Семен Данилюк - Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка
Вполне насладившись унижением Непомнящего-младшего и собственной тонкостью, Брехов потянулся к караваю, вынул из него прорезанный специально треугольничек, окунул в солонку и - положил в рот. То ли хлеб оказался неожиданно вкусным, то ли пред облсовпрофа голодным, только Брехов вновь запустил жилистую лапу в каравай и на сей раз вывернул оттуда добротный кусман.
Тут он увидел Долгову и - моментально переменился.
- Таисия Павловна! - сиповато проворковал Брехов, отбросив выдранный кусок на асфальт и неожиданно млея. - Вот кого рад видеть! Раз ты здесь, я успокоен: не дашь ротозеям провалить мероприятие. Окончательно тем уничтожив Непомнящего, Брехов со смесью восхищения и уважения склонился к Долговой. С некоторым недоумением отметил на аскетичном лице бывшей любовницы горящие озорством глаза. "Уел-таки кто-то сучку", - опытным взглядом определил он.
- Ну, веди, Таисия Павловна, демонстрируй молодые дарования. Я вон с собой кучу экспертов привез, чтоб, стало быть, не самотеком, а максимально объективно. Комиссию, понимаешь. Тут тебе и завотделом культуры, - он пошевелил пальцами, и завотделом издалека глубоко кивнул головой. - И ректор худучилища, и секретарь Союза художников, - в общем много всякого понавез.
Не сочтя нужным представить "всяких" поименно, он шагнул к распахнутой настежь двери столовой.
Вообще речь председателя обкома профсоюзов была путана и рысиста. Начиная фразу, он сам не знал, куда его вынесет. Бывало, заносило, - увлекшись, так и дул через дебри российской словесности наметом - без карты и компаса. Потому в торжественных случаях, дабы не заблудиться, себя сдерживал и старался говорить вескими, рублеными фразами.
* Похоже, Брехов торопился, потому что вдоль полотен прошел довольно споро, с установившейся скептической миной. Возле последней картины повернулся. Что-то во всем увиденном смущало председателя облсовпрофа. - И это наше будущее? - вопросил Брехов, почему-то с укором оглядев собственную свиту, которая в свою очередь перевела осуждающие взгляды на толпящиеся здесь же дарования. Молодые дарования, и без того возбужденные, принялись нервно оглаживать клочковатые бороды и спешно зализывать наметившиеся залысины. Один из них - хмурый бородач в сандалиях на босу ногу - внезапно выдернул ступню наружу и энергично почесал ею собственную лодыжку. Чем привлек к себе внимание.
- Почему собственно без носков? - поразился Брехов. - Или у комсомола нет денег, чтоб творцу пару носков выделить?
- Это он так закаляется - по системе йогов, - подсказал ответственный. - Раньше это называлось проще - выдрючиваться, - Брехов будто искал повод выплеснуть свое накопившееся, но пока явственно не оформившееся раздражение. - И потом почему он закаляется в присутствии комиссии? Опять же - йоги какие-то. У нас что, своих систем в здравоохранении не хватает? Вообще советский художник должен прежде всего закалять голову. Так говорю?
Он с вызовом обратился к мрачнеющему на глазах живописцу.
- У кого в чем потребность, - буркнул тот.
Это было дерзко. Осуждающий ропот пробежал по залу. Брехов жестом короткой шеи остановил его. Он не рассердился, даже повеселел, - объект публичной порки определился.
- Да, вижу, к премии не готов, - с аппетитом протянул он, глаза в глаза пунцовому, беспомощному перед ним художнику. - Снимаю с конкурса. За появление в непотребном виде.
- А вы что, сюда на носки мои пялиться приехали? - бухнул художник. Стоявшие в сторонке собратья его заметно оживились. Очевидно, в своем кругу он слыл за человека прямого и - умеющего "срубить". - Это вам носки нужны, в президиумах. А мои работы, они в носках не нуждаются. Либо годятся, либо не понимаете. - Во как! - Брехов хмыкнул: давно никто так откровенно не подставлялся. - Стал быть, желаешь по Бамбургскому счету?
- По Гамбургскому.
- Да хоть по обеим сразу. Тогда давай, показывай, чего лично ты наваял.
- Да ради Бога. Нам от народа скрывать нечего, - несмотря на умоляющие жесты секретаря Союза художников, парень закусил удила. - Вот они, мои.
Брехов осмотрел предъявленные работы, удрученно цыкнул:
- Так я и думал. Объяснись. Это чего это?
- Натюрморт.
- А если по-русски?
- А по-любовски: натюрморт с рыбой. - А поподробней? - Пожалте. Написано на репинском холсте маслом. Крупный мазок. Использовано... Простите, для чего вам все это? Вы что, знаете, как надо писать?
