Пилип Липень - Параметрическая локализация Абсолюта
– Вера! – он поднял бокал. – Я неспроста пригласил тебя в кафе. И очень рад, что с нами Вероника, твоя сестра. Это придаёт серьёзности и официальности, в хорошем смысле, – и снова поднял бокал. – Вера, я люблю тебя! Люблю давно, с самого сентября, с самого первого взгляда. Я долго молчал, потому что думал, как мне распорядиться своим чувством. И моё решение нельзя назвать необдуманным, – он поставил бокал, полез в карман и вынул квадратную бархатную коробочку. – Вера, я прошу тебя выйти за меня замуж! Здесь кольцо.
Золотое, тоненькое, настоящее! Вера вспыхнула взглядом на Веронику – это тоже ты сделала? – но та невинно подняла брови. Вере не хватало воздуха, лучи ламп поплыли, в груди росло, подкатывало, переполнялось – и она зарыдала, отвернувшись в угол. Что с тобой, Вера? Ты отказываешь мне? Нет-нет, она не отказывает, это она от счастья! Вера, прошу тебя, не плачь, ведь всё хорошо. Мне тоже хочется плакать, когда я вижу твои слёзы. Я всё обдумал, Вера. Я небогат, но это дело времени. Ты не будешь ни в чём нуждаться, я обещаю. И я обещаю, я клянусь, что буду любить тебя вечно! У нас будет всё красиво, всё правильно, всё идеально!
9. По нарастающей
Потянулось ожидание, радостное по нарастающей. Они специально подали обычное заявление, не срочное, чтобы сполна насладиться тремя долгими месяцами помолвки, когда любовь легка и полна, когда она дарует крылья, и влюблённые души вместе поднимаются вверх, всё ближе и ближе друг к другу, касаясь и стремясь к слиянию. Такие слова написали ей соседки по комнате, в открытке на память. Радуясь за неё и завидуя, соседки проводили Веру к Мише, в дом неподалёку от общаги, в шикарную квартиру на шестом этаже. Счастье и страх: Вера боялась дышать, когда Миша обнимал её, боялась, что он оступится и подвернёт ногу, когда он носил её на руках, боялась шевелиться, когда он засыпал. Вдруг оглушительно боялась, когда он выходил в другую комнату, и оттуда дольше минуты тишина: а если он умер?! Но слышались шаги, и Вера вдыхала воздух, сладкий от облегчения.
И собачка – у них появилась маленькая собачка, йоркширский терьер, маленький, весёлый и быстрый. Они по очереди таскали его на руках и обучали командам, и кормили из своих тарелок, и наряжали на прогулки в вязаную кофточку с орнаментом. Он так смешно тявкал на прохожих! Но никто не сердился на него, все понимали, что он добрый и просто разговаривает. Всю жизнь мечтала о такой собачке, и вот! Всё сразу, всё так завертелось!
Через неделю Вера стала понемногу обретать равновесие, и даже осмеливалась отправить Мишу вымыть голову, срезать ногти и побриться. В ванной шумела вода, и у Веры с Вероникой было время поговорить.
– Вероничка, это ты всё сделала, правда же? Я помню, Миша говорил, что с родителями живёт, а теперь у него такая квартира!
– Веронька, это всё для тебя! Ты моя сестричка, я всегда о сестричке мечтала. Я тебя люблю!
– Получается, ты его изменила для меня, Мишу?
– Ну да, немножко изменила, но ему и самому от этого только лучше! Ты же чувствуешь, как он тебя любит!
С этим нельзя было поспорить: Миша выходил из ванной и замирал, страстно глядя на Веру, а когда она замечала и оборачивалась – приближался, приникал поцелуем. Щёлкал замочек – Вероника уходила в другую комнату. Вера не смотрела, она раскрывала глаза только для того, чтобы сказать «люблю», при этих словах ей нужно было видеть, впитывать его взгляд. Они стояли у окна и ласкали друг друга, каждый раз как будто удивлённо, с осторожностью взрослых, взявших на руки младенца. Щёлкал диван в комнате Вероники – она укладывалась спать. Укладывались и они, под тяжёлое зимнее одеяло. Вера прижималась к нему, целовала волоски на груди, перебирала пальцами. Как нравится мне! Он ухмылялся в темноте: и что в этом хорошего! А тебе хотелось бы, чтоб я был целиком волосатый, как обезьяна? Нет, мне хотелось бы, чтоб ты был таким, как сейчас! Она гладила его коленом по ногам, по животу, он обнимал её за шею и не двигался, впитывал ласку, сильно выдыхал в чувствительных местах, потом вдруг поднимался, становился большим и сильным, и ей казалось, что он лепит её ладонями, как скульптор из глины, и наполняет, всё полнее и полнее, до самых краёв, до самых глубин.
10. Настоящий
Щёлкал замочек, и Вероника звонким голосом кричала: эй, сони!
