KnigaRead.com/

Дорис Лессинг - Трава поет

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Дорис Лессинг, "Трава поет" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Вместо этого Мэри думала, чем ей заняться. Мысли расплывались. Может, завести побольше кур? А если взяться за вязание? Однако Мэри чувствовала лишь усталость и отупение. Все ей было неинтересно. Она решила, что, когда придет время холодов, они вдохнут в нее новую жизнь и тогда она чем-нибудь займется. Она все откладывала на холода — жизнь на ферме возымела на нее такой же эффект, как и на Дика: теперь, как и он, она жила от сезона к сезону.

Дик, который трудился сейчас усердней, чем когда-либо прежде, наконец заметил, что Мэри выглядит уставшей, под глазами у нее мешки, а на щеках красные пятна. Она выглядела очень и очень больной. Дик спросил, как она себя чувствует. Жена ответила, словно только-только это осознав, что плохо. Ее мучили мигрени и апатия, свидетельствовавшие о том, что она может быть больна. Дик обратил внимание, что ей нравится думать о том, что причина этих симптомов — болезнь.

Поскольку они не могли позволить себе отпуск, Дик предложил Мэри поехать в город и остановиться у друзей. Услышав это, Мэри, похоже, пришла в ужас. При мысли о том, что она может увидеться с теми, кто знал ее молодой и счастливой, Мэри показалось, что с нее сорвали кожу, обнажив натянутые нервы.

В ответ на ее упрямство Дик пожал плечами и вернулся к работе, надеясь, что болезнь пройдет сама.

Мэри проводила время, беспокойно перемещаясь по дому, — ей было сложно усидеть на одном месте. Она стала плохо спать по ночам. Еда не вызывала у нее тошноты, однако прием пищи теперь представлялся слишком хлопотным занятием. И все это время Мэри не оставляло ощущение, что у нее в голове плотный ком хлопковой ваты, на который снаружи что-то мягко, но неотступно давит. Она механически выполняла свои обязанности, ухаживала за цыплятами, ходила торговать в магазин, делая все это по привычке. За это время у нее практически не случалось былых вспышек ярости, направленной на прислугу. Казалось, в прошлом они служили выходом нерастраченной энергии, а поскольку сил больше не осталось, то и вспышки сошли на нет. Однако придирки никуда не делись, и Мэри не могла говорить с туземцами без раздражения.

Через некоторое время даже беспокойство оставило ее. Теперь она часами, словно в ступоре, сидела на диване, а над ее головой трепетали занавески из выцветшего ситца. Казалось, внутри нее что-то сломалось, и теперь она медленно угасала, погружаясь во тьму.

Однако Дик думал, что жене стало лучше.

Покуда однажды она не пришла к нему. На ее лице было новое выражение — отчаянное, одержимое, такого он прежде никогда не видал. Мэри спросила, не могут ли они завести ребенка. Дик был счастлив, Мэри никогда прежде не доставляла ему такой радости: она просила, обратившись к нему, о ребенке сама. Он решил, что жена наконец решила изменить свое отношение к нему и так ему об этом сообщала. Дик был преисполнен такого восторга, что на протяжении нескольких кратких мгновений думал согласиться. Ребенок был его самой заветной мечтой. Он все еще грезил о том, что когда-нибудь, «когда дела пойдут на лад», они с Мэри смогут завести детей. Однако Дик тут же помрачнел. На лице появилось расстроенное выражение:

— Мэри, как мы можем позволить себе детей?

— У других-то бедняков есть.

— Мэри, ты не представляешь, насколько мы бедны.

— Еще как представляю. Но я так дальше жить не могу. Мне нечем себя занять.

Тут он понял, что Мэри хочет ребенка для самой себя, а муж по-прежнему на самом деле ничего для нее не значит. Дик упрямым голосом посоветовал Мэри оглянуться по сторонам и посмотреть, что стало с детьми, выросшими в таких условиях, как у них.

— И куда мне посмотреть? — спросила она и обвела взглядом комнату, будто бы все эти несчастные дети находились у них дома.

Тут Дик вспомнил, сколь обособленно она жила, по-прежнему оставаясь далекой от событий в округе. Ей потребовались долгие годы, чтобы заставить себя разобраться с происходящим на ферме, и, прожив здесь столько лет, Мэри, как и прежде, не имела ни малейшего представления об обитавших тут людях — она едва знала соседей по именам.

— Ты что, никогда не видела Голландца Чарли?

— Какого еще Голландца?

— Помощника Чарли. Тринадцать детей. А получает он двенадцать фунтов в месяц. Слэттер с ним не церемонится. Тринадцать детей! Они бегают, как щенки, в рванине, едят одну тыкву с кукурузой, как черные. Они не ходят в школу…

— Хотя бы одного ребенка… — настаивала Мэри слабым жалобным голосом, напоминавшим стенание.

