KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Виктор Ротов - Карл Маркс на нижнем складе

Виктор Ротов - Карл Маркс на нижнем складе

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Виктор Ротов, "Карл Маркс на нижнем складе" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Вас можно на минутку, Петр Федорович?

Петр вернулся, вспомнив, что заведующий еще ни слова не сказал про Ольгу, что с ней.

— Вы про бывшую жену ничего не сказали. Что с ней?

— Вот и я об этом. Садитесь, — заведующий сделал знак рукой, приглашая Петра сесть. — С ней случилась большая беда. Трагедия! Вы только держитесь, не расстраивайтесь. Она больна СПИДом, и дни ее сочтены. Наша задача теперь выявить, нет ли вируса в вашей крови и в крови сына. Да и теперешней вашей жены. Мало ли что?..

Он говорил, а Петр напряженно соображал, о чем это он? Вернее, силился воспринять жугкий смысл того, что сообщил ему заведующий. Этот чистенький благообразный человек, пышущий здоровьем и благополучием.

— Тут такое было!.. — продолжал заведующий, подождав немного, пока Петр придет в себя. Вздохнул, перевел взгляд за окно. — В Москву посылали на уточнение. Подтвердилось. Да и… Симптомы уже явные.

— И это… — начал приходить в себя Петр. — И это серьезно?.. Я не могу поверить!

— К сожалению…

— И ничем нельзя помочь?

— Ничем, — заведующий откинулся на спинку стула. — Теперь наша задача оградить вас. Вашего мальчика. Он с нею жил?

— Да.

Петр подавленно умолк. Он ожидал все, что угодно, только не это. Над его бывшим семейством кружит какой-то злой рок. Страшная угроза полного уничтожения. Не стало Андрея, на пороге смерти Ольга… В висках заломило. Потом боль перетекла в затылок и там стала разрастаться. «Гуля! Где Гуля?»… Он повел вокруг мутнеющим взором.

— Вы меня простите, — сказал он деревянеющим языком. — Позовите жену!..

Очнулся он, лежа на больничной кушетке. Крашеный потолок, крашеные стены. Гуля сидит рядом с согнутой в локте рукой. Алешка маячит возле окна. Пахнет нашатырным спиртом. Над ним круглолицая женщина в белом халате, которую вызывал в кабинет заведующий.

— Ну вот! — сказала она и улыбнулась. — Сейчас мы возьмем у вас кровь. Потом поместим в свободную палату. Вы там отдохнете, а вечером, если все будет хорошо, отвезем к вечерней электричке. Так?

Петр кивнул согласно.

Подошел Алешка. У него тоже согнута ручка. Он разогнул ее, показал ватку, смоченную спиртом и слегка пропитанную кровью. У него тоже взяли кровь из вены.

Подошла со шприцем сестра. Петр попытался встать.

— Ничего! Лежите. Я и так возьму…

А потом они бродили по городу. Петр наотрез отказался от свободной палаты. Ему было душно в больнице, и его все время подташнивало. Гуля держала его под руку. И он был ей благодарен за это. Она как бы подпитывала его силами. А вообще‑то успокаивала ее такая преданность. Алешка держался за другую руку. И хотя рука была мокрая от пота, Алешка не отпускал отца ни на секунду. И все забегал наперед, заглядывал в глаза. Петр весело подмигивал ему.

В половине пятого, как и обещали, позвонили заведующему больницей. Тот ждал их звонка. Тотчас отозвался:

— Все хорошо. Результат отрицательный. Спокойно езжайте домой. Для пущей уверенности пошлем на контрольный анализ в Москву и тогда… В общем, сообщим.

После поездки в Туапсе Петр затосковал по — черному. Всякая работу по дому остановилась. Гулю он как будто не замечал. И она старалась не заводить трудных разговоров, чтоб не бередить его сердце. Только плакала тихонько по ночам. Они допоздна сидели на крылечке, когда он был свободен от дежурства. И молчали. Время от времени Петр вставал, шел в дом, где спали Лешка и Лялька, гладил их по головкам, укрывал простынкой, потому что становилось свежо, и снова выходил к Гуле на крылечко. А потом они шли спать. Петр ложился на спину, одну руку закидывал за голову, другой обнимал Гулю и часами лежал, не шелохнувшись. Думал.

— О чем ты думаешь? — осмелилась спросить его Гуля после трех дней молчания. И он ответил пугающе — загадочно:

— Думаю — за что мне все это? Ведь я ничего плохого не сделал. Я только хочу оставаться порядочным человеком. Неужели за это надо так дорого платить?..

Гуля испуганно молчала. Она не знала, что в позапрошлое его дежурство…

Они шли в ту ночь «дозором» вдоль эстакады. И вдруг Петр почувствовал сзади удар в ноги. Да такой силы, что не удержался на ногах, повалился ничком. А в следующий миг рядом бухнулось толстенное бревно, кем‑то сброшенное с эстакады. Оно буквально смяло Гугу. Он даже взвизгнуть не успел. Когда ошеломленный Петр поднялся на ноги, он увидел в дальнем конце эстакады, в свете одиночной лампочки, две убегающие человеческие фигуры. А под толстым бревном спокойно распластался раздавленный Гугу. Видно, в последний момент преданный пес бросился сзади хозяину в ноги, выпихнул его из опасной зоны, а сам уже не успел отскочить.

