Виктор Кадыров - Золото Иссык–Куля
Чем больше знакомился с информацией Виктор, тем яснее становились методы великого комбинатора Мельникоффа: игра на низменных чувствах людей и откровенная ложь, выдаваемая за чистую правду. Жаль, что в его капканы до сих пор попадают люди. И не только простые люди, но и правительства целых государств. Он морочил голову казахам, киргизам, а узбекам обещал организовать первую узбекскую антарктическую экспедицию. За всем стоят деньги. Мельникоффу нужно очень много денег.
Виктор прочитал новое сообщение: одна русская, живущая в Лондоне, отвалила Мельникоффу четверть миллиона баксов на его поездку по странам мира, где он будет фотографировать горы. Потом Мельникофф планирует издать фотоальбом «Горы мира», а фотографии продать на аукционе Сотсби за большие деньги. Виктор уже слышал об этой идее, правда, года три назад. Да, как поется в песне Окуджавы: «Покуда живы дураки, нам умирать, стало быть, не с руки. Дураку покажешь медный грош, наврешь с три короба и делай с ним, что хошь».
Значит, все, что говорил Мельникофф о Курментинской пещере – выдумка. У него просто не было денег, чтобы откопать клад. Да и с ракой святого Матфея та же картина.
Значит, Оман может спать спокойно. Он первый, кто вошел в пещеру в ущелье Курменты. Что же там дальше, за поворотом узкого лаза?
Поиски продолжаются
Василий Филипенко с трудом пролез в слегка расширенный лаз, следуя за бежавшей по дну трещины водой. Свет налобного фонарика выхватывал из тьмы куски известковых стен, испещренных желобками и острыми гребнями. Это следы многовековой работы водяного потока. Наверное, все эти туннели заполнены водой, когда река течет по своему обычному руслу. Встав на ноги, Василий осмотрелся. Он был в довольно просторном каменном зале, пол которого полого уходил вниз. Там впереди была темнота.
Филиппенко прошел по коридору еще метров пятнадцать. В бок уходили какие–то узкие проходы, но Василий двигался по основному коридору. Будет еще время детально изучить подземную полость и нарисовать ее план. Снова впереди появился небольшой колодец, ведущий в следующий зал пещеры.
Попав в него, Василий увидел, что правая стена – это вынос завала из лесса, песка и булыжников. Представив себе месторасположение этого выноса, Филиппенко догадался, что, по всей вероятности, это вход в пещеру. Когда его заваливало, грунт частью попал внутрь залы, заняв ее наполовину. Тот ли это вход, который искал Оман, Василий не знал. Можно предположить, что он находится глубже дна котлована метров на пять. Видимо, в том месте, где когда–то копал Успенский. Неужели Василий наконец–то в таинственной пещере несториан?!
Вверх из зала поднимались три почти вертикальных хода. Слабый свет фонаря упирался в далекие каменные своды, которыми кончались эти проходы. Определить их протяженность Василий не мог, так же как и наличие в них других боковых коридоров. Нужны еще ребята, чтобы детально исследовать найденную подземную полость. Под ногами струился небольшой ручей, по пути которого пришел сюда Василий. Филиппенко проследил дальнейшее движение ручья и обнаружил, что он скрывается в дальнем углу зала под завалом из песка и булыжников. Когда–то здесь был проход в следующую полость. Может быть туда, куда рвется Оман? Но чтобы попасть туда, надо выбрать из прохода грунт. Это тяжелая работа. Сейчас пора возвращаться.
Оман был опять на седьмом небе от счастья. Пещера продолжается! Но это не единственная радостная весть. Его рабочие, очищая скальную стену в котловане недалеко от шурфа энкавэдэшников, наткнулись на каменную плиту. Она была испещрена какими–то знаками. Так, по крайней мере, показалось взволнованному Оману. Ну, конечно же, это та самая плита, которой закрыли монахи вход в пещеру с сокровищами!
Плита была большая, и шестеро человек не смогли сдвинуть ее в сторону. Оман дал распоряжение разбить плиту ломами. Сердце билось как птица в клетке. Как можно быстрее вперед! Он и так слишком долго здесь копается! Уже сентябрь, скоро наступят холода – и конец работам. Оман должен найти хоть что–нибудь, что приблизит его к разгадке многовековой тайны.
Убрав осколки плиты в сторону, рабочие с новым энтузиазмом принялись выгребать грунт из забитого доверху колодца. Камней не было, плита надежно защищала проход от них, внутри был только лесс и песок. Через полметра рабочие наткнулись на остатки древних факелов. Удобные, вырезанные под руку ручки и обожженные верхушки… Сомнений быть не может! Это действительно факелы. Вероятно, тех людей, которые зарыли здесь сокровища.
Оман вновь связался с Василием.
– Василий Владимирович, – дрогнувшим голосом проговорил Оман, – вы можете организовать транспорт – грузовики с охраной? Желательно автоматчиков?
– Что случилось, Оман? – встревожился Василий. – Ты что, клад нашел?!
