Патриция Хайсмит - Игра мистера Рипли
– А если получится, тогда что?
– Тогда проживу еще пару лет, – любезно ответил Джонатан.
В понедельник утром Джонатан и Симона вместе с соседкой Ирэн Плиес, той самой женщиной, у которой Джордж проводил каждый день после школы, пока Симона не забирала его домой, поехали к торговцу антиквариатом в окрестности Фонтенбло, где Джонатан надеялся найти диван. Ирэн Плиес, добродушная женщина крупного телосложения, которую Джонатан всегда считал мужеподобной, хотя это было вовсе не так, имела двоих маленьких детей, а ее дом в Фонтенбло был весь увешан кружевными салфеточками и кисейными занавесками. Как бы там ни было, она не берегла ни время, ни машину и часто по воскресеньям, когда они собирались в Немур, вызывалась отвезти туда чету Треванни, но Симона со свойственной ей щепетильностью ни разу не приняла приглашения, ведь поездка в Немур – дело сугубо семейное. Поэтому вину за удовольствие воспользоваться услугами Ирэн Плиес в деле поиска дивана возложить было не на кого, а Ирэн так заинтересовалась покупкой, будто диван предназначался для ее собственного дома.
Выбирать пришлось между двумя «честерфилдами», – и тот, и другой имели старые каркасы и были недавно обиты новой черной кожей. Им приглянулся диван побольше, и Джонатану удалось сбить цену на пятьсот франков до трех тысяч. Джонатан знал, что цена хорошая, поскольку видел в журнале диван такого же размера за пять тысяч. Так что эта солидная сумма, составлявшая почти месячное жалованье их обоих, казалась просто пустяковой.
Даже на Ирэн, чей дом, по сравнению с домом Треванни, выглядел намного богаче, диван произвел впечатление. И еще Джонатан заметил – Симона не сразу нашлась, что сказать, чтобы замять эту тему.
– Джон неожиданно получил небольшое наследство от родственника в Англии. Не много, но… нам бы хотелось на эти деньги купить действительно что-нибудь стоящее.
Ирэн кивнула.
Все хорошо, подумал Джонатан. На следующий день, перед ужином, Симона сказала:
– Я сегодня заходила к Готье. Джонатан тотчас насторожился. Ему показался странным тон ее голоса.
– Вот как?
– Джон… это не тот ли мсье Рипли, который сказал Готье, что… что тебе недолго осталось?
Симона говорила тихо, хотя Джордж был наверху, вероятно, в своей комнате.
Не признался ли Готье, когда Симона спросила его напрямую? Джонатан не знал, как станет вести себя Готье, если ему задать вопрос в лоб, а Симона умела мягко настаивать и добиваться ответа.
– Готье сказал мне, – начал Джонатан, – что… Ну я же тебе говорил – он не скажет, от кого об этом узнал. Так что не знаю.
Симона взглянула на него. Она сидела на красивом черном диване. Гостиную со вчерашнего дня было не узнать. Это благодаря Рипли, думал Джонатан, Симона сидит на этом диване. Но на душе у него от этого не стало легче.
– Готье сказал тебе, что это был Рипли? – спросил Джонатан с удивленным видом.
– О нет, он этого не говорил. Но я просто спросила его – был ли это мсье Рипли. Я описала Рипли, мужчину, которого мы видели на концерте. Готье понял, кого я имела в виду. Тебе, кажется, тоже известно… его имя.
Симона сделала глоток чинзано. Джонатану показалось, что ее рука немного дрожит.
– Может быть, конечно, – пробормотал Джонатан, пожав плечами. – Не забывай, Готье сказал мне, что ему кто-то сказал… – Джонатан рассмеялся. – Кто-то кому-то сказал! Впрочем, Готье сказал, и неважно, откуда это идет… но тот человек говорил, что, возможно, и ошибается, что все преувеличено. Дорогая, лучше забыть об этом. Глупо винить тех, кого не знаешь. Глупо делать далеко идущие выводы.
– Да, но… – Симона откинул голову, с горечью поджав губы – Джонатан лишь раз или два видел, как она это делала раньше. – Самое интересное, что это и был Рипли. Я это знаю. Дело не в том, что Готье это сказал, нет. Он и не говорил. Но мне и так все ясно… Джон?
– Да, дорогая?
– Все дело в том, что Рипли нечист на руку. Может, он самый настоящий мошенник. Ты ведь знаешь, не всех мошенников ловят с поличным. Вот почему я спрашиваю. Ты… все эти деньги, Джон… Ты, случайно, не от мсье Рипли их получаешь?
Джонатан сделал над собой усилие и посмотрел Симоне прямо в глаза. Он чувствовал, что должен постоять за себя, но если сказать, что он совсем не связан с Рипли, то это прозвучит как ложь.
– Каким образом? За что, дорогая?
