Ильдар Абузяров - Агробление по-олбански
– Может быть, вы посидите с ребенком, пока я посплю? Раньше с ней нянечка сидела, а теперь я не могу ей платить по тарифу…
Марина, завернув ноги в зеленый плед, легла на диван к нам спиной. Через минуту она спала, поджав колени к самому подбородку. Девочка как ни в чем не бывало продолжала играть. Ну и хорошо.
И как только Марина все успевает, со всем справляется? Откуда на все берет силы и энергию? Когда она уходила в декрет, банкир посчитал себя обманутым и приказал выдать Марине декретные пятаками. Хотел посмотреть, как она их будет пересчитывать, стоя с той стороны кассы. Она пересчитывать не стала. Будучи на седьмом месяце, через весь город несла свыше десяти килограммов мелочи. Может, из-за этого унижения у нее родился такой ребенок. Дома пересчитала деньги и выяснила, что ей много не доплатили. Хорошо, что недоплатили, иначе она бы надорвалась. Серебряных капель на щеках и шее было не меньше, чем монет в ожерелье декретных.
– Мам, – позвала Катя спустя какое-то время.
Я не заметил, как от любования девочкой перешел к любованию Мариной.
– Во что ты играешь? – пришлось быстро очнуться, чтобы не разбудить мать.
– Слоненка спак уложила.
– А это что?
– Пирамикка.
– Давай в нее играть.
– Давай.
– Ты мне покажешь, как в нее играть?
– Вок как. – Девочка разломала собранную пирамидку, раскидала все кружки по полу. Кружков было семь, как цветов радуги.
– Давай сначала вот этот наденем.
– Нек, не правильно.
– А как правильно?
Обычный разговор с детьми.
– Копеечки, копеечки холодные.
– Что вы сказали? – поднял я голову. Марина по-прежнему лежала, повернувшись к нам спиной.
– По пять копеечек сюда. По пять сюда. Двадцать пять тысяч и еще пятьсот по пять.
Я подергал Марину за плечо, стараясь избавить ее от кошмара сна.
– Подожди, – только махнула рукой женщина, – не мешай, не видишь, я клиенту деньги выдаю.
Насколько все-таки слаб и безволен человек перед потоком стихии. Перед манипуляциями. Насколько подвержен влиянию на сознание. Вот бы написать роман о мужиках. Мужиках, непосредственных, как дети. Играющих в слоненка и пирамидку. Разрушающих пирамидку. Просто родилась такая мысль. Я вспомнил, что моя жена тоже плохо спала. Боялась задохнуться. Не дай бог я положу ей на талию или плечо свою тяжелую от сна руку.
Листы из тетрадиСтрашный сон. Он снился ему уже не первый раз. Будто его ведут по длинному коридору. Он не знает, кто его ведет. Вдоль стены стоят обнаженные блондинки. Их лица прикрывают распущенные волосы…
– Выбирай, выбирай ту, которую ты любил.
– Кого выбирать? – переспрашивает он.
– Пусть тебе подскажет сердце. Выбирай, выбирай свою любимую – кого ты любил, – снова подсказывает странный голос.
– Но как выбирать, ведь они все на одно тело!
– Значит, ты никого не любил?
– Нет! То есть да, любил.
– Тогда выбирай, у тебя мало времени.
– Но как, они все…
– По особым отметкам на теле, у каждой женщины есть свои особые отметки.
Стал выбирать. Дотрагиваться до коленок и ушей, как в той пошлой свадебной игре. Но на свадьбе все смеются, мужчины подсовывают волосатые ляжки, а здесь гробовая тишина. И холодно.
– Копеечки, копеечки, – бормоча, повернулась Марина на бок, – холодные копеечки. Холодно мне. Руки замерзли.
Потом однажды страшный сон имел свое продолжение.
Он наконец выбрал, выбрал! Теперь стоял у дверей, держа ее за ледяную ладонь. Ждал.
– Чего ждать?
– Вашей свадьбы. – Голос из странного все чаще становился страшным.
– Зачем? Мы уже были женаты.
– После смерти вас снова надо окольцевать. Таков порядок. Закон.
– Зачем?
– Ваши тела забыли друг друга.
Стояли долго. Очередь к белым дубовым дверям двигалась еле-еле. Впереди и сзади тоже молодожены. Невесты совсем обнаженные. Светлые волосы вместо фаты. Несколько раз порывался отойти или убежать.
В комнате за дубовыми дверьми был длинный стол. Вновь вошедшие сначала изображали гостей, постепенно передвигаясь к месту молодоженов. Такой конвейер. Все кричали «горько».
– Вам нужно сказать поздравительные слова, – напомнил страшный голос.
