Виктор Лихачев - Единственный крест
Три тысячи жителей — село, поселок — не поймешь. Библиотека, более похожая на обычный, не очень богатый дом. И вдруг — Сидорин до сих пор хранит это ощущение от встречи с чудом — спектакль из жизни девятнадцатого века. Режиссер — методист библиотеки Олечка, главного героя играет местный прокурор… Потом все они сидели за дружеским столом. Прокурор оказался компанейским человеком. Там же Сидорин познакомился с Борисом Орловым, поэтом, живущим в Кронштадте. Вначале он показался Асинкриту немного высокомерным. А потом, когда спели «Одинокую гармонь» и «То не ветер ветку клонит» вдруг попросил разрешения прочитать свои стихи:
Устал шагать. Сносились сапоги.
В крестьянском доме водкою согреюсь.
Деревни вдоль дороги — узелки,
Что Бог вязал, на память не надеясь.
Деревня — пять коров на семь дворов,
А веники в сенях древнее лавров.
Железные останки тракторов
Блестят, как будто кости динозавров.
Меж осенью и летом журавли
Клин вбили, приближая время спячки.
И жадно тянут воду из земли
Стволы деревьев, словно водокачки.
Россия — в свалку превращенный храм,
Иду и плачу — топь на месте луга.
Давно церковным звоном по утрам
Селенья не приветствуют друг друга.
Вот тебе и высокомерный. Настоящий русский человек. И поэт — настоящий.
А Сергей, как же он забыл Сергея? Кацкарь. Еще одна встреча с чудом: Асинкрит вначале не поверил, что попал в русскую деревню конца двадцатого века. Кругом чистота, порядок, вечером из каждого двора доносилось мычание. Нет, сказали ему, не немцы или голландцы живут здесь, а русские люди, только кацкари. Когда-то, еще в девятом веке, переселились они сюда, на берега реки Кадки из Черниговского княжества, да так и прижились, смешавшись с местными финно-угорскими племенами. И вот ведь как бывает: до наших дней сохранили и обычаи свои, и поговорки. А диалект у кацкарей — век бы слушал. Говор словно округлое облачко, обтекаем, мягок. Если все остальные русские на «ё» ударение делают, у кацкарей эта буква безударна. А слова-то какие — будто в древнюю Русь вернулся. Володать — владеть, вывалка — снегопад, вытоить — с трудом родить крупного ребенка, глумяной — очень старый, древний, голубина — оконное стекло, говённой — плохой, дайчи — недавно… И это мы только до пятой буквы алфавита дошли! От слов забела — сметано, клен — проклятье, навилошной — пасмурный, оголчить — окликнуть, покон — род, племя, Сидорин пришел в совершеннейший восторг. Так он познакомился с Сергеем, директором музея кацкого народа, который и был им создан. Сергей же выпускал единственную в мире краеведческую газету — «Кацкая летопись». Записывал старые слова, песни, частушки, предания об Уже-Палучато, Дворовом-хозяине и Белой Корове, встреча с которой сулит богатство и счастье, Белой Кобылице, которую, наоборот, лучше не встречать — заболеешь.
Когда-то у Сергея была хорошая работа в городе — главным редактором в районке работал, а потом взял — да и вернулся домой.
— А что же здесь такого, — говорит, — я же покону кацкого. Где родился там и пригодился.
Слушать его — одно удовольствие. Иной раз не поймешь, то ли серьезно он с тобой разговаривает, то ли шутит. С Сергеем Сидорин вроде бы познакомился совершенно случайно. Но ведь не бывает на свете ничего случайного. И, значит, зачем-то нужно было ему, Асинкриту, выбраться на берега Кадки. Вроде речка как речка. Впадает в Корожечну, та — в Волгу. А Сергей, словно зачарованный, повторяет:
— Кадка живая.
Названия кацких деревень и сел, директор музея повторял, как музыку:
— Мартыново, Хороброво, Галицино, Ордино, Балакирево…
Вначале он держал Сидорина на расстоянии. Был любезен, улыбчив, охотно все объяснял, но… Так вежливый хозяин охотно показывает гостю свой дом, не открывая все же дверцы в самую заветную комнату.
Время от времени в деревню, куда попал Асинкрит, подъезжали экскурсионные автобусы. Через час школьники из Ярославля, Москвы или Дубны становились специалистами в области кацкого быта. По крайней мере, на заключительной викторине, которую проводил директор музея, каждый вопрос сопровождался лесом рук.
— Так, молодцы. Следующий вопрос: какое дерево по нашим кацкарским обычаям нельзя выкапывать и пересаживать? Вот где растет оно, там пусть и растет.
— Береза!
— Неправильно. Вот ты еще не отвечал.
— Дуб!
— Неплохо. Но неверно.
— Осина!
— О, начитанный мальчик. Неправильно.
— Рябина!
— Умница. Настоящий кацкарь! Получи купончик…
Сидорин уже успел узнать, что Сергею — немногим за тридцать, что он холост, живет с мамой, раньше немного преподавал в школе. Умудряется проводить в родном Мартынове научные конференции, на которые приезжают потомственные кацкари со всей страны. Работает в архивах, водит экскурсии.
И все равно Сергей оставался для Асинкрита загадкой. Чтобы раскрылся Александр Иванович, достаточно было двухчасового общения, Алексей из Белого, кажется, и вовсе человек без кожи — весь, как на ладони, хотя кому-то кажется бирюком. А тут… Сидорин не мог объяснить себе, зачем ему нужен искренний, откровенный разговор? Может, Кадка — это разгадка и его, Асинкрита судьбы? Ведь почему-то их, с местным охотоведом, машина сломалась именно здесь.
И пока очередные экскурсанты с аппетитом уплетали запеченную в русской печке «картошку по-кацки», Сидорин «пытал» Сергея.
— А больница в ваших местах есть?
— В Рождественно. Старая. Прошлого века. А если что серьезное — в Мышкин ездим.
— В Рождественно всех врачей знаете?
— Как не знать? Как будто их у нас много.
— Простите, еще спрошу: мы с вами… могли раньше встречаться?
— Лицо мое знакомо? — засмеялся Сергей. — Вряд ли.
Странно. Все время Сидорин ждал момента, когда, как выразился дядя, пленка щелкнет и начнет вращаться в обратную сторону. Почти внеплановая поездка, машина, остановившаяся там, где останавливаться не должна, вышедший из старого дома высокий молодой человек: «Я могу вам помочь?»
— Послушайте, Сергей, меня очень заинтересовали… кацкари. Вы не будете против, если я заночую в вашем селе?
— Не буду. Раньше, наверное, и не слышали про кацкарей?
— Конечно.
— А выше нас, по Сити сицкари живут. Тоже народ интересный.
— Вот видите, сколько я еще не знаю. Гостиница у вас есть?
— Зачем гостиница? У меня дома переночуем… Кстати, еще не поздно, не хотели бы на Иванову гору подняться? Оттуда Кадка — на ладони, — впервые за все время знакомства в глазах Сергея вспыхнул теплый огонек. — Сейчас и пойдем.