- Нет, как писать я не знаю, - жестко оборвал нервного живописца Брехов. - Зато я знаю, что надо писать.
Теперь, благодаря гонористому художнику, он наконец понял причину накопившегося раздражения. А самое главное, оно оформилось в привычные формулировки.
- Что это? - он ткнул в соседнюю картину.
- Я же сказал!..
- Я спрашиваю, что за рыба!
- Ну, господи: осетр, конечно.
- Понятно. А это? - Брехов быстро прошел несколько метров и ткнул в другое полотно.
Из общей группы боязливо отделилась плоскогрудая женщина с двумя выдающимися вперед зубами:
- Натюр... с живой скумбрией.
Все догадались, к чему клонил Брехов. Среди полотен оказалось полно натюрмортов, большинство из которых почему-то именно с рыбой: живой, вяленой, пряного посола. На одной из картин блистала даже вскрытая банка кильки в томате.
Непомнящий требовательно посмотрел на ректора художественного училища, - разъясни. Но тот, перепуганный начальственным неудовольствием, поспешно отвел глаза. Вадиму пришлось самому выступить вперед:
- Понимаете, Владимир Владимирович, месяц назад областное отделение Союза художников провело тематический конкурс. Здесь представлены, так сказать, лучшие из...
- Лучшие! - повторил Брехов. - Ты кто?
Вадим побагровел: - Вы ж знаете: секретарь райкома комсомола. - Сельского райкома! Перечислите, товарищ секретарь, в каких хозяйствах вашего района нерестится осетр? Или - скумбрия? Может, где килька в томате разводится? Вообще сколько в районе рыбоводческих совхозов? Ну? - увидел, что Непомнящий готов отчеканить, обрубил рукой. - Так я вам сам скажу: один на весь район. Вы работаете в Нечерноземной области, приоритетом которой является что-с? - Брехов крутнулся вокруг собственной грузной оси. И хотя ответ знали многие, отвечать было категорически нельзя, - дабы не лишить руководителя удовольствия выглядеть умнее подчиненных. - Так вот: основным приоритетом нашей области является развитие мясо-молочного комплекса и овощеводство! Где это все?! Нетути! А осетрину, ее пусть волгоградские и астраханские мазилы рисуют. У них там обком повышенные обязательства по нерестовым рыбам принял.
- Художник пишет то, к чему лежит душа, - в общей тишине огрызнулся босоногий. То ли окончательно понял, что конкурс ему не светит, то ли просто по жизни был невменяем.
- А вот тут натюрморт с дичью, - поспешил отвлечь внимание Брехова секретарь Союза художников.
- С какой еще?
- Барашек на блюде. Как раз мясо-молочная тематика...
- Художник, допустим, - баран! - рубанул Брехов. Он уже ввел себя в состояние транса. - Прет, куда поведут. Даже без носков. И вопрос у меня не к художнику, а к организаторам. Пастырям, так сказать! Где ваша руководящая роль? На что вы художника поднимаете? У нас что, в области, мало заслуженных доярок и механизаторов?! Дайте портрет нашего передового труженика, и я вам первым поклонюсь. Где социальный портрет на фоне, так сказать, буден? Листопад, примазавшийся к группе и все это время присматривавшийся к председателю облсовпрофа, мог бы поклясться, что, рубя эти суконные фразы, Брехов где-то в глубине души очень веселится, как бы убеждаясь в собственной власти - и наслаждаясь ею. И намеренно провоцирует окружающих на конфликт - словно все время пытается прощупать предел вседозволенности. В свою очередь Брехов среди тусклых, опущенных долу лиц разглядел шальной косящий глаз, дерзко сверлящий его с высоты, и, быть может, от неожиданности - подмигнул - "мол, как я их". В ответ Иван показал большой палец. - Кто таков?
- Член бюро райкома комсомола Листопад, - доложил Иван.- Доцент сельскохозяйственного института.
- Хоть один специалист сельского хозяйства в райкоме появился. Вот ты им и объясни... А это еще что за хрень?
На этот раз Брехов изменился в лице совершенно непритворно. Наряду с картинами на тумбочках возле колонн было выставлено несколько скульптурных работ. Одна из них - миниатюрная группка - поразила председателя облсовпрофа, а вслед за ним и остальных. На металлической площадке в кепке и плаще стоял Владимир Ильич Ленин. Обыкновенный Ленин, из тех, что во множестве продаются в магазинах канцелярских принадлежностей. А напротив него застыл собранный из проволочек и шарниров человечек. При малейшем дуновении человечек колыхался, так что казалось - дрожит он от ужаса под набычившимся взглядом вождя. - Скульптурная композиция - "Торжество социализма", - выдавил Вадим, до которого только сейчас дошло, какой ужасающий прокол совершил он, допустив приглянувшуюся вещицу до участия в конкурсе. Тяжкое, давящее молчание повисло в зале.
