Михаил Елизаров - Мы вышли покурить на 17 лет…
Назаров почувствовал под ладонями торчащие Вадюхины лопатки и отметил, что друг похудел с последней встречи. Вообще одни кости. Под уставшими глазами синюшные обрюзглости, морщины на лбу. Зато не видно седых волос, потому, что блондин. А Назаров основательно за минувший год поседел…
Вадюха попытался взять у Назарова сумку.
— Сам донесу! — воспротивился. — Ничего ж не весит.
Они спустились в подземный переход, вышли на привокзальную площадь. Для конца апреля было прохладно. С неба чуть накрапывало — реденькие стылые брызги.
— Узнаешь? — Вадюха, шутливо красуясь, поиграл рыжими бортами куртки. — Светка неделю назад вещи перебирала на выброс и нашла. Я померил — как раз. Вполне можно носить.
— Шик, — улыбнулся Назаров. — Турецкий винтаж образца девяносто второго года.
— Турецкий что? — переспросил, оглядываясь, Вадюха.
— Винтаж, ретромода… Да хуй с ним, — Назаров приобнял Вадюху. — Лучше скажи, чего ты похудел так. Совсем ничего не жрешь?
— Да жру я, — успокоил Вадюха. Спохватился: — Поедем ко мне завтракать? Или сначала на квартиру?
— Давай на квартиру, потом в городе перекусим…
— Как скажешь, Назарыч…
Прошли мимо сквера с фонтанами. На другой стороне дороги Назаров увидел Вадюхину синюю «девятку».
Бросил на заднее сиденье сумку, сам сел впереди. С зеркала заднего вида пропал многолетний висельник — скелетик, вместо него болтался освежитель-елка, а на панели появился образок с Николаем Чудотворцем.
Поехали в центр, на Пушкинский въезд.
Назаров всякий раз заново привыкал к Харькову. После Москвы ему все здесь казалось маленьким, кукольным, будто попал из взрослого мира на детскую площадку. И между собой и Вадюхой ощущал легкое, почти невесомое отчуждение — тончайшая пленочка. Впрочем, знал, к завтрашнему дню от нее и следа не останется…
Вадюха, наверное, тоже Назаровский холодок чувствовал и давал Назарову время для адаптации — не шумел, не балагурил, как обычно.
— Глушак поменял, ступицы, — пересказывал машинные новости Вадюха.
— У меня там совсем пиздец, да? — поинтересовался Назаров. — Хаос?
— Да нормально все…
— Жрешь плохо, — вспомнил первое ощущение от встречи Назаров. — Не заболел?
— Выздоровел уже…
— А что было-то?
— Пневмоторакс…
— Пневмо-чё?
— Торакс. Я же писал тебе. Ну, легкое у меня схлопнулось. Заново надували…
— А я не понял, — Назарову стало неловко. — Думал, ты про насос какой-то. Пневматика… Точно выздоровел?..
И заговорил о Москве, Ларисе, дробилках — уже много лет одинаковыми, ворчливыми словами.
* * *В квартире действительно ничего фатального не произошло. С первого взгляда бросалось в глаза только отсутствие дивана.
Назаров бродил по комнатам и перечислял потери.
— Вот бляди, а? Вадюх! Ну, я понимаю, плазма была бы! Но телек старый зачем пиздить?! Объясни мне?!
— А холодильник зачем? — спокойно удивлялся Вадюха. — Уроды потому что!
— И вертушки я что-то не вижу… Хуясе! Как паркет исцарапали!.. — придирался Назаров.
— Это еще «педофилы» малолеток приводили на оттакенных коблах. — Вадюха показал пальцами размер. — Танцы устраивали. Наташка, соседка, жаловалась, что шумели. Я же говорил тебе…
— А где антресоли? — Назаров замер посреди коридора. Между кухней и санузлом под потолком раньше находились антресоли. А теперь зияла незанятая прямоугольная пустота.
— Сгорели, еит… — Вадюха явно не ожидал вопроса. — Три года назад, еще «шибздик» жил. Соседи сверху залили, произошло короткое замыкание. Рассказывал же тебе. Я специально потом проводку убрал, новую развязку сделал…
Назаров вспомнил, действительно был когда-то мини-пожар. «Шибздик», по счастью, находился дома, успел предотвратить большую беду и вызвал пожарных…
Не обратил Назаров внимания на Вадюхины слова, потому что в квартиру редко заглядывал — и мельком. В порядке все — и ладно. После сгоревшей проводки Вадюха произвел косметический ремонт в коридоре, а едва «шибздик» съехал, сразу заселил «педофилов» — понятно, что не настоящих извращенцев — просто мужики частенько водили в «офис» совсем уж юных девчонок — со слов Вадюхи…
Антресоли, хоть и запирались на ключ, ничего ценного не содержали. Игрушки Назарова. Постельные: медведь, львенок, кошка-подушка. Это когда он совсем маленьким был, спал с ними в обнимку. Хранились два огромных пакета с солдатиками. Назаров в детстве очень любил сражения устраивать — масштабные, чтоб на ковре было сразу до тысячи общего войска. Смертью работал маленький механический паровозик. Назаров запускал его в дерущуюся толпу, и тот валил солдатиков без разбора, пока не кончался завод… Настольные игры лежали: футбол и морской бой. Противогаз, альбом с марками, пистолеты — дорогие сердцу пустяки, которые Назаров еще в детстве завещал будущему сыну. И все превратилось в огромную «дымовуху». И даже дыма не осталось.
— Ну, а чего ты их там оставил, братушка? Мне бы в гараж отдал.
— Да как-то не подумал… Забыл, — честно сказал Назаров.
Он изумленно оглядывался. Вообще все поменялось… Будто не к себе пришел.
В течение стремительных четырех лет из квартиры один за другим скоропостижно уходили предметы, создававшие для Назарова ощущение «дома». Давным-давно они прибыли сюда новобранцами, прижились, вросли в квартиру, стали неотъемлемой частью ее ландшафта. Бывало, кто-то дряхлел, умирал, на смену выбывшему приходил новый предмет — но во всем этом была медленная геологическая постепенность.
А потом родители увезли в Полтаву прабабушкину горку и трюмо. Отцовским друзьям подарили на дачи кровати, старую немодную стенку, платяной шкаф, пианино «Украина». Подевался куда-то обеденный стол — его место занял приземистый и коротконогий, как такса, журнальный столик. Завелась дерматиновая сидячая мебель, два компьютерных уголка из ДСП.
До последнего декорировали квартиру «под дом» книги, коврики, обои, шторы. Но пришел срок, и мир бесповоротно разделился на античный и нынешний. На руины и новостройки. В Риме были Колизей и Пантеон. У Назарова — два книжных шкафа, почти нетронутая кухня. А так в квартире протекала чужая подержанная жизнь…
Назаров поймал себя на том, что сидит, точно пригорюнившийся заяц, — закрыв мордочку лапами. Вадюха заваривал чай. На удивление, воры пощадили электрочайник «Филлипс», весь в известковой накипи.
Чайник этот у Назаровых был с начала девяностых. Как раз закрылось КБ на «Хартроне» и отец перешел в кооператив по ремонту телевизоров. Тогда люди еще вещи чинили, а не выбрасывали. Отец нормально зарабатывал, они и стиралку купили, и видеодвойку «Сони»…