Она чувствовала, что этот ребенок ей нужен, чтобы спастись от самой себя. Ее довели до этого недели тихого отчаяния. Мэри ненавидела саму мысль о младенце, памятуя обо всех волнениях, суете, его беспомощности и несамостоятельности. Однако так у нее появится дело. Ей представлялось невероятным, что она до этого дошла, что это она умоляла Дика о ребенке, тогда как он сам мечтал о детях, а она, наоборот, страшилась. И все же чем дольше она размышляла о ребенке в течение всех этих недель отчаяния, тем все менее отталкивающей представлялась ей с каждым разом мысль о нем. Она перестанет быть одна. Мэри вспомнила о детстве и о собственной матери. Теперь она понимала, почему мать так ей дорожила. Дочь служила ей предохранительным клапаном. Теперь Мэри отождествляла себя со своей матерью и после столь долгих лет тянулась к ней страстно, с состраданием, отчасти понимая сейчас, что именно та чувствовала и как мучилась. Когда Мэри представляла себя — босоногую, молчаливую девочку с непокрытой головой, входящую и выходящую из дома, больше напоминавшего курятник, постоянно вертящуюся рядом с матерью, ее одновременно скручивало от любви и жалости к этой женщине и от ненависти к отцу. Воображение Мэри рисовало ее собственного ребенка, маленькую дочку, которая станет ей утешением точно так же, как она сама была утешением ее матери. Она не думала о стадии младенчества — этот этап надо будет как можно быстрее преодолеть. Нет, ей хотелось иметь доченьку, которая стала бы ей подругой, и она отказывалась даже думать о том, что ведь может родиться и мальчик.

— А как же школа? — спросил Дик.

— А что с ней не так? — со злостью отозвалась Мэри.

— Как мы заплатим за обучение?

— Не надо за него платить. Мои родители ничего не платили.

— Надо платить за прием в школу, книги, проезд, одежду. Думаешь, деньги с неба свалятся?

— Можем попросить о государственной дотации.

— Нет, — резко ответил Дик, отшатнувшись, — ни за что на свете! Довольно мне шляться с протянутой рукой по кабинетам чинуш, выпрашивая денег, покуда они сидят на жирных задницах и смотрят на тебя свысока. Благотворительность! Ни за что! Я не позволю, чтобы у меня рос ребенок, зная, что я ничем не могу ему помочь. В этом доме этого не будет. Так мы жить не станем.

— А мне, значит, так жить можно? — мрачно произнесла Мэри.

— Надо было думать об этом до того, как выходила за меня замуж, — отозвался Дик, и она взорвалась от грубости и несправедливости его слов. Точнее, почти взорвалась. Лицо Мэри покраснело, глаза сощурились — и вот она снова спокойно стояла, скрестив дрожащие руки и смежив веки. Злость испарилась, а Мэри чувствовала себя слишком измотанной для настоящей сцены:

— Мне скоро сорок, — устало произнесла она. — Ты что, не понимаешь? Еще немного, и я вовсе не смогу родить. Не смогу, если и дальше буду так жить.

— Не сейчас, — непреклонно ответил он.

Больше о ребенке не упоминали. Оба понимали, что это блажь, — Дику было себя не изменить, он не мог поступиться принципом, запрещавшим ему занимать деньги, поскольку то был последний оплот его самоуважения.

Чуть позже, увидев, что Мэри снова погрузилась в ту самую жуткую апатию, муж опять обратился к ней:

— Мэри, пожалуйста, поехали со мной в поле. Ну почему ты отказываешься? Мы могли бы вместе вести дела на ферме.

— Я ненавижу твою ферму, — холодно, отстранение сказала она, — ненавижу и не хочу иметь с ней ничего общего.

Однако, несмотря на переполнявшее ее равнодушие, Мэри все-таки пересилила себя. Ей было все равно, чем именно заниматься. На протяжении нескольких недель она сопровождала Дика, куда бы он ни шел, пытаясь поддержать его своим присутствием. От этого она преисполнилась еще большим отчаянием. Все было безнадежно, совершенно безнадежно. Мэри совершенно ясно видела, что с ним было не так, какие ошибки он допускал в ведении хозяйства, и при этом ничем не могла ему помочь. Дик был слишком упрям. Он попросил ее о помощи, обрадовался как мальчишка, когда она взяла подушку и отправилась вслед за ним в поля, и все же, когда жена пыталась давать советы, на его лице появлялось выражение ослиного упрямства, после чего он начинал оправдываться и защищаться.

Эти недели показались Мэри кошмаром. В этот короткий промежуток времени она видела все как есть на самом деле, без иллюзий: себя саму, Дика, их отношение друг к другу и к ферме, их будущее. Она взирала на все это честно и прямо, видела одну лишь истину без тени ложной надежды. В мрачном настроении, отчетливо различая свое будущее, Мэри неотрывно следовала за Диком и наконец перестала лезть с советами и пытаться заставить его руководствоваться здравым смыслом. Это было бесполезно.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*