Грация Верасани - Оглянись назад, детка!
— Да, ты бы никогда себе этого не простил, — поддела я его.
Прежде чем попрощаться, мы сказали друг другу еще всякую ерунду, вроде того, что я какое-то время буду отсутствовать, сделаю себе небольшой отпуск, в общем, я заслужила отдых от агентства и от его забот. К тому же у меня есть отец, пусть он теперь возвращается командовать и отвлечется, чтобы меньше пить, возможно, и я буду меньше пить, а ты не думай, что избавишься от меня, так как я приглашаю тебя в ближайший вечер на ужин. Да, конечно, я буду более внимательна к выбору меню, а ты мне расскажешь, как провел вечер с твоим коллегой из Сакраменто, я хочу знать все, или ты думал, что я забыла? Возможно, Лучио, нам пора стать друзьями, настоящими друзьями.
Выйдя из агентства, я попала под дождь. Пришлось пробежаться, и, когда я забралась в машину, с волос и лица стекала вода и я дрожала от холода.
Я вела машину по улицам, освещаемым светом офисов, баров, подъездов, останавливалась под портиками или ускоряла движение, проезжала по лужам На заднем сиденье все еще лежала коробка из-под обуви с письмами Ады. В последнем, от 31 января, были такие слова:
Я никогда не спрашиваю себя, почему мама сделала это. Это желание пришло к ней издалека, подобно звуку или цвету, а не мысленно. Просто она должна была это сделать, как иногда мы что-то делаем, не осознавая этого. Она забыла о самой себе и пребывала где-то там, как никогда не существовавшая вещь. Если бы она подумала о нас, возможно, она бы этого не сделала. Но покончить с собой — это отказаться от всего и всех…
Я накрыла коробку пледом, словно хотела защитить ее от сквозняков или спрятать от любопытных.
Мы все — бездонные колодцы, мелькнула у меня мысль: я, моя сестра, моя мать, мой отец, Андреа Берти, Спазимо, мои клиенты, все, кого ни возьми. Колодцы без дна. Сколько бы я ни упорствовала и ни ломала себе голову, как бы я ни была свободна в своих рассуждениях…
Я смотрела, как люди спешили перейти улицу по пешеходной дорожке под свинцовым небом и настойчивым дождем.
— Все мы превратимся в грязь, сказала бы Гайа, будь она со мной.
Мимо меня по этим пешеходным полоскам прошла, как в тумане, моя сестра; ее глаза, эти серо-голубые щелки, смотрели вокруг с тем же упоением, с каким она играла, погруженная в аккорды, на пианино, которое стояло в нашей старой гостиной. Я в экстазе слушала, как она играла Грига. «Хочу спать», — говорила она, резко закрывая инструмент. Она исчезала в коридоре, поднималась по лестнице и закрывалась в нашей комнате. Я заглянула в книгу Паскаля, которая лежала открытой на моих коленях, и подчеркнула: «Любовь, отказываясь от одиночества ненавистного «я», вступает в громадную пустыню». Надо поговорить об этом с Адой, сказала я себе, уж она-то сможет объяснить мне, что это означает. Я поднялась. Вошла в комнату, села на ее кровать и смотрела, как она спала.
Вытаращив глаза, я резко затормозила. Нет, я никого не сбила.
Я открыла окно, и в салон ворвался ветер, смешанный с дождем. Обувная коробка упала с сиденья. Листы разлетелись по коврикам; один конверт застрял между педалью акселератора и моей ногой.
Я остановилась у аллеи Конских Каштанов. Я ничего не видела, кроме своей сестры, которая изучала меня с детской серьезностью. Я по валилась на руль с чувством полной беспомощности и вдруг почувствовала, что мое лицо стало мокрым Перед глазами все расплывалось: оказалось, что я просто плакала.
Я вышла из «Ситроена», забрела в первый попавшийся бар и заказала джин с лимоном; мгновенно выпив его, я снова подошла к машине и села за руль.
Дорогая Ада!
На этот раз я пишу тебе письмо, хотя я не из тех кто любит писать их. Я пишу тебе мысленно, останавливаясь то у одного, то у другого светофора, поэтому прости, если оно будет не ахти каким. Я только сейчас понимаю, как скучала по гаму, который ты устраивала в комнате, после того, как ты уехала. Мне было нелегко без твоего гвалта. Да, лучше, если ты будешь об этом знать…
Я живу в квартире, которая тебе бы не понравилась и которую ты бы назвала китчем: жалюзи всегда закрыты, вещи и одежда разбросаны. Почти в каждой комнате есть твои фотографии. Когда я забываю, как ты выглядела, я смотрю на них, хотя фотографии никогда не отличаются точностью. Единственное, что понравилось бы тебе в моем доме, — это балкон. Он заставлен цветочными горшками и растениями, которые мне некогда поливать и которые почти все погибают у меня на глазах, а я удивляюсь. Как видишь, я не в мать. Я была бы счастлива, если бы могла сказать тебе, что однажды мы с тобой встретимся. Черт возьми, это было бы здорово.
Проблема в том, что, сколько бы я ни старалась, я не верю в это.
Проблема в том, Ада, что у меня жар в груди, который называется алкоголь, так как должна же я за что-то держаться.
Я все-таки надеюсь, что в хрупкости есть нечто эпическое, если это не так, то мне нет прощения. Дело в том, что я чувствую себя контуженной, изношенной, помятой, как все.
Проблема в том, Ада, что эта жизнь хуже, чем мы ее себе представляли в пятнадцать лет. Проблема в том, что чувства, которые я испытываю к себе самой и к другим, непостоянны. Дело в том, что ты не файл, ты не одно из моих дел, и нет ни одного признака, ни одной улики, ничего, что помогло бы мне разрешишь это. Проблема в том, что даже если я и потеряла способность любить себе подобных, думаю, что любить друг друга, хоронить, пить вместе пиво — это максимум, на что мы способны.
Проблема в том, Ада, что я всегда буду по тебе скучать.
Но самое замечательное, что в конце концов наступает прекрасное, твой запах присутствует, и стоит мне подышать тем воздухом, где ты бывала, как я понемногу прихожу в себя…
Я вела машину и видела, как у подъезда ругались отец с дочкой. Потом взгляд отыскал его. Поставив клетку на прилавке в магазине «Все для собак и кошек», он разговаривал с Пэтти. Я видела, как продавщица ласкала кота через решетку клетки. Через несколько минут он вышел из магазина с клеткой в одной руке и пакетом с консервами в другой. Когда он переходил улицу, я наклонила голову, чтобы он не заметил меня. Пока я терла рукой покрасневший глаз, кто-то постучал в окошко. Подняв голову, я посмотрела из окна на А. и включила мотор.