Тай-тай, налетай!
В интересную игру,
А в какую – не скажу,
Догадайтесь сами,
Чертики с усами!
А часы бьют, бьют,
Остается пять минут!
Пять минут кончается –
Игра начинается!
Она держала перед собой кулак с оттопыренным большим пальцем. Миша прыгал на пол, как будто и не спал, и каким-то чудом уже в трусах, и хватал Веронику за пальчик. Хохоча и толкаясь, они бежали на кухню – выбирать самые вкусные йогурты на завтрак. Собачка с лаем скакала за ними. Вера тянулась сонным телом, ложилась лицом в тёплую вмятину на его подушке, в его запах. Как я счастлива, будто сон, и как благодарить, но ведь ей самой нравится! Она вставала к зеркалу, внимательно поворачивала лицо – просто чудо!
Пили чай, пили кофе, ели кексы, эклеры и глазированные сырки. По радио передавали Генделя, и Миша, нарочито насупив брови, подпевал – басом вместо контртенора, Вера и Вероника смеялись. Жёлтые, оранжевые, красные листья летели за окном, сухо стукались черенками о стекло, соскальзывали вниз, солнце сияло, Миша обнимал сзади и целовал в затылок. Смотрели кино, играли в го, слушали музыку. Вечером шли пешком в кино или в театр, на семь или на восемь. Солнце садилось, деревья пускали длинные тени, проплывали паутинки. Тихо, только шаги. Над домами специально для них вспыхивал и горел закат, каждый раз неповторимый, как рисунок камней на гобане.
Возвращались домой уже в прохладной темноте, под фонарями. Как-то раз Вера с Вероникой замешкались в гардеробе, а Миша пошёл вперёд, ловить такси. Когда они спустя несколько минут тоже вышли на улицу, то увидали у дороги, между стволов, смутные дёргающиеся тени: трое парней наступали на Мишу, один резко толкнул, а другой с размаху ударил в голову. Миша полетел на землю, упал на локти, попытался подняться, но они подскочили, били ногами. Миша, Мишенька! Вера бросилась на помощь, но её опередило светлое сияние, на секунду осветившее асфальт и вошедшее в Мишу. Он вдруг необъяснимо, нарушая законы равновесия, вскочил и, расставив руки, стремительно обернулся вокруг своей оси. Как боевой восточный монах из фильма, он наносил неуловимые удары – в шеи, в животы, в пахи. Парни с хрустом падали, судорожно корчились, стонали, по их позам угадывались вывихи и сложные переломы. Будут знать! – шепнула Вероника.
– Извините, девочки, это какое-то недоразумение, – Миша отряхнул брюки. – Из-за них не успел остановить такси. Пойдёмте!
Это как-то слишком жестоко, подумала Вера, с тревогой взглянув на Веронику, и как-то не по-настоящему, но должна же быть справедливость, наконец, ведь они сами полезли, придурки. Миша обнял её за плечи, заглянул в глаза. Ненастоящий? Да ну, ерунда, наоборот, так и должно быть.
11. Свадьба
Мелькнули три месяца. В последнюю неделю Вера с Вероникой объездили все свадебные салоны в городе, выбирая наряды. Миша предлагал купить какое-нибудь необычное платье, яркое, красное или синее, например, но им хотелось чистоты и классичности. Вера остановилась на роскошном итальянском платье «ампир», молочного цвета, с гладким строгим топом и широким шлейфом, расшитым жемчужными узорами. Консультанты сомневались: это платье скорее для блондинки, но Миша поддержал Веру, заметив, что её чёрные волосы будут отлично гармонировать с его костюмом. Классика так классика, решил он, и подобрал для себя шикарный австрийский фрак из тревира и шерсти, чёрный с отливом, тёмно-серые в тонкую полоску брюки, и чуть более светлые жилет и галстук. А Вероника заказала себе платьице повеселее, топлёное молоко с бежевым, со вставками из китайского шёлка и большими сиреневыми цветами.
Ехали в ЗАГС на линкольне слоновой кости, мама плакала в платочек, свекровь поддерживала беседу, интересовалась, почему не венчались. Вера отвечала шутливо, а сердце колотилось без остановки, смотрела в окно – демонстрация с плакатами, крики, перекошенные лица, милиция в касках и со щитами, и чего им всем не хватает? – смешно венчаться, когда на заднем сиденье Бог. Она оборачивалась, и Вероника радостно улыбалась ей – наверное, представляет, что и она так когда-нибудь. Остановились, вышли. Миша держался так уверенно и достойно, что волны любви и гордости поднимались у неё в груди. Фотограф руководил: сюда, сюда, теперь сюда. В торжественном зале им читали из красной папки, звучал гимн, ставили подписи по очереди, на улице сыпался рис, с шорохом взлетали голуби, под ноги падали нарядные кленовые листья. Милая Вероничка, сдержала слово, золотая осень теперь навсегда!
