Анатолий Отян - Добро Наказуемо
Ядвига нравилась Свете, и когда Марине нужно было отлучится на пару дней для поездки в Швейцарию по финансовым делам, она оставляла дочь с Ядвигой. Ядвига же не без влияния Марины, захотела заниматься французским языком и та была у неё учителем и консультантом.
Начало этому дала девятилетняя французская девочка, получившая множество повреждений, в том числе черепно-мозговую травму в автомобильной катастрофе в Германии, в которой погибла её мать.
Девочку перевели в реабилитационный санаторий после клиники специализирующейся на несчастных случаях,(Unfallklinik), наподобие института Склифосовского в Москве. В Германии такие клиники есть во всех больших городах. После всего перенесенного у девочки появились психические отклонения, и Ядвига усиленно работала с ней вместе с
Мариной.
После одного из сеансов Ядвига пожаловалась Марине:
– Марина, спасибо Вам за помощь, с Вами мне легко работать, но работа психотерапевта и психиатра значительно отличается от работы врачей других специальностей. Если у хирурга инструментом является скальпель, у терапевта стетоскоп, я говорю условно, то у нас главный инструмент язык, при помощи которого я могу общаться с пациентом.
Инструментальные обследования ведут научные институты и лаборатории.
Они нам дают знания, на которые мы опираемся, и благодаря им мы знаем многие симптомы болезни и методы её лечения. Но наш главный инструмент язык и общение с больным.
– Я, кажется, приспособилась и к Вам и к девочке, и стараюсь переводить как можно дословней.
– Да, у меня нет к Вам каких-либо претензий. Но если бы я знала французский и сама разговаривала с ребёнком, у нас бы с ней дела шли куда лучше.
– Так учите французский.
– Легко сказать. Без преподавателя и методических указаний это невозможно.
– Я буду Вам помогать. У меня незаконченное университетское образование, – сказала Марина с иронией, – так у нас писали в анкетах.
– Спасибо большое. Попробуем. Кстати, Вы ещё молоды и могли бы продолжить своё образование в Германии.
– Я уже думала об этом. Поставлю на ноги Свету, тогда и займусь.
– Я думаю, что Вы осилите и раньше. Не откладывайте, как у вас, русских говорят, на завтра…
– То, что можно сделать послезавтра, – скаламбурила Марина, и они обе засмеялись.
С того же дня они обе засели за изучение французского. Ядвига оказалась способной ученицей, а Марине нравилось быть преподавателем и она стала изучать методику преподавания, как это было принято в
Германии и Франции.
Та беда, которую Марина ожидала, стала отходить на задний план, и даже когда через месяц сообщили, что под Мюнхеном задержали предполагаемых содержателей франкфуртского борделя, выходцев из
Белоруссии, то Марина это восприняла довольно спокойно. Она уже убедила себя, что если придётся отвечать, то примет судьбу предназначенную ей, без истерик и душевных потрясений. Но когда через два дня этих людей показали по телевизору и обратились с просьбой опознать их, и Марина увидела совершенно незнакомые ей лица, она успокоилась. Казалось, что вся та история стала уходить, как вода в песок и пока только оставался мокрый след. Но должно появиться солнышко, песок станет сухим и невозможно будет найти то место, куда выливалась вода. Но так бывает только на пляже, а в жизни память долго держит следы от потрясений и остаются шрамы и старые душевные раны, напоминающие о себе, или продолжающие болеть до конца жизни.
Семён, как большинство больших и физически сильных мужчин, обладал незлобивым, бесконфликтным характером. Но он не терпел хамства, беспардонного отношения, показного превосходства одного человека над другим и старался сохранять хорошие отношения со всеми с кем общался. И если раньше, в Одессе или в армии можно было прекратить общение с кем бы-то ни было, то здесь, при том минимуме русскоговорящих, сделать это являлось проблемой.
С первых дней приезда ему досаждал "запасной хаусмастер" Мойша
Эфрони, который сразу спросил Семёна, почему он не поехал в Израиль.
Семён до поры отшучивался от его приставаний и не мог понять, почему тот его невзлюбил. Может, думал Семён, что у него жена русская, что безошибочно просматривалось по Вериной внешности, может потому, что
Семён хоть и имел некоторые еврейские черты лица, но взгляд и кажущаяся суровость выдавали в нём полукровка. Так или не так, но когда бы он ни встретился с Эфрони, тот его зацеплял или выражал своё пренебрежение.
