Уильям Кеннеди - Железный бурьян
— Ладно, — сказал Френсис и вынул десятидолларовую бумажку, полученную от Билли. — Можешь разменять?
Донован разменял, и Френсис вручил ему два доллара.
— Отдай ей утром, — сказал он, — и посмотри, чтобы еду купила. Узнаю, что не отдал, — приду и вырву у тебя все зубы.
— Отдам, — сказал Донован. — Элен я люблю.
— Поди проверь, как она. Не говори, что я тут. Только посмотри, как она, не нужно ли чего. Не говори, что я послал, ни–ни. Проверь просто.
И Донован постучался в одиннадцать часов к Элен, выяснил, что ей больше ничего не нужно, вернулся и доложил об этом Френсису.
— Утром скажи ей, что я днем зайду, — велел Френсис. — А если я ей понадоблюсь, а меня нет, пусть скажет, где ее найти. Махоне пусть скажет в миссии. Знаешь Махоню?
— Знаю, где миссия, — ответил Донован.
— Чемодан выкупила?
— Выкупила и заплатила за два дня за комнату.
— Значит, все–таки получила деньги из дома, — сказал Френсис. — Но два доллара все равно ей отдай.
После этого Френсис и Руди пошли на север по Пёрл–стрит; Френсис вел приятеля быстро. Три манекена в вечерних костюмах поманили его из витрины. Он помахал им рукой.
— А теперь куда идем? — спросил Руди.
— К ночному бутлегеру, — сказал Френсис. — Возьмем пару бутылок — и в ночлежку, поспать.
— Ага, — обрадовался Руди. — Наконец–то ты сказал что–то приятное. Где ты достал столько денег?
— На дереве.
— На том, где галстуки растут?
— Да, — сказал Френсис. — На том самом.
На Бивер–стрит, на втором этаже, Френсис купил у бутлегера две литровые бутылки мускателя и две поллитровки виски «Зеленая река».
— Сучок, — сказал он, когда бутлегер подал ему виски. — Но то, что должен делать, делает.
Френсис заплатил бутлегеру и положил в карман сдачу: осталось два доллара и тридцать центов. Бутылку вина и бутылку виски он отдал Руди, и, выйдя от бутлегера, оба разом приложились к вину.
Так Френсис выпил впервые за неделю.
Ночлежкой заведовала старуха с тяжелым низом и рояльными ногами, вдова какого–то Феннесси, умершего так давно, что никто уже и не помнил его имени.
— Здорово, мать, — сказал Руди, когда она открыла им дверь.
— Меня зовут миссис Феннесси, — сказала она. — У меня имя есть.
— Я знаю, — сказал Руди.
— А знаешь — так и зови. Только негры говорят мне «мать».
— Ладно, родная, — сказал Френсис. — Родной тебя никто не зовет? Нам две койки.
Она впустила их, взяла деньги, доллар за две койки, а потом отвела наверх, в большую комнату, сделанную из двух или трех путем сноса перегородок и превращенную в спальню с дюжиной грязных коек, из которых лишь одна была занята спящим телом. Комнату освещала одна лампочка, на взгляд Френсиса трехваттная.
— Э, — сказал он, — тут больно светло. Еще ослепнем.
— Если приятелю тут не нравится, — обратилась к Руди хозяйка, — пусть идет в другое место.
— Кому же тут не понравится? — сказал Френсис и сразу плюхнулся на койку рядом со спящим.
— Эй, бродяга, — сказал он и потряс его за плечо. — Выпить хочешь?
Человек с громадными, недельной давности струпьями на носу и лбу повернулся к Френсису.
— А–а, — сказал Френсис. — Это Лось.
— Да, это я, — сказал Лось.
— Лось, а дальше как? — спросил Руди.
— Лось, а дальше никак, — ответил Френсис.
— Лось Беккер, — сказал Лось.
— А это Руди, — сказал Френсис. — Он дурнее косого клопа, а так ничего.
— Ты прибарахлился с прошлого раза, — сказал ему Лось. — Даже при галстуке. В зажиточные подался?
— Нашел дерево, где десятки растут, — объяснил Руди.
Френсис обошел койку и сунул Лосю свое вино. Лось глотнул и поблагодарил кивком.
— Ты зачем меня разбудил? — спросил Лось.
— Разбудил, чтобы дать тебе выпить.
— Темно было, когда я засыпал. Темно и холодно.
— Черт возьми, я–то знаю. Руки холодные, ноги холодные. И сейчас тут холодно. На–ка, выпей еще, согрейся. Виски хочешь? Виски тоже есть.
— Не, нормально. Хорош. Самому–то хватит?
— Выпей, мать твою. Не бойся жить.
И Лось глотнул «Зеленой реки».
— Я думал, ты со мной портками хочешь поменяться, — сказал он.
— Хотел. Мои были совсем новые, только малы.
— Где они? Ты сказал, пятидесятый, четвертый — мне в самый раз.
— Эти хочешь?
— Спрашиваешь, — сказал Лось.
— Если тебе отдам, останусь без штанов, — сказал Френсис.
— Я тебе мои отдам, — сказал Лось.