– Да, вернее, пока еще нет, – тут же поправился кладоискатель, – я нашел плиту с письменами, и ход за ней. Там четыре древних факела. В общем, не сегодня–завтра я войду в пещеру с сокровищами.
– Оман, – обеспокоенно заговорил Василий, – я приеду. Ты не пори горячку. Сначала найди, а потом решим, как быть дальше.
Вскоре Василий осматривал осколки разбитой плиты. Или знаки сильно попортились от времени и от ударов лома, или… Василий не мог разобрать ни знака. Может быть, плод разыгравшегося воображения кладоискателей? Или действительно что–то было?
Проход между большим камнем и стеной утеса круто уходил вниз. Через пару дней его удалось углубить на шесть метров. Копать стало трудно. Проход сузился настолько, что одному человеку сложно было развернуться. Завернув за стену, ход через узкую трещину соединился со старой штольней энкавэдэшников. В эту трещину искатели кладов уперлись в 52 году. Оман уже был за ней. Но куда идти дальше?
Неожиданные гости
Около юрты Омана стояло три «крутых» джипа. Пассажир первой машины, сбитый мужчина среднего роста в дорогом сером костюме, не спеша выбрался наружу, перед которым рослый телохранитель, сидевший в том же джипе на первом сидении и пулей вылетевший из нее, предупредительно распахнул дверцу. Коротко остриженный и чисто выбритый гость резко диссонировал с Оманом, вышедшим ему навстречу. Кладоискатель, слегка заросший и растрепанный, одет был в поношенный грязный чапан. То, что сопровождающий важного гостя верзила был телохранителем, Оман не сомневался. Достаточно было посмотреть на его озирающуюся по сторонам фигуру и оценивающий взгляд. Из остальных двух джипов вывалила тоже не очень приветливая компания. Оману стало неуютно под пристальными немигающими взглядами этих людей. Казалось, они все ждали, что Оман выкинет что–нибудь этакое, словно клоун в цирке.
– Ассалом алейкум, Оман, – приветливо улыбнулся посетитель. Все сопровождавшие его «мордовороты» тоже натянули на лица улыбки. Но Оману лучше не стало. Колючие глаза незваных гостей терзали сердце.
– Алейкум ассалом, – отозвался кладоискатель, – проходите в юрту, жена самовар поставит.
– Давай–ка, Оман, – предложил главный, – посмотрим, что ты тут наделал.
Оман повел людей в котлован. Там, в который раз за этот год, поведал историю своих поисков и раскопок.
– Значит, благородное дело затеял? – спросил мужчина, потирая висок, словно страдая от головной боли.
– Не знаю, просто стране хочу помочь, – скучно отозвался Оман.
Приехавшие рассматривали котлован. От некогда большой кучи потемневших стволов, служивших в качестве крепежа старой штольни, осталось всего несколько, их Оман использовал для укрепления стены котлована возле входов в пещеру. Еще несколько стволов было в земле, в том месте, где штольня входила в узкую щель между скалами. Остальные бревна местные жители растащили на дрова во время одного из отсутствий Омана – иногда по делам ему приходилось ездить в Бишкек.
Главный подал знак, и все потянулись в юрту Омана. Уже сидя в ней и попивая ароматный чай, главный проговорил, глядя в упор на кладоискателя:
– Ты какой стране хочешь помочь, Оман?
Видя замешательство кладоискателя, главный глухо рассмеялся:
– Депутатам или президенту? А может быть, народу? Опять же какому? У нас теперь и народ разный. Кто с севера, а кто и с юга. Друг друга готовы съесть. Или своим, иссыккульцам, подарок желаешь сделать?
– Я для страны, для государства, – упрямо проговорил Оман, – чтобы всем хорошо было. Не будет внешних долгов, правительство сможет льготы своим предпринимателям дать, чтобы они развивались…
Громкий смех главаря прервал патриотическую речь кладоискателя.
– Ну, ты – лох. Рассмешил меня. Полагаешь, что если дать правительству денег, то оно начнет думать о народе и государстве? Неужели ты, Оман, забыл наш менталитет? Сначала должно быть хорошо мне, потом моим родным человечкам, а вот потом уже их родным и близким, потом близким моих близких и так, пока всем не станет хорошо! Другого пути, к сожалению, нет! Разве мало государство брало и получало кредитов и грантов? Где они? Думаешь, что–то изменилось в системе с уходом Акаева и приходом Бакиева? Ты, я слышал, работал на горнорудном комбинате? Куда уходит наше киргизское золото? Откуда у госмужей и налоговых инспекторов, получающих гроши, роскошные особняки? Или ты не видишь, как собственность переходит из рук в руки? Не останавливаются ни перед чем, вплоть до убийства. Сколько заказных преступлений совершилось за последнее время? Со счета уже сбились. Сколько раскрыто? Ни одного! Потому, как все повязаны: и менты, и суды, и власть. Так кому ты подаришь найденные сокровища? Государству? Но государство – это люди, которые его олицетворяют. Ты этим людям подаришь? Рассчитываешь получить законное вознаграждение за труды? У государства ведь нет денег для таких, как ты. Из чего оно заплатит тебе вознаграждение?
