Светлана Волкославская - Повесть одной жизни
Анатолий смотрел на нас удивленно и с любопытством, но над ответами долго не раздумывал. Все было просто:
а) что молодежи здесь нет;
б) что работает он на стройке;
в) что радиопередачи он не слушает и ничего о них не знает.
Он барабанил пальцами по столу и улыбался, и Терентий Потапович в противоположном углу комнаты тоже сидел с какой-то непонятной усмешкой.
Я встала и вышла на кухню, чтобы предложить свою помощь, потому что нас пригласили остаться обедать. Уже знакомая мне Верочка возмущенно гремела тарелками у буфета и, улучив момент, когда мать скрылась за дверью, сказала, мотнув кудряшками в сторону Анатолия:
— Врет он! Работает электриком в одном институте. И молодежь здесь есть.
На каких волнах слушают интересующие нас передачи, Верочка сообщить затруднилась, но обещала узнать попозже.
Я поняла, что нас здесь просто боятся и с надеждой поглядывала на тубус с картой, которую Николай почему-то не спешил представить на всеобщее обозрение.
Вдруг кто-то тихо постучал в окошко, и Терентий Потапович пошел открывать. Видимо, это был не запланированный визит, потому что в прихожей некоторое время осторожно шептались, а потом в комнату решительной походкой вошел моложавый, энергичный мужчина в гимнастерке и солдатских сапогах. У него были живые, с огоньком, глаза, руку каждому из присутствующих он протягивал охотно и крепко пожимал в ответ. Вместе с ним вошел еще один человек, более пожилой, упитанный и немного растерянный. Под мышкой у него торчала большая книга, завернутая в белую бумагу. Он просто всем поклонился и сел в уголке.
— Степан Степанов, — представился энергичный.
Час настал. Николай разложил на столе с плюшевой скатертью свою карту и старательно разгладил руками. Истукан смотрелся молодцом, подтянутый, с отличной фигурой, отливающей блеском четырех благородных металлов. Терентий Потапович даже несколько раз обошел кругом стола, бормоча:
— Ну-ка, ну-ка…
Анатолий, восхищенно цокнув языком, полюбопытствовал:
— И кто же сотворил это чудо?
— Николай! — радостно сообщила я. — Он все сделал сам. Он художник.
А про себя добавила: «И какой провокатор сумел бы так грамотно разложить ваши представления о пророчествах Даниила и Апокалипсиса?»
Весь вечер разговор шел об одиннадцатой главе книги пророка Даниила. Ее заключительная часть — сплошная загадка! Эта роковая борьба двух царей, Северного и Южного — какие силы на мировой арене они символизируют собой?
Ростислав считал, что Царь северный в конце истории — это все страны, воспринявшие европейскую цивилизацию и объединившиеся в один альянс. Ведь эта цивилизация кольцом охватила все Северное полушарие!
— Что такое Америка, к примеру, — говорил он, — это расширение европейской цивилизации на Новый Свет. Не только потому, что англичане, голландцы, немцы и испанцы туда в свое время перебрались. Просто все, на чем она стоит — буржуазная демократия, капитализм, религиозная свобода, — все это родом из Европы.
— А Россия? — спросил Анатолий.
Россия со времени петровских реформ тоже воспринимает эту цивилизацию. Вот вам и расширение на Восток! Вот и получается, что европейская культура кольцом охватила все северное полушарие отчасти благодаря колонизации, конечно.
— В этот момент кукушка с криком несколько раз подряд выпрыгнула из своего часового домика, и все невольно подняли глаза от карты и посмотрели на циферблат и стрелки, показывающие полдень.
— Во сколько обедать будем? — поинтересовалась Верочка, пользуясь моментом.
— Через часик, я думаю, — ответил Терентий Потапович и сразу же спросил:
А Царь южный — это исламский мир, в таком случае?
Ростислав с Николаем переглянулись, и Николай, подумав, ответил:
— Что христианская Европа и исламский мир противостояли друг другу с того самого времени, как в Палестине были захвачены византийские владения, то есть, примерно, с седьмого века, это, конечно, факт. Неутомимая борьба эта шла до падения Оттоманской империи…
— В 1918 году, — подсказал Ростислав.
— Но после этого падения ислам лет на сто уходит со сцены. Главные исторические события вершатся теперь у Северного царя. Пророка, разумеется, не интересует история сама по себе, он обрисовывает силы, противостоящие народу Божьему.
