной, но он так и не сдвинулся с места. Тогда я развернулась и, тяжело ступая, с тяжелым камнем на сердце пересекла комнату.
Я знала, что стану презирать эту гостиную и все, что так недавно казалось мне в ней очаровательным. Я знала, что стану презирать мистера Рескина.
И также знала, что стану презирать себя.
Глава 9
23 января, 1876
Любовь моя,
я извелась от тревоги за тебя. Мне следует держаться отстраненно и с достоинством, внешне проявляя умеренное беспокойство, ибо как дочь декана я, разумеется, должна с нетерпением ждать вестей о твоем здоровье.
Однако фраза «ждать с нетерпением» не передает и малой толики тех мук, что меня терзают. Я изнываю от желания быть рядом с тобой. Завидую врачам, которым выпало счастье ухаживать за тобой. О, если б это моя рука вытирала твой влажный лоб, сжимала твою руку, подавала тебе суп! Вот видишь, до чего я дошла! Можешь представить себе мисс Алису Лидделл с супницей в белоснежных ручках?
Я бы сделала и больше, будь на то моя воля, будь это в моей власти. Я бы стирала твое постельное белье. Я бы сама зарезала для тебя курицу и смолола ее (ведь это, кажется, так делается? Я об этом не имею ни малейшего представления!), чтобы сварить тебе суп. Я преодолела бы пешком любое расстояние, чтобы достать для тебя лучшее лекарство. Если б только мне такое было дозволенно.
Однако все это мне недоступно, а посему я должна довольствоваться редкими известиями (для меня они были бы достаточно частыми лишь в том случае, если б я получала их каждую минуту!), милостиво присылаемыми твоим секретарем и передаваемыми мне папой. Я должна жить, как и прежде, здесь, в Оксфорде, с улыбкой на устах, с радостью в душе, со всеми пышными атрибутами, которые так неутомимо культивирует моя матушка, словно меня в жизни ничто не занимает, кроме мыслей о том, какое платье надеть и в каком экипаже выехать.
Но знай, что мои мысли, мое сердце с тобой в Осборне, и каждую секунду я изнываю от желания самой оказаться там.
Ты поправишься. Должен поправиться. А когда это произойдет, я буду рядом и непременно явлю себя потерявшей всякое достоинство дурой — брошусь тебе на шею, расплачусь и стану вымаливать поцелуй и немного ласки.