Подважив бревно, Петр кое‑как вытащил Гугу и отволок с дороги на травку. Изловчившись, стал на колени, приложился ухом к левой лопатке теплого еще пса, — сердце уже не билось, — повалился рядом и заплакал. Плакал, гладил мертвого Гугу и просил у него прощения: «Прости. Смерть предназначалась мне, а настигла тебя!»… Гугу лежал на боку — большой, красивый и расплющенный.

Уже перед рассветом, когда Гугу совсем остыл, Петр потащил его в ближайший лесок, вырыл кое‑как ямку и закопал. Не дожидаясь сменщика, по шпалам заковылял домой. Шел и обливался слезами. Ему было жаль верного пса, обидно за себя, за людей, так озлобившихся на него. На душе было тяжко, будто назревала большая неотвратимая беда. И он беспомощен предотвратить ее.

— Я, ты знаешь, — прильнула Гуля, — я уже не могу — так хочу тебя. Ты меня любишь?..

Петр впервые не ответил на этот ее вопрос. Только прижал теснее.

— Ведь любишь? — почти слезно прошептала она.

И снова он промолчал. Только прижал еще крепче. Гуля замерла, пораженная неприятно. Потом стала ласкаться. Целовала его, гладила. Трогала интимно и шептала нежности горячими губами. А он лежал безучастный — ни ласки, ни слова ее горячие никак не действовали на него. Она отвернулась и тихо заплакала. Он повернулся к ней, взял в ладонь обе ее гуттаперчевые сисечки, и она ужаснулась, какая холодная, жесткая была у него на этот раз ладонь.

Ученого экономиста из Краснодара все не было и не было.

Минуло лето с его раскаленными днями и прохладными ночами, пришла осень с ее пьянящим изобилием и ровными тихими дождями. Стремительно надвигались ноябрьские праздники. Моссовет во главе с Г. Поповым и Ленсовет во главе с А. Собчаком обратились к народу с призывом не праздновать семьдесят третью годовщину Октябрьской революции. Поскольку Октябрьская революция якобы себя дискредитировала. В стране творилось что‑то непонятное. Чудовищным скрипом заскрипела проржавевшая машина промышленности, вопросы экономики оседлали лихие, но малокомпетентные люди, дисциплина труда на всех уровнях покатилась к отметке нуль; национализм, словно злой джинн, выпущенный из бутылки, ураганом покатился по стране, учиняя то туг, то там дикие кровавые расправы. Спекуляция с поросячьим от восторга визгом кинулась грабить продовольственные и промтоварные закрома, тысячи эшелонов стояли в тупиках, не разгружаемые по чьей‑то злой воле, митинги и забастовки, дикая травля в прессе всего добропорядочного, русского, советского и лавина пустопорожних речей с высочайшей трибуны. Но болёе всех удивлял сам лидер М. Горбачев. Он произносил одну за другой длинные речи, распекал, уговаривал, увещевал; путался в пустых, лишенных твердого смысла фразах, аппелировал к народу, сподвижникам, к миру, к чести, совести, требовал все новых и новых полномочий, на ходу постигая азы правления государством; захлебываясь словами, открывал с экрана телевизора давно открытые истины; старался, раскручивал, а потом садился в самолет с Раисой Максимовной и уезжал в очередное турне по странам мира. Этой своей безответственностью, неопределенностью и непоследовательностью, «гласностью» и «плюрализмом» довел общество до того, что люди перестали понимать что‑либо. Перестали слышать друг друга. А деловой Запад тем временем, под шумок, обделывал свои делишки. Рухнула в Европе социалистическая система, созданная кровью и потом советского народа; не у дела оказался и Варшавский договор. Восточную Германию кинули в объятия монстра цивилизации — ФРГ, бросили на произвол судьбы Кубу. Взбеленились Прибалтика, Грузия, Украина, Молдавия. А лидер катается по миру. Его больше заботит Европейский дом, чем свой. Наплевать на двадцать миллионов жизней, положенных на то, чтобы обуздать воинственных фрицев, главное сорвать аплодисменты на Западе. И чтобы дать законный вид и толк своим поездкам, — внешняя политика с ее бесконечными уступками представляется народу как небывалое достижение — конец холодной войны. А то что началось экономическое удушение России — этого он как бы не замечает. И что самое интересное; чтобы показать народу конкретную выгоду от бесконечных вояжей по миру, наш лидер начал попрошайничать. Даже у Испании выпросил несколько миллиардов! Такого унижения Россия не знала в веках. Но самое страшное во всей этой дикой политической вакханалии было то, что явно обанкротившееся руководство отчаянно цеплялось за власть, несмотря на сказочные провалы один за другим. Из гущи народной доносится явный гул, требования отставки, а Оно, руководство, как бы не слышит. Такой немоты, такого политического бескультурья еще не знала цивилизация. Это порождало бескультурье на низах. Заповедное хамство процветало в торговле, в учреждениях, на транспорте, в культуре, в науке. В среде творческой интеллигенции катастрофически нарастала конфронтация. Цинизм, нигилизм, национализм, неверие,

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*