Елена Колина - Предпоследняя правда
Алена уселась на колени к отцу, прижалась, невинно заметила, высунувшись из-под его руки:
— Пусик, но ведь ее… то есть нашу новую сестру Нину не приглашали! Все-таки Вадим Ростов, мировая знаменитость.
— Пойдет без приглашения. Она — Смирнова, — весомо произнес Андрей Петрович. — И чтобы никаких лишних разговоров в гостях у этих ваших мировых знаменитостей! Никаких «кто» да «откуда». Вы три сестры Смирновы, и точка.
— Да там никто и не спросит. Им безразлично, девочкой больше, девочкой меньше… — улыбнулась Ольга Алексеевна. — Они люди искусства, заняты только собой…
— Балеруны… — неопределенно пробормотал Андрей Петрович. — Все эти люди искусства для государственного престижа за границей, конечно, важны. Но вы, девочки, не тушуйтесь там. Мы и сами с усами.
Андрей Петрович всегда называл певицу Кировского театра Светлану Моисееву и пианиста Вадима Ростова «балерунами». Поют и пляшут, пока другие делают настоящее дело. Взять, к примеру, его. Первый секретарь Петроградского райкома — это ж какая на нем ответственность! Район у него один из главных в городе, 500 тысяч жителей, он хозяин в районе. Все в районе подчинено ему, он непосредственно руководит предприятиями, всей социально-культурной сферой… здравоохранением, соцобеспечением, учебными заведениями. Партия по 6-й статье Конституции — ведущая и направляющая политическая сила общества. Это вам не петь и плясать!
…— А у нее нет платья! — выдвинула последний аргумент Алена.
Девочкам к этому дню купили кое-что в закрытом отделе Гостиного двора. Толпящиеся в очередях, возбужденно перекликающиеся: «На первом этаже Перинной линии выбросили импортные босоножки!» — «Нет, не на первом, на втором!» — не знали, что счастье совсем близко — отдельный вход с Садовой линии вел мимо складских помещений на третий этаж в секцию, где ВСЕ было импортное. Итальянские сапоги, финские куртки, югославские дубленки, и все по специальным ценам.
Завотделом посоветовала брать девочкам венгерские марлевые платья с вышивкой и кружевами. Ариша согласилась примерить и была в этом платье как нежная принцесса, а Алена закапризничала, — платье детское. Выбрала розовую гипюровую кофту и узкие синие брючки. Заодно Ольга Алексеевна и себе купила костюм, строгий синий пиджак и расклешенная юбка в синюю и красную складку, можно и на работу, и в театр.
— У нее нет платья! Что она наденет, что?! — возмущалась Алена.
— Наденет что-нибудь, — рассеянно отозвалась Ольга Алексеевна, присела на диван рядом с Ниной, прикоснулась к плечу, мимоходом удивившись птичьей худобе. — Нина… Нина, я понимаю, что ты нервничаешь, что для тебя все здесь внове… Но ты сегодня пойдешь в гости, и я должна сейчас объяснить тебе правила поведения. Ты понимаешь?
Нина не отвечала, смотрела в пол. Ольга Алексеевна с неудовольствием отметила: «Туповата».
— …Ты… тебе лучше вообще забыть, кто ты и откуда. Ты никому — слышишь, никому не называешь свою прежнюю фамилию. Не рассказываешь, где ты раньше жила, кто твоя мама.
— Олюшонок, ты как-то чересчур, все ж таки мать, — смущенно крякнул Андрей Петрович.
— Андрюшонок! Нам необходимо расставить точки над «и». Это для ее же блага…Нина! Ты хочешь, чтобы все знали, что твоя мама пила? Чтобы к тебе относились как к дочери, уж извини, алкоголички?…Что ты так смотришь, — растерянно спросила Ольга Алексеевна, поймав странный взгляд, изучающий, неожиданно недетский.
— Я читала мамин дневник, — тихо сказала Нина.
— Ну, многие дети ведут дневники… когда я была ребенком, я тоже вела дневник, — осторожно ответила Ольга Алексеевна.
— Я читала ее взрослый дневник.
Ольга Алексеевна зажмурилась. Какая злокозненная девочка! Притворяется тихой, а сама строит злые козни!.. Что же теперь, обратно ее везти?.. Документы на удочерение будут готовы в понедельник, — для Андрея Петровича все делается мгновенно.
— И что твоя мама написала в дневнике? — обреченно спросила Ольга Алексеевна.
— Что она всю жизнь любила моего отца. Она его потеряла, поэтому она пила, — застенчиво прошептала Нина.
«Слава богу», — подумала Ольга Алексеевна.
Она не злокозненная, просто ничего не знает, — не знает, но пытается судить, разобраться своим умишком…
— Перестань нести эту слезливую чушь… Любит, не любит… не твоего ума дело. Это же просто… грязно! — брезгливо сказала она. — Все, хватит об этом…Нина, я не предлагаю тебе забыть твою маму. Несмотря ни на что, она твоя мама. Я предлагаю тебе никогда не говорить вслух, кто ты и откуда. Поняла?…Скажи, ты поняла?.. Нина, мы договорились?
Нина тяжело, как будто не гнулась шея, кивнула.
… В мамином дневнике упоминались два имени — Ольга и Андрей. В дневнике было много пропусков, помарок, многоточий, но она поняла главное: мама и Ольга любили одного человека, Андрея. Ольга вышла за него замуж, а маму выгнала из дома и из Ленинграда.
У Нины, прожившей все свои одиннадцать лет в поселке, в полуразвалившемся доме с веселыми пьющими соседями, конечно, имелся четкий ответ на вопрос «откуда берутся дети». Когда мужчина и женщина выпивают, веселятся, ложатся на кровать и делают ЭТО, ЭТО бывает прилично, когда мужчина лежит на женщине, а бывает неприлично, как делают собаки. Но доскональное бытовое знание только увеличило ее недоумение — неужели мама делала ЭТО с Андреем Петровичем? Неужели мама всю жизнь любила этого человека с животом и тяжелым взглядом? Нина думала, что он похож на артиста Ланового с открытки, такой же красивый, необыкновенный.
Ее забрали, потому что она дочь Андрея Петровича. Он заставил Ольгу Алексеевну забрать ее. Она не хотела ее забирать, она и переночевать у них не хотела, даже присесть отказалась. Брезгливо морщилась, кривилась, когда открыли шкаф, чтобы достать вещи, а оттуда вывалились бутылки. Но ведь это она во всем виновата! Из-за нее мама пила!
«Ненавижу, ненавижу… — твердила про себя Нина. — Буду жить у них и ненавидеть, а потом отомщу…»
ПОТОМ отомщу… Никто не станет вступать в прямую конфронтацию, если ты еще не взрослый и от всех зависишь.
— Как она пойдет?! Без приглашения! Без платья! — перечисляла Алена.
Андрей Петрович притянул к себе близнецов, посадил на колени и, поманив рукой Нину, — и ты иди сюда, неловко пристроил Нину между коленей и обнял сразу всех троих.
— Алена! Смотри у меня, Алена! — притворно строго сказал он. — Три сестры Смирновы — это звучит гордо. Ты меня поняла, кисонька?
— Мяу! — свирепо ответила Алена.
* * *Андрей Петрович дремал на диване в гостиной, Ольга Алексеевна сидела рядом, проверяла курсовые работы, изредка взглядывала на мужа — лицо усталое, даже во сне…
