Алексей Егоров - Радио Пустота
– Алла называет это «Шлюк», – протянув мне маленький сверток, произнес Сережа и улыбнулся.
Я развернул его и увидел сиреневого вида таблетку, обыкновенную таблетку.
– Что это?
– Дело в том, – начала пояснять ведьма, – что любовь от этого мира вам, бессмертным совершенно не свойственна. А жить без любви, сами понимаете… не комильфо.
– Да уж, – нервно дернул рукой Сантуцио.
– «Шлюк», помогает в этом, только по одной той причине, что отравляет ваш бессмертный рассудок. И вы уходите.
– Как я только не пыталась умереть, – охая и ахая, вмешалась в разговор старушка в боа, – ну никак.
– Моя задача, – продолжила Алла Суфиевна, – найти вас, бессмертных. И передать вам средство для решения проблемы. А, решать ее, или нет, решать вам самим. Это дело индивидуально каждого. Жить вечно, без любви, питая свои воспаленный разум несуществующими образами, или умереть.
– Чтож, вы все еще живы? —я оглядел всех собравшихся и приготовился к ответу. Но ответа не последовало. Общество дружно склонило головы и замолчало.
– Понятно, – определил я ситуацию, – кишка тонка.
– В каждом живет еще надежда, – попробовала ответить за них Алла, – что все еще измениться. Но ничего не произойдет. День будет сменяться ночью, и год за годом пройдут столетия. И решение все равно придется принимать. От этого не уйти. Без любви жить нельзя. Невозможно. И если понять, и принять тот факт, что живете вы уже порядком давненько, и за этот срок ничего не поменялось. Стоит ли ждать еще сотню лет? Подумайте.
С Сережей я попрощался на остановке. Он, все так же приветливо хлопнул меня по плечу и запрыгнул в автобус.
Я живу вечно, – начал размышлять я. Я живу вечно и без любви! Ложусь спать и представляю себе ее, мою необыкновенную, мою единственную радость. Но ее нет, и… не будет никогда. Это же очевидно. Но я шепчу как в бреду…
…Хочешь, я буду всю ночь смотреть, как ты спишь? Слышать каждый твой вздох и ловить каждый твой выдох. Усердно готовясь к твоему пробуждению, репетируя и перебирая в голове все главные слова, которые еще не сказал тебе раньше. О том, как ты пахнешь. И этот аромат ночного счастья окутывает мой разум, заставляя меня становиться тем, кем я еще не был никогда, по-доброму настоящим человеком. О том, как ты смотришь на меня. И в глазах твоих я не вижу усталости и бремени жизни. Не вижу горя и страдания. А всего лишь душевное спокойствие. И ты не взволнована этим своим положением. Ты проста и спокойна. И это именно то, к чему ты шла все эти годы, всю эту окружающую нас вечность. К этому утру, где нет не печали не радости. А всего лишь простое человеческое спокойствие. Ты никуда уже не спешишь, не мучишься завтрашним днем. Тебе нужно только это мгновение и это утро и я в нем. И я дарю тебе его с такой небывалой легкостью. И с такой же легкостью принимаю от тебя в дар этот твой, такой спокойный, такой вселяющий уверенность взгляд. О том, как ты улыбаешься. По колдовски окутывая меня одеялом, сотканным из надежды, веры и любви. И я, вновь и вновь, попадаю под твое очарование, вливаю его в свою кровь как наркотик. И понимаю, что жить без этой ежедневной дозы я вряд ли смогу. Я вряд ли смогу не смотреть на тебя, покуда ты еще спишь. Я вряд ли смогу не смотреть в твои глаза, на питаться светом твоей, такой простой и такой волшебной, улыбки. Я вряд ли смогу жить по-другому.
Теперь же мне сняться твои пальцы, не длинные и не короткие, такие как нужно. Нежные и теплые, проводишь ими по молчаливой моей спине. Исследуешь каждый уголок, ямочку, родинку. Я в ответ исследую твои бедра. Так мы общаемся. Без слов, без лишних эмоций и ненужных взглядов. И я понимаю, что если открою глаза, то убью тебя. Испарю, испепелю, развею в мире других иллюзий. Конечно, все это не может продолжаться вечность. Но хотя бы что-то отдаленно напоминающее. Какой – то промежуток времени. Может жизнь. Может миг. И жизнь проноситься как миг. И миг, становиться жизнью. И….
…этого не будет… ни – ког – да!!!
Я достал презент Арлекина, и уверенно закинул его в рот. Сглотнул и подняв голову к небу. Небо было темно лиловым, вечерним, влажным, осенним.
– Сколько я прожил уже? – тихо спросил я у самого же себя. Сто лет, пятьсот? Тысячу? Тысячу лет без любви! Но нет, хватит. Это будет последняя моя осень.
Последняя осень… без любви.
Последней мыслью, перед тем, как я ушел в темноту, было…
…И только ты понимаешь. Что каждому мужчине всего то и надо это. Это простое подрагивание твоих ресниц. Это молчаливое утро, пахнущее твоей кожей. Это невербальное общение наших рук. Это головокружение, этот шум в ушах, как звон разбивающихся о поверхность земли небесных светил. И крушатся империи, и иссыхают великие реки. Гаснет солнце. Рождаются и умирают цари. А мы лежим напротив друг друга и молчим. И это именно то, что мне надо. Это просто ТЫ.
