Леонид Иванов - новые времена - новые заботы
— На эту тему мы тут много дискуссий провели, — начал Григорьев. — На открытом партийном собрании дважды обсуждали молодежную проблему, с комсомолом советовались, с учителями. Помните, мы предлагали установить должность заместителя директора по культуре? Дали нам эту должность, вот только где подобрать человека, чтобы сам был, как тут у нас говорят, и культурный, и физкультурный… Без помощи города, видимо, не обойтись, таких людей надо где-то готовить, такие кадры теперь нужны больше, чем агрономы…
— Ну, и что же все-таки решили после всех дискуссий?
— План мы приняли такой… — Григорьев вышел из-за стола, подошел к Павлову и, жестикулируя обеими руками, начал рассказывать.
Оказывается, здесь уже разработана пятилетка по быту и культуре. Развертывается строительство своеобразного лагеря, в который на все лето будут вывозить ребятишек. Малых — с детсадами, а школьников — на свой режим, так чтобы отдых и физкультурные занятия сочетались у них с трудовым воспитанием: вблизи лагеря будут возделываться подходящие для ребячьих рук культуры. Руководить этой работой будут специально назначенные педагоги. В лагере создается искусственное озеро — и для купанья, и для разведения рыбы, которым будут заниматься сами ребята. С определенного возраста все они будут проходить курс по овладению современными машинами.
— Словом, — заключает рассказ Григорьев, — думаем организовать трудовое воспитание по-настоящему. Тут очень умные нужны наставления и наставники. И без помощи ученых-педагогов нам, конечно, не обойтись…
Рассказал Григорьев и о других наметках разрабатываемого плана. Будет расширена больница, появятся кабинеты для водных процедур и грязелечения, новое, современное оборудование. Подобрано место для постройки совхозного дома отдыха на берегу реки.
Увлеченно рассказывал Григорьев! Видно, хорошо уже выношено все это в его седой голове. Павлов с восхищением глядел на него, уже представлял себе все эти и лагеря, и озера, и ребятишек, познающих машины…
Вошел экономист, передал Григорьеву свои расчеты. А тот, взглянув на них, воскликнул:
— Это что же! Еще один совхоз надо создавать!
Вот они, расчеты. Чтобы обеспечить содержание скота, находящегося сейчас в личной собственности березовцев, по существующим нормам нагрузки, с учетом трудовых затрат на производство нужного количества кормов, необходимо создавать совхоз на 700 человек рабочих и служащих. А чтобы разместить этот скот в типовых помещениях, нужно затратить более двух миллионов рублей на их строительство и оборудование…
Павлов не сразу поверил в эти расчеты. Забрал бумаги у Григорьева, придвинулся к столу, сам начал прикидывать.
— Учтены лишь животноводческие постройки и никаких подсобных, — пояснил экономист.
Расчеты были верны. «Вот это подспорье, — думает уже Павлов. — Сейчас-то все частное поголовье содержится как бы между делом. И где бы мы взяли этих дополнительных семьсот человек? И с каких строек сняли бы два миллиона рублей, материалы на скотные дворы? Выходит, эти силы и средства сэкономлены для государства: затрат никаких, а производство мяса и молока идет!»
Павлов попросил дать ему экземпляр всех подсчетов. Теперь он за поддержку тех, кто создает такое подспорье.
После беседы Григорьев предложил поехать на ферму, которая, как сказал он, полностью механизирована.
Когда проезжали одно из отделений совхоза, директор обратил внимание Павлова на дома:
— Многие строят новые, собственные! А некоторые, видите, пристройку делают, но большую, на две комнаты. Вообще мода у нас пошла — новый дом чтобы не меньше трех-четырех комнат. Мода хорошая! А ведь кто возводит в совхозе такой просторный дом, тот думает тут жить, верно ведь? Значит, тот тоже оседлый… Между прочим, в постройке нового дома своя корова и другая живность играют далеко не последнюю роль…
Это уже понятно Павлову.
Машина остановилась. В механизированном коровнике, куда привел Григорьев Павлова, было все не так, как в большинстве подобных помещений. Здесь двести коров — по сто в ряду. У стен коровника обильная соломенная подстилка, которая убирается всего два раза в зиму с помощью бульдозера. Содержание коров беспривязное, но понятие это несколько условное. Когда транспортерная лента начинает подавать корм, коровы, как рассказал Григорьев, со всех концов устремляются к кормушкам, просовывают головы в окошечки, и когда они увлекутся едой, скотник включает фиксаторы, так что животным обратно голову не вытянуть.