– Просто все дело в том, что он мошенник! Кто знает, за что? Какое отношение он имеет к этим немецким врачам? Они и в самом деле врачи – те, о ком ты говорил?
В ее голосе появились истерические нотки, лицо залила краска.
Джонатан нахмурился.
– Дорогая, у Перье два моих заключения!
– Эти заключения таят какую-то опасность, Джон, иначе они не платили бы тебе так много, разве это не так? У меня такое чувство, будто ты говоришь мне не всю правду.
Джонатан усмехнулся.
– На что способен Том Рипли, этот бездельник?.. К тому же он американец. Что у него может быть общего с немецкими врачами?
– Ты встречался с немецкими врачами, потому что боялся, что скоро умрешь. И это именно Рипли – я в этом совершенно уверена – распространил слух, что ты скоро умрешь.
Джордж вприпрыжку спускался по лестнице, разговаривая с какой-то игрушкой, которую волочил за собою. Сын в своей стране чудес, но сам-то он реален и находится всего в нескольких ярдах – это-то и смутило Джонатана. Ему показалось невероятным, что Симоне удалось узнать так много, и первым его побуждением было отрицать все, любыми способами.
Симона ждала, когда он что-нибудь скажет.
Джонатан пробормотал:
– Я не знаю, кто говорил об этом Готье. Джордж стоял в дверях. Теперь Джонатан с облегчением воспринял его появление. Оно означает конец беседы. Джордж спросил что-то о дереве за окном. Джонатан не слушал, дав возможность Симоне отвечать на вопрос сына.
За ужином Джонатана не покидало чувство, что Симона не вполне ему верит, хочет верить, но не может. И вместе с тем Симона (возможно, из-за того, что Джордж находился рядом) оставалась сама собой. Она не была мрачной, не держалась холодно. Однако Джонатан чувствовал себя неуютно. И он понимал, что так будет продолжаться и дальше, пока он не даст более вразумительное разъяснение о происхождении денег из немецких больниц. Джонатану претила сама мысль о том, чтобы лгать и преувеличивать размеры грозившей ему опасности при объяснении, откуда появились деньги.
Джонатану даже пришло в голову, что Симона сама попытается поговорить с Томом Рипли. Разве она не может ему позвонить? Назначить встречу? Джонатан отбросил эту мысль. Симоне Том Рипли не нравился. Она и близко к нему не подойдет.
На той же неделе Том Рипли зашел к Джонатану в магазин. Его картина уже несколько дней как была готова. Когда Том пришел, Джонатан разговаривал с покупателем, и Рипли принялся рассматривать готовые рамы, стоявшие у стены, явно намереваясь ждать, пока Джонатан освободится. Наконец покупатель ушел.
– Доброе утро, – любезно произнес Том. – Мне не удалось найти человека, который забрал бы мою картину, поэтому я решил зайти сам.
– Да-да, хорошо. Она готова, – сказал Джонатан и направился за ней в дальний конец магазина. Она была завернута в коричневую бумагу, но не перевязана веревкой. К бумаге скотчем была приклеена этикетка с надписью «Рипли». Джонатан положил картину на прилавок.
– Хотите посмотреть?
Том, рассмотрев ее на расстоянии вытянутой руки, остался доволен.
– Великолепно. Очень мило. Сколько я вам должен?
– Девяносто франков. Том достал бумажник.
– Все в порядке?
Джонатан поймал себя на том, что, прежде чем ответить, пару раз вздохнул.
– Раз уж вы спрашиваете…
Вежливо кивнув, он взял стофранковую банкноту, выдвинул ящик и достал сдачу.
– Моя жена… – Джонатан посмотрел на дверь и с радостью убедился, что никого нет. – Моя жена разговаривала с Готье. Он не сказал, что вы первым заговорили о моей… кончине. Но жена, похоже, догадалась. И сам не знаю как. Интуиция.
Том предвидел, что такое может произойти. Он понимал, что у него дурная репутация, что многие не доверяют ему, избегают его. Том часто думал, что уже давно бы надломился, – как надломился бы на его месте любой нормальный человек, – если бы не тот факт, что люди, поближе познакомившись с ним, побывав в Бель-Омбр и проведя там вечер, не проникались к нему и Элоизе симпатией и не приглашали чету Рипли в свою очередь в гости.
– И что вы сказали своей жене? Джонатан старался говорить быстро, ведь в магазин в любой момент кто-то мог зайти.
– Я с самого начала дал понять, что Готье всегда отказывался сказать мне, кто начал эту историю. Это правда.
Том это знал. Готье в свое время проявил себя с лучшей стороны, отказавшись назвать его имя.
– Вы не волнуйтесь. Если мы больше не увидимся… Простите, что так получилось в тот вечер на концерте, – прибавил Том с улыбкой.
– Да. Но… так уж вышло. Самое скверное, что она связывает вас с деньгами, которые у нас появились, вернее, пытается найти эту связь. Я, правда, не говорил ей, сколько у меня денег.