— Зачем ты новые штаны меняешь? — спросил Руди.
— Правильно, — сказал Френсис, встав и оглядывая свои ноги. — Зачем? Нет, хер ты их получишь. Мне самому эти штаны нужны. Нечего мне говорить, что мне нужно. Свои штаны надевай.
— Я куплю, — сказал Лось. — Сколько ты хочешь? У меня еще на неделю работы — песочить полы.
— Ну и натирай себе, — сказал Френсис. — Штаны не продаются.
— Не натираю — песочу. Я их песочу. Я их не натираю.
— Не ори на меня, — сказал Френсис. — Я тебе башку расколю к чертям и на мозги наступлю. Ты боевой мужик, а?
— Нет, — сказал Лось. — Я не боевой.
— А я боевой, — сказал Френсис. — Позалупайся мне — умрешь моложе, чем я думал.
— Я и так умру. Я гнилой, как этот потолок. У меня туберкулез.
— Ах ты боже мой, — сказал Френсис и сел. — Извини.
— Он в колене.
— Я не знал, что у тебя туберкулез. Извини. Я всех жалею туберкулезных.
— Он в колене.
— Так отрежь ногу.
— Они и хотели.
— Так отрежь.
— Нет. Я им не дал.
— У меня рак желудка, — сказал Руди.
— Да, — сказал Лось. — У всех что–нибудь есть.
— Придет ко мне кто–нибудь на похороны? — спросил Руди.
— Может, нет у тебя ничего такого, от чего работа не вылечит, — сказал Лось.
— Вот это правильно, — сказал Френсис, повернувшись к Руди. — Чего ты на работу не устроишься? — Он показал на улицу за окном. — Посмотри на них. Все работают.
— Да ты ненормальней его, — сказал Лось. — Нету нигде работы. Ты откуда приехал?
— Такси есть. Вон такси едет.
— Ну, есть такси, — сказал Лось. — Ну и что?
— Водить умеешь? — спросил у Руди Френсис.
— Бывшую жену с ума свел, — ответил Руди.
— Молодец. Так и надо. Их и надо сводить с ума.
В углу комнаты Френсис увидел трех женщин в длинных юбках; их стало четверо, потом трое и снова четверо. Лица были знакомые, но по имени он их не помнил. Их возраст менялся с их числом: то двадцать, то шестьдесят, то тридцать, то пятьдесят — но не девочки и не старухи. Энни сейчас, наверное, пытается уснуть — и так же не готова к этому, как Френсис, так же не в силах проститься с этим днем. А Элен, наверное, спит мертвым сном, от усталости и волнений. Хлебом не корми, дай поволноваться. Энни не такая. Энни, она не волнуется. Энни жить умеет. Пег тоже, поди, не спит. С чего ей спать, если всем остальным не спится? Всё еще гуляют, точно. Френсис им такое представление устроил, что не враз забудешь.
Показал им, что может человек сделать.
Что человек не боится вернуться.
Чертовы привидения, ходят за тобой повсюду, но это ладно. Не уступай им, и всё. И делай то, что надо делать.
К трем женщинам, к четырем в углу присоединилась Сандра. Френсис дал мне суп, сказала она им. Он утащил меня с ветра и надел мне туфлю. Женщин стало пятеро.
«Я хочу на гору эту, — запел Руди, — где зимы и снега нету».
Френсис увидел среди пятерых лицо Катрины; пятеро сделались четверыми, четверо троими.
В ночлежку пришли Финни и Рыжик, и с ними третий, которого Френсис не сразу узнал. Потом увидел, что это Старый Туфель.
— Э, к нам гости, Лось, — сказал Френсис.
— Это Финни? — спросил Лось. — Похоже, он.
— Он самый, — сказал Френсис.
Финни стоял в ногах его кровати, очень пьяный, качался и пытался понять, кто о нем разговаривает.
— Ты, сука, — сказал Лось, приподнявшись на локте.
— С какой это ты сукой разговариваешь? — спросил Френсис.
— С Финни. Он работал в «Испанском» Джорджа. Любил огреть дубинкой пьяных, когда шумели.
— Это правда, Финни? Любил им врезать?
— Убрррх, — сказал Финни, и его потащило по проходу от Френсиса.
— Злой был гад, — сказал Лось. — Меня раз ударил.
— Ушиб?
— Еще как. Три недели голова болела.
— Кто–то сжег машину Финни, — объявил Рыжик. — Он пошел за жратвой, вернулся, а она горит. Он думает, легавые подожгли.
— Зачем легавые жгут машины?
— Легавые сбесились, — сказал Рыжик. — Всех метут. А за всем этим, я слышал, Американский легион.
— Паразиты толстожопые, — сказал Френсис. — Всю жизнь за мной гоняются.
— Легионеры и легавые, — сказал Рыжик. — Потому мы и пришли сюда.
— А тут, думаешь, безопасно? — спросил Френсис.
— Безопасней, чем на улице.
— Захотят тебя забрать, сюда не сунутся, да? — спросил Френсис.
— Они не знают, что я здесь, — сказал Рыжик.
