Мордехай Рихлер - Кто твой враг
Помоги ему, попросила Джои. Скажи, что он — талант. Норман жалел Чарли, хотел бы солгать — и ведь это была бы ложь во благо, — но не смог. Чарли, как он понимал, все эти годы провел в ожидании Лефти. Сейчас ему сорок. И вместо Лефти заявился Годо[116].
— Ладно, пусть я неудачник, но ты что — думаешь, я не смог бы стать успешным чиновником, юристом или администратором? — Он придвинулся поближе к Норману. — Ты что — дум…
Голова у Нормана раскалывалась.
— Наверное, смог бы, — сказал он.
Чарли желчно засмеялся.
— Еще как смог, — сказал Чарли. — Только я с младых ногтей решил: не стану участвовать в крысиных бегах — ну уж нет. Может, я и неудачник, зато я никогда не вытеснял соперников послабее, не лебезил перед начальством, не ставил перед собой цель — жить не хуже других. Был всегда свободен. — Чарли откинулся на стуле, прочистил горло. — Я — нонконформист.
— Прекрасная личность, раздавленная губящей душу махиной американского капитализма.
— Что-то вроде.
— Чарли, — сказал Норман, — Чарли.
Чарли прикусил губу.
— Я ни на что не гожусь, — сказал Чарли — признание это он поднес Норману, точно пирожное. — А меж тем посмотри на Хейла. Большая шишка в Торонто. А кто он такой — несостоявшийся художник, вот он кто. Он изменил себе.
— И что с того?
— Я думал, ты не любишь Хейла.
— Чарли, почему ты уехал из Штатов? Тебя ведь не внесли в черные списки.
— Через месяц они меня бы так и так выслали. Они… Мне всегда хотелось поехать в Лондон. Мне нравятся англичане.
— И многих англичан ты знаешь?
— Давай. — Чарли придвинулся еще ближе к Норману, подставил щеку. — Бей.
— Чарли, — сказал Норман, — прошу тебя…
Чарли закрыл лицо руками.
— Почему бы тебе не уехать с Джои в Торонто? — спросил Норман.
— Я хотел прославиться.
— Но ты не прославился, — сказал Норман. — Мало кому…
— Хотел бы я быть таким, как ты. Каменным, ничего не чувствовать.
— Ты только что сказал, что у тебя нет таланта. Ты что, берешь свои слова обратно?
— А ты меня не жалуешь, — сказал Чарли. — И никогда не жаловал. Признайся.
— Чарли, Чарли, брось.
Глаза Чарли забегали. Он снова и снова начисто вытирал стол руками.
— Не могу я вернуться в Торонто, Норман, не могу посмотреть им в глаза. Перед тем как уехать в Голливуд, я выложил все, что о них думаю. — Голос его истерически зазвенел. — О Си-би-си… — и сорвался.
— Чарли, возвращайся в Торонто.
— Я так верил в себя. Брал в постель журнал с фотографией Хамфри Богарта на обложке: был уверен, что в один прекрасный день мы познакомимся и сойдемся. Представлял, как он звонит мне: «Чарли, твой сценарий меня потряс. Почему бы тебе не соорудить что-то и для меня?» Рисовал себе, как провожу уик-энды с Артуром Миллером, звоню из Парижа Аве Гарднер[117] и говорю, что между нами все кончено. Валяй, смейся. Скажи, что это ребячество. Мне виделось, что я дружу с Хемингуэем и Хьюстоном, говорю Луису Б. Майеру[118], что не изменю ни одной строчки в сценарии и пусть он засунет свои миллионы сам знает куда. Я верил, что сойдусь со всеми этими людьми. И вот что, Норман, я тебе еще скажу: я и теперь не сомневаюсь, что я пришелся бы ко двору. Даже ты не можешь не признать, что на вечеринках я — душа общества. Все считают меня остроумным.
Чарли вздохнул, потрещал костяшками пальцев.
— Я думал, вернусь когда-нибудь в Торонто и, кто знает, может, даже куплю там дом в пригороде, знакомствами козырять не стану, тем не менее на мои уик-энды будут съезжаться знаменитости из Нью-Йорка, Голливуда и Лондона, я буду встречать их на вокзале, шугать фотографов, но наши фотографии все равно появятся в газетах… Я говорю с тобой начистоту.
— Знаю.
— А как вернуться домой — вот так вот? Неудачником?
— Ну так не возвращайся. — Норман потерял терпение. — Оставайся здесь.
— Я — ничтожество. Ни на что не гожусь. Даже в Торонто мои сценарии почти всегда отвергали.
— Если во что бы то ни стало хочешь прославиться, почему бы тебе не стать осведомителем? Как Уолдман. Тогда уж точно попадешь в газеты.
— Послушай, я человек честный. — Чарли неприязненно посмотрел на Нормана. — И даже ради спасения своей жизни, — сказал он, — не стал бы осведомителем.
— Рад за тебя.
Чарли прикрыл один глаз.