— Пока едят, а затем пока их доят с помощью машины, они стоят как бы на привязи, — объясняет Григорьев. — Надо выпустить на прогулку — фиксаторы отключаются, животные свободны. Раньше, чтобы отвязать коров и после прогулки снова привязать, требовалось много времени. Теперь это время полностью экономится. Но главное в нашей механизации то, что доярок мы избавили от самой тяжелой работы — от разноски кормов. Теперь они раздают только концентраты, нормируя их, конечно, что не так уж трудно. Теперь здесь нет проблемы кадров. Зоотехник даже завел список желающих пойти доярками — это его резерв.
— На продуктивности механизация сказалась?
— У нас средний надой в пределах трех тысяч килограммов на корову. Между прочим, наши инженеры работают над тем, чтобы механизировать и раздачу концентратов в зависимости от удоя коров.
— Но ведь корова каждый раз может оказаться в другом стойле, — возразил Павлов.
— Это так, — улыбнулся Григорьев. — Но у нас коровы разбиты на три группы. Самым удойным на рог повесим соответствующий значок, — например, красный. Коровам с этой меткой скотник будет отсыпать из дозатора, скажем, три порции концентратов. А коровам с синим знаком — две. Дело сейчас за дозатором, но он будет!
Вот она, комплексная механизация, о которой давно мечтают животноводы. Недавно Гребенкин сообщил Павлову грустную цифру: в крае 40 тысяч коров не закреплено за постоянными доярками. Доит их кто попало и как попало. А вот здесь можно рассчитывать на планомерное повышение и продуктивности животных и производительности труда животноводов. Но вот вопрос: двор-то этот по оригинальному проекту сделан, в других хозяйствах таких нет. Павлов напомнил об этом Григорьеву, и тот ответил:
— Это общая беда, Андрей Михайлович… Мы как-то узнали, что Коршун наладил пневматическую уборку навоза в коровниках, я сам туда сбегал, посмотрел — очень здорово! У него на центральной ферме двенадцать однотипных коровников. Всей этой пневматикой управляет один техник! Разнотипность скотных дворов мешает комплексной механизации, тут что и говорить.
Павлов вдруг решил, что поедет сейчас не к Соколову, а прямо к Коршуну. Давно хотелось обстоятельно поговорить с ним: ведь Коршун всю жизнь в животноводческих совхозах, знаток этого дела, у него продуктивность коров перешагнула за 4 тысячи килограммов. К Соколову тоже надо, но это потом…
Григорьев пригласил закусить, но Павлов спешил — дело-то к ночи.
— Вы же, Андрей Михайлович, ни разу не побывали в квартире директора, — обиделся Григорьев. — И вообще остались бы переночевать, посмотрели бы, как у нас во Дворце народ вечерами отдыхает.
— Как-нибудь в другой раз задержусь, — пообещал Павлов.
5
Коршун оказался в конторе один, он просматривал почту.
— Что-то подолгу директор засиживается! — весело начал Павлов, протягивая руку.
Александр Кириллович Коршун, немолодой уже, седоволосый с густыми клочковатыми бровями, поднялся, худощавое лицо его осветилось улыбкой.
— Здравствуйте, Андрей Михайлович… Почты много идет, за выходные дни скапливается. Выносят решения, чтобы поменьше было директив, но бумаг не убывает…
— А почему, как вы думаете?
— Очень уж много теперь ступенек стало, видно, и здесь в моду входит строительство высотных зданий, — усмехнулся Коршун.
Павлов понял намек на громоздкость и многоступенчатость управленческого аппарата, но почему именно теперь, как подчеркнул Коршун, стало больше ступеней?
— Ну как же, Андрей Михайлович? — сказал Коршун. — В тридцатые и сороковые годы совхозы были подчинены своему тресту, а трест Москве — вот и вся лестница. Так или иначе, но вопросы решались быстро. Теперь же смотрите как получается с совхозами. Районному начальству они подчинены, тресту совхозов тоже, и все равно к нам идут директивы и из краевого управления сельского хозяйства, и из министерства, да не из одного, из обоих… Вон сколько, — кивнул он на бумаги в папке, — из всех инстанций.
— А что же не назвали райком, крайком?
— Это уже само собой разумеется, — улыбнулся Коршун.
— А что бы вы предложили?
— Так ведь много раз предлагали, — бросил Коршун, и седоватые брови его сердито, как показалось Павлову, задвигались. — Толку-то?