Когда-то своим стареньким "Фордиком" Семён привёз новое кресло, подобранное им на улице, которое кто-то после покупки мебельного гарнитура посчитал лишним и просто оставил, что часто бывает в
Германии. Мест для парковки автомобиля рядом с домом в тот момент не было, а поставить машину на проезжей части – значит перекрыть движение по узкой улице, где двум автомобилям не разойтись. Их двор закрывался воротами на катках, запираемыми на ключ. Во дворе находилось полтора десятка платных мест для автомобилей, и хотя ежемесячная плата составляла не очень большую сумму, у Котиков бюджет не позволял пользоваться этой стоянкой. Семён неоднократно видел, что когда привозят мебель или другие тяжёлые вещи, то машины фирм, доставляющих их, заезжают во двор. В этот раз Семён во дворе увидел хаусмастера Бехле и Мойше Эфрони, и попросил открыть ворота, чтобы занести кресло, но Мойша с видом, не допускающим возражений, сказал:
– Вам не можно сюда заезжать, – повернулся и стал уходить.
– Почему? – спросил Семён, но Эфрони показал явное пренебрежение и даже не обернулся.
Этот случай задел Семёна за живое, но он смолчал, и тащил кресло метров за пятьдесят к дому, где он сумел приткнуть машину.
Конфликт назревал и иногда доходил до смешного. Однажды Эфрони и
Котик столкнулись в малом лифте и Мойша, как всегда, нашёл, как он думал, подходящий вопрос, чтобы в очередной раз зацепить своего визави.
– Скажите, а Ви обрезанный?
Семён мгновенно отреагировал:
– Показать? – и взялся за ремень, якобы расстёгивая брюки.
– Нет, нет, не надо! – явно испугался Мойша, думая, что Котик сейчас вывалит с высоты своего роста ему под нос своё хозяйство.
Казалось бы, получив красноречивый ответ, Эфрони мог бы успокоится, ан нет, он не только сам невзлюбил Семёна, но и начал свою нелюбовь передавать другим.
Еврейские религиозные деятели, видя, что интерес к классическому иудаизму среди евреев падает и многие евреи давно проживающие в
Германии перестали регулярно посещать синагогу, а русскоязычные евреи и особенно молодёжь, приехавшая из СССР, вовсе не знают еврейских традиций, обычаев и культуры, всячески старались привить всё это наряду совместно с правительством, которое заботилось об интеграции в немецкое общество. Для этого придумали даже материальный стимул и платили мужчинам ежедневно посещающим синагогу приличную сумму, что составляло больше, чем половину социальной помощи на человека. Но так как центральная, большая и красивая синагога, выстроенная после войны, находилась далеко, то в доме, в котором жили Котики, из одной трёхкомнатной квартиры на первом этаже сделали синагогу со всеми необходимыми атрибутами, включая наличие
Торы – священного свитка. Но исполнять богослужение по еврейским законам можно только если присутствуют не менее десяти евреев мужчин. Службу вёл и читал молитвы старый человек возрастом за 90 лет, бывший узник фашистских лагерей, портной по специальности. (Он прожил 102 года и почти до конца исполнял свои обязанности, являясь старостой синагоги).
Иногда для осуществления молитвенных обрядов не набиралось десять человек, и тогда посылался по квартирам, где есть мужчины, посыльный и просил находящихся дома, пойти в синагогу. Нередко заходили и к
Котикам. Семён всегда неохотно отрывался от телевизора или чтения, но одевался и шёл на скучное для него мероприятие, так как ничего не понимал. На столах лежали книги псалмов на иврите, немецком, и русском языках. Староста, стоя за кафедрой, спиной к остальным, читал псалмы, качаясь из стороны в сторону, и все должны были читать тот же текст. Иногда все вставали, и Семён вставал вместе со всеми.
Семён перечитал почти все псалмы, в которых было много заповедей, впоследствии принятых в христианство. Многократно повторялась одна из самых главных: "Отдай десятую часть-десятину (своих доходов)".
Семён её понимал, и понимал почему во многих городах мира синагоги по своим размерам и богатству могли соперничать с соборами, костёлами и кирхами. Так во Флоренции купол синагоги не уступает католическому собору, доминирующим над городом. А вот других трёх заповедей он не понимал и никто не мог ему их вразумительно разъяснить.
Первая, это та, что утверждает, что евреи богоизбранный народ.
Чем же Господь его отличил, какой благодатью? Может тем, что на протяжении веков он подвергается гонениям? Или тем, что более шести миллионов богоизбранных погибли от рук фашистов? Семён чувствовал, что богохульствует, но сделать с собой ничего не мог, потому что любил чёткие ответы и слову "верю" предпочитал слово "знаю".