— Раньше я думал, — сказал он, — что то же могу сказать и о тебе.
— У нас с тобой, Чарли, разные задачи.
А ведь это может сойти за признание, подумал Чарли. Он даже несколько взбодрился.
— Ты — холодный человек, — сказал Чарли. — Я никогда не мог тебя понять. Похоже, тебе все нипочем.
— Даже дождь, — сказал Норман.
— Тебе никогда не хотелось, проглядывая объявления в «Нью-Йоркере», поиметь девчонку, скажем, рекламирующую комбинашки для «Вэнити фэр»?[119] Не хотелось бы получать приглашения на голливудские вечеринки, где девчонки прыгают нагишом в бассейн? Неужто ты не мечтал поехать на Багамы или на открытие отеля «Хилтон»?[120]
— Чарли, у нас разные задачи. Я хочу жениться, завести детей. Хочу закончить книгу. — Норман встал. — Мне надо идти. Попозже придет Эрнст — доделать книжные полки. Передай ему, пожалуйста, чтобы он мне позвонил.
— Мне жаль, но мы решили Эрнста больше в квартиру не пускать.
— Чарли, не хотелось бы тебе об этом напоминать, но это моя квартира. Вы с Джои живете здесь лишь временно.
— Хочешь забрать ее? Пожалуйста. Мы переедем на следующей неделе.
— Хорошо, — сказал Норман. — Как тебе угодно.
Чарли ушел из бара, не удосужившись попрощаться. Посмотрите только на них, думал Чарли, на этих паршивцев — слоняются взад-вперед. Я истекаю кровью, а им и горя мало. Чарли прибавил шагу. А вдруг, подумал он, я возвращаюсь, а в почтовом ящике контракт или чек. А вдруг мне сегодня повезет. Как знать.
XXIIIНорман, с трудом передвигая ноги, тащился под дождем домой. Что, если Чарли сказал правду, думал он, и я и впрямь переспал с Джои? Да нет, бред какой-то. Но провалы в памяти — отрицать не приходится — у меня случаются…
Норман чувствовал себя наподобие тех зверушек в мультфильмах, которых забрасывают на небо, и они, обалдев, отчаянно месят воздух лапками.
Голова у него болела, его лихорадило, и, когда он свернул на Эджуэр-роуд, на него вдруг нахлынула пронзительная, удушающая тоска.
Чтоб ей пусто было, этой гиблой столице, думал он.
Подумай об этой столице. Обо всех лондонских бездомных, отпихивающих друг друга и все равно еле сводящих концы с концами. О косолапых девицах в мешковатом твиде, ожидающих вакансий с начал, жал. 10 ф. в нед., о долговязых, не падающих духом дамах с опытом раб. в ком. фирмах, знан. стеногр. и машин. со скор. 100/50 слов в мин., в обмен на что им предлагаются столовая при офисе, пенсионная программа, ознобыши и совмещенная спальня/гостиная с газ. плтк. от себя, уют, лит/муз. интересы и раз в год — полмесяца на солнышке в Сорренто или Саутенде, опять же в неизбежном целомудрии. Норман шел, подставив спину дождю, пригнувшись так, словно из каждого окна его пронзали укоризненные взгляды этих девиц. И еще прошу подумать о библиотекаре IV разряда с опытом практич. раб. по классиф., каталогиз., а также скручиванию сигарет вручную, уделить ему хоть минуту — сегодня он отправится в Кэкстон-холл внимать Дональду Соперу[121] и прочим выдающимся краснобаям, надсаживающим глотку против того-сего, а также прицениться к левым, правым и центру, и в итоге опять поплетется домой один и во сне будет видеть картины, их тех, что детям до восемнадцати лет смотреть воспрещается. Подумай также — ну, пожалуйста — о Мэйферском агентстве, где подбирают надлежащего спутника для выхода в свет, а также на все прочие случаи жизни. Почти минутой молчания старушку, торгующую на Эджуэр-роуд, невзирая на дождь и ветер, «Пис ньюс»[122].
Подумай — каково этим людям в их сырых, полутемных одиночках. Сложи их беды воедино.
Что, подумал Норман, я делаю в Лондоне?
Бывало, эти зверушки из мультфильмов исхитрялись добраться по небу до крыши ближнего небоскреба. А бывало и так, что, поняв, куда их занесло, грохались на мостовую.
И Норман поспешил под дождем домой.
XXIVКарп сидел на кровати — поджидал его.
— Извини, что вчера так вышло, — сказал он. — Я приготовил для тебя роскошный ужин. — Карп встал, налег на палку. — Все складывается как нельзя лучше.
— Ты о чем?
— Норман, скажи как на духу. Ты еще любишь Салли?
Норман потемнел лицом. Ожег Карпа взглядом.
— Ага, так я и предполагал, — сказал Карп.
— К чему ты клонишь?
— Норман, ты — мой единственный друг. Единственный человек, чья судьба меня заботит.
