Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон
– Это конфиденциально. Мне кажется, он рассчитывает, что я болтать об этом не буду, понимаешь?
Я мог бы отметить, насколько смешно думать, что Тайни не проболтается, но молчу. Он приклеивает плакат и шагает дальше по коридору. Я за ним.
– Ну, я рад, что ты классно провел вечер. А я тем временем огорошился новостью насчет бывшего парня Джейн, этого ватерполиста…
– Ну, во-первых, – перебивает меня Тайни, – какая тебе разница? Тебя-то Джейн не интересует. А во-вторых, я бы не называл его парнем. Он мужчина. Он безупречен, как тщательно продуманная скульптура, огромный такой и мускулистый бывший мужчина.
– Неутешительно.
– Я просто хотел сказать, что он не в моем вкусе, но на вид – истинное чудо. А глаза! Словно сапфиры, способные осветить даже самые темные уголки твоего сердца. Но я в любом случае даже не знал, что они встречались. И вообще впервые о нем слышу. Точнее, я просто думал, что этот секс-символ решил за ней приударить. Джейн со мной о парнях почему-то не разговаривает. Не знаю, мне же можно такое доверять. – В его голосе звучат нотки сарказма, хотя и едва уловимые, и я смеюсь. А Тайни продолжает, заглушая мой смех: – Поразительно бывает, чего о людях не знаешь, а? Я об этом все выходные думал, пока с Уиллом разговаривал. Вот он запал на Айзека, который оказался вымышленным. И кажется, что такое возможно только в Интернете, но на самом-то деле и в настоящей жизни подобного полно.
– Айзек-то не совсем вымышленный. Он просто девчонкой оказался. В смысле, Айзек – это Маура.
– Нет, – простодушно отвечает Тайни. Я прижимаю последний постер к двери мужского туалета, а он приклеивает. На плакате написано: ТЫ ВЕЛИКОЛЕПЕН? ТОГДА ЖДЕМ ТЕБЯ СЕГОДНЯ В АКТОВОМ ЗАЛЕ НА 9-м УРОКЕ. Потом мы идем к кабинету математики, где уже начали собираться остальные.
Эта тема с переименовыванием Мауры в Айзека напоминает мне одну вещь.
– Тайни, – говорю я.
– Грейсон, – отзывается он.
– Ты не мог бы поменять имя у одного персонажа твоего мюзикла? Друга своего?
– Гила Рейсона?
Я киваю.
Вскинув руки, Тайни объявляет:
– Не могу я переименовать Гила Рейсона! Это имя тематически жизненно важно для всей постановки.
– Слушай, я сейчас бредятину выслушивать не готов.
– А я не брежу. Его просто непременно должны звать именно Рейсоном. Вот попробуй медленно произнести. Рей-син. Рейс-ин. Двойной смысл – с Иллом Рейсоном происходит трансформация. Он должен впустить в себя солнечные лучи – которые исходят от песен Тайни, – чтобы воистину стать самим собой, превратиться из винограда в пропитанный солнцем изюм[15]. Неужели ты не видишь?
– Да брось, Тайни. Даже если это правда, зачем ему быть Иллом?
Это заставляет его ненадолго смолкнуть.
– Гм, – наконец произносит Тайни, выгибая брови, – просто мне всегда казалось, что так надо. Но, пожалуй, можно и поменять. Я обдумаю, о’кей?
– Спасибо.
– Не за что. А теперь прекращай нудить.
– Что?
Мы подходим к шкафчикам, и Тайни продолжает на полной громкости, хотя его слышат остальные.
– Уа-уа, я не нравлюсь Джейн, хотя она сама мне не нравится. Уа-уа, Тайни назвал в честь меня персонажа пьесы. Если ты не в курсе, на свете есть люди с настоящими проблемами. Ты пошире смотри на вещи.
– Чувак, ты мне это говоришь? Тайни, боже ж мой. Я просто хотел бы знать, что у нее есть парень.
Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, словно это я его вывел из себя.
– Я уже сказал, что даже не знал о его существовании, ясно? Но я в какой-то момент видел, как они разговаривают, и по одной его позе было видно, что он влюблен. Когда он ушел, мне пришлось подойти к ней и спросить, кто это такой, а Джейн такая: «Мой бывший», а я: «Бывший? Хватай его обратно сейчас же!»
Я вижу широкую щеку Тайни, стоящего ко мне боком. Он смотрит в свой шкафчик. Ему как будто бы скучно, но потом брови снова взмывают вверх, и я успеваю подумать, что до него дошло, как он только что меня выбесил, но он сует руку в карман и достает телефон.
– Как ты так можешь, – говорю я.
– Извини, я знаю, что мне не следует читать эсэмэски, пока мы разговариваем, но я сейчас так возбужден.
– Тайни, я не об эсэмэсках. А о том, как ты мог советовать Джейн возобновить с ним отношения.
– Грейсон, да мне больше ничего не оставалось, – отвечает Тайни, глядя в телефон. Теперь он еще и отвечает другому Уиллу во время разговора со мной. – Он просто восхитителен, а ты сказал, что тебе она не нравится. А теперь что, понравилась? Как по-пацански – заинтересовался, когда она интерес утратила.
Хочется дать ему в почку, потому что он совершенно не прав и прав одновременно. Но больно от удара будет только мне. Я – лишь незначительный персонаж в истории Тайни Купера, и я ни черта не могу с этим поделать, лишь терпеть то, как меня пинают, до тех пор, пока школа не кончится, после чего, наконец смогу сойти с его орбиты и перестать быть луной этой толстой планеты.
И тут я понимаю, что могу сделать. У меня есть оружие. Мое Правило номер 2: помалкивай. Я ухожу в сторону кабинета.
– Грейсон, – говорит Тайни.
Я не отвечаю.
Я ничего не говорю и перед математикой, когда Тайни чудом втискивается за свою парту. А потом молчу, и когда он объявляет, что сейчас даже не его любимый Уилл Грейсон. И когда он сообщает, что за последние двадцать четыре часа отправил другому Уиллу Грейсону сорок пять эсэмэсок, и спрашивает, не кажется ли мне, что это слишком много. Я ничего не говорю, когда он сует мне под нос свой телефон и показывает какое-то сообщение от Уилла Грейсона, которое мне полагается счесть очаровательным. Я даже молчу, когда он требует ответа, какого хрена я молчу. И молчу, когда он говорит:
– Грейсон, ты мне просто на нервы действовал, и я сказал это все лишь для того, чтобы тебя заткнуть. Но я не хотел тебя заткнуть настолько. – Я молчу, и когда он добавляет: – Эй, хватит, поговори со мной. – И ничего не отвечаю, когда Тайни шепчет, хотя все равно достаточно громко, чтобы и окружающим было слышно: – Грейсон, извини меня, серьезно. Извини, а?
А потом на мое счастье начинается урок.
Через пятьдесят минут звенит звонок, и Тайни выходит вслед за мной в коридор, как распухшая тень, со словами:
– Эй, ну серьезно, это же просто смешно.
И мне не то чтобы хочется продолжать его мучить. Я просто наслаждаюсь тем, что мне самому больше не приходится слушать свой жалкий ноющий голос.
За обедом я сажусь один в конце длинного стола, за которым расположилось также несколько пацанов из моей бывшей Компании друзей.