Здесь вмешался Степан Степанов, говоря:
— Что называть народом Божьим? Не равен же он населению стран с европейской культурой?
— Ни в коем случае, — ответил Ростислав, — просто Европа была, так сказать, базовым регионом христианства на протяжении пятнадцати веков.
— А европейский атеизм? Разве не он сегодня главная антихристианская сила?
— Сегодня — да. Но он уйдет! Ему отведено определенное время, и он уйдет.
На столе появился поднос со стаканами, наполненными каким-то светлым напитком, пахнущим свежей мятой.
— Всегда перед обедом пьем, — пояснил Терентий Потапович, — угощайтесь!
Напиток оказался очень вкусен, кроме мяты чувствовались еще мед и лимон.
— Спасибо, Верочка! — сказал Ростислав, выпивая стакан залпом, в то время как остальные явно растягивали удовольствие.
— Значит, последняя битва, Армагеддон — не со стороны безбожия?
— И даже не со стороны магометанства, — ответил Ростислав, — хотя, похоже, «под конец времени» Южный царь обретет второе дыхание. Сказано, что он первым пойдет в бой на Северного. Но «…царь северный устремится как буря на него с колесницами, всадниками и многочисленными кораблями и нападет на области, наводнит их и пройдет через них». А после этого, оберегая свое господство и спокойствие, Северный царь захочет ввести новый порядок во всем мире. Новый мировой порядок!
— Да… — протянул Степанов, откидываясь на спинку стула и барабаня пальцами по плюшевой скатерти, — да, все выстраивается… никуда не денешься!
— У меня, — понизив голос, сообщил Терентий Потапович, — родня живет в Германии. Там у них какие хочешь книги. Одна есть, Урии Смита — похожее толкование.
— И что же это будет за новый мировой порядок? — спросила Верочка, изо всех сил старавшаяся проследить за ходом разговора.
— Это большое зло. Большое зло, — сказал ей отец. — Ну, готов обед?
Прощались мы в тот раз поздним вечером, с обещаниями снова встретиться в ближайшее время. Но все вдруг повернулось совершенно другой стороной.
Нина — Инне Константиновне
Моя милейшая Инна Константиновна!
Огромное спасибо за письмо.
В нашей жизни произошли некоторые перемены. Дело в том, что Ростиславу и Николаю пришлось уволиться с работы. На заводе только один выходной, а нам это никак не подходит. Предвижу, что случившееся вас не порадует, но…
В общем пришлось уехать из Т., так как там другую работу найти просто невозможно. При переезде в К., где Ростиславу обещали помочь устроиться на одном небольшом заводе, и мы, и наш нехитрый скарб свободно разместились в легковом такси. Сняли времяночку у одной женщины за пятнадцать рублей в месяц, как раз недалеко от этого завода. Но получилось так, что на работу Ростислава не взяли. Стал он ходить по разным предприятиям — все без толку. Думали, совсем не устроимся. Но свет, как говорится, не без добрых людей. Один наш знакомый, узнав об этом, уступил Ростиславу свое место кочегара. Сам он работает еще в двух местах.
И вот с прошлой недели Ростислав кочегарит. Непривычное это для него дело, но кое-как справляется. Иногда приходит одна женщина из верующих, помогает ему немного и угощает чем-нибудь вкусным.
А теперь и я тоже работаю. Удалось пристроиться в научно-исследовательский институт спелеологии. Доктор Нессис, мой начальник, изучающий здоровье шахтеров, очень ко мне расположен. По его инициативе я прошла полное медицинское обследование. К сожалению, результаты неутешительные — по мнению специалистов, мне нельзя иметь детей. Это очень грустно. Но на все в нашей жизни воля Божья, думаем мы с Ростиславом.
Наш друг Николай остался в Т. Даже не знаю, как он прожил этот месяц, ведь работы и у него сейчас нет, а все свои сбережения он отдал нам, как мы ни протестовали. Такой человек!
Целую вас и обнимаю. Пишите!
Нина. * * *При следующей встрече Терентий Потапович преподнес нам сюрприз. Оставленная у него пророческая карта вдруг бесследно исчезла. «Нет у меня никакой карты, друзья мои», — сообщил он, не очень охотно приглашая нас в дом.
— Как же это? — воскликнули мы в один голос.
— Я ее уничтожил. Сжег, то есть.
Мы молчали, не зная, как реагировать.
— Я уже, ребята, десять лет отсидел в собачьем ящике, больше не хочу, — спокойно пояснил он.