В радиорубке стеною встала тишина. Я медленно отодвинул микрофон и посмотрел на радиста. У него были испуганные глаза. Точнее, его взгляд источал ужас.
В дверь начали стучать. Потом кто – то закричал:
– Да выбейте же вы ее плечом!!!
В радиорубку пытались вломиться.
– Что же ты наделал, – с ужасом в голосе произнес радист.
Но я ликовал, я еще никогда не чувствовал себя так. Так увлеченно и радастно, уверенно и по настоящему.
– Твоя история плохо закончилась, – шептал радист, – ты лишил нас любви… рая… жизни..что же ты наделал???
– Хотели историю, – торжественно заявил я, – вот, пожалуйста.
В этот момент дверь с треском вылетела и в комнатку ввалились мои преследователи. среди них была и она. Она испуганно искала меня глазами, как слепой щенок.
– Все, – уставшим голосом произнес радист и присел в свое кресло, – это все.
– Да где же он? – Кричал паромщик, – где эта сволочь?
И тут я понял. Вернее увидел то, о чем так удрученно говорил радист. Мир начал пропадать. Сначала все потеряло очертание, побледнели краски, растворяясь в неведомом стакане воды. Потом начали исчезать силуэты и звуки. и наконец в этой пустоте, осталась только она.
Герда шарила своей рукой по молочному безмолвию и постоянно шептала:
– Где же он? Где он?
Я знал что она ищет меня. Но и я тоже пропал для своего собственного мира.
Вдруг мне захотелось признаться ей в любви. именно сейчас, пока она беспомощна и слепа. Но я всего то и сказал:
– Вот он ваш рай, – сказал я, – последняя ваша осень, без любви, господа из клуба.
В этой пустоте мне было комфортно и уютно. Тишина поглотила все.
И все пропало. Она, я, мир.
Но… не на долго…
Где то за спиной, вдруг я слышал нежное шуршание и ругань. Затем появился он, мой ангел хранитель Сидоркин. В руках он нес маленькую свечу.
Глава восемнадцатая. Последний эфир
Сидоркин подлетел медленно, казалось что он как марионетка подвешен на невидимых нитях. Он улыбался и плакал одновременно.
– Ну ты брат и дал им…
– А что произошло?
– Своей историей ты стер все начисто. Ты же убил любовь. А с ним и свой мир. Красавчик, что тут скажешь.
– И что теперь? – Я огляделся. Вокруг была пустота. Ни теней, ни света, одна кромешная пустота. Казалось, даже мыслей не было. И тех слов, что я произносил. И рождались они из невидимого радиоприемника, а не из меня.
– Теперь, – Сидоркин почесал за ухом и сказал, – теперь можешь делать все что захочешь. Помнишь плакат в той комнатке.
– Меч валгаллы и все такое?
– Да, да, – утвердительно кивнул ангел, – так вот можешь снова начать, для этого у тебя все есть. Есть ты, есть она, и есть желание. Осталось всем вам только встретиться.
– И где же нам встретиться?
– Да хотя бы на твоей лавочке, – усмехнулся Сидоркин и щелкнул пальцами.
Раздался треск и я полетел. Слова начали сами по себе рождаться из пустоты. Я просто шептал их как молитву, пока не понял что говорю очень громко:
– Отбиваемый ритм, скоротечность прибывающего в нас счастья. Все это жизнь. И если и есть дни, когда стоит задуматься и забыть потом про все плохое, прошедшее в твоей судьбе, промелькнувшее черно белой лентой немого кинофильма. То сегодня именно этот день. День радостного молчания. День понимания своего внутреннего и непохожего ни на что в этом мире содержания. День памяти и скорби. Твой самый настоящий в жизни день. И пускай оттиском правды, промелькнет он в твоем взгляде на мир. И мир озариться этой правдой и ответит тебе снисхождением. И подарит тебе еще миллионы таких дней, таких лет и мгновений. Для жизни, для понимания, для любви.
и, если придется лететь в пустоте,
лететь, чуть задевая своей правдой крыши. Обласкивать шпили домов, огибать флюгера и чердаки. Летать, от того, что летать невозможно. Переплестись с призраками ночи, ощутить на коже запах прохладного рассвета. И за мгновение до момента появления солнца, взмыть на немыслимую высоту. Успокоиться, расслабиться и упасть. Закрыв глаза лететь вниз. Не думать ни о чем. Широко расставив руки в стороны. Ветер причешет твои волосы. И в тот самый миг, когда раскаленный шар выглянет из за горизонта, прильнуть к земле. Но перед этим понять, для чего же ты все-таки летал? Почему тебе спокойно не ходилось по земле? Почему ты всегда смотрел в небо, ища в синеве упокоение и спокойствия? И всегда искал возможности подняться в этот мир. Мир птиц, ищущих и находящих. Не знающих усталости и страха.