– Почему нам?
– Вы только что пришли и пока ничего не сказали. На вас все смотрят.
– Надеюсь, – суровым голосом попросил он, – церемония пройдет без брачной ночи.
– Как же без брачной? Ты думаешь, куда все уходят после того, как посидят на почетном месте? Будет тебе предоставлена отдельная слепая комнатка на пять минут и пять квадратных метра. Иди, иди скорей за своей невестой! Все на вас смотрят и плачут.
Прислушиваясь к бормотанию, я почувствовал неладное. Детский страх повис в комнате. Я посмотрел на девочку Катю, встретился взглядом с ее глазами. Большими, наивными и беспомощными. Она сидела на корточках, сжав коленки и положив на них ручки. Ее глаза говорили моим глазам…
Точно такой же взгляд был у того парня из нарколечебницы, когда мы неожиданно встретились с ним взглядами…
Мол, извините, виноват, я а-пруу!
– Что? – спросил я, внимательно глядя на Катю.
– П-пру, – опять забулькала губами Катя.
– Напускала петард в штанишки?
– Не-а, – закачала головой Катя, зажав нос пальчиками. – Эко не я.
Марина, словно почувствовав неладное, проснулась, села на диване и отрешенно посмотрела в окно. Ей, видимо, снилось, что она опять при деле, при деньгах и сидит в окошке кассы.
От любования Какой я снова постепенно перешел к любованию Мариной. Вот она – среднестатистический россиянин. Безработный, с непостоянным доходом и одним ребенком. Но главное, он – женщина. И он – одинок.
– Самое печальное, – сказала Марина подавленным голосом, приглаживая растрепавшиеся волосы, – что теперь из-за вас я не смогу устроиться по специальности в другой банк и еще – перекредитоваться.
– Почему?
– Существуют черные списки, куда вносят людей, если они плохо уходят из банка или совершили должностное преступление…
– А что, ваше начальство, выгоняя вас с работы, не знало о больной девочке?
– Да все знали. Меня даже предупреждали, что существует негласный мораторий на больничные. Мораторий, который я постоянно нарушала.
– …
– Когда я работала, с ней сидела нянечка из агентства по триста рублей в час, – объясняла мне Марина, подмывая дочь в ванной. – А сейчас, когда меня выгнали с работы, я уже не в состоянии…
– Понятно.
– Я обошла всех пожилых женщин в доме. Одна вроде бы сначала согласилась, но потом нашла работу полегче. Вы посидите еще немного с Катей, я пока в магазин и в собес сбегаю.
– Хорошо! – Хотя мне проще было бы сбегать в магазин самому, но я боялся обидеть Марину.
– Ладно! А потом мы попьем чаю.
– Я поговорю с ребятами, – сказал я, когда Марина, прижимаясь ко мне бедром и пряча, как Рауль минуту назад, глаза, наполняла мою чашку чаем. – Может, мы что-нибудь придумаем насчет нянечки.
Минуту назад она наполняла чашку Раулю. А я подумал, что Марине, наверное, больше подошло бы имя Мария. Мы снова пили чай, заваренный с листьями малины, смородины и вишни. Листьями, может быть сбитыми градом, когда небо подкинуло Марине – орел-решка – крупные медяки-алмазы-листья. Нежно-зеленые.
– Или попросим начальство банка взять вас назад на работу. Напишем заявление, что понапрасну оклеветали вас из злости, потому что вы не допустили нас к ячейке Александры.
– Не получится. Не возьмут меня назад на работу. По инструкции не положено. У них на уме только война и инструкция, особенно сейчас, когда к нам стали ходить оттуда. – Марина подняла палец к потолку.
– Ревизия!
– Да не ревизия, а это губернское начальство. Губернаторша наша будущая.
– Та самая гувернантка! – воскликнул я.
– Да. У них какие-то свои дела все с начальством. Приходит каждый понедельник и четверг. А наши только дрожат, как бы что не по инструкции не сделать.
– Значит, вам уже никак не посмотреть ящик Александры?
– Так, значит, вы за этим пришли, я так и знала! – Марина вышла из кухни, громко хлопнув дверью. Тут же за окном поднялся сильный ветер, брякнула форточка.
Начиналась буря.
– Да не за этим, – сказал я громким шепотом, чтобы не поднять очередную лавину.
– А я грешным делом, – Марина открыла дверь кухни, – подумала, может, вы запали на меня.
– Нет, – сказал я, вставая из-за стола и уже собираясь быть выгнанным из дома. Рауль тоже поднялся, опять опуская глаза…
На улице на асфальте не осталось ни одного зеленого листка. Только голые ветки, что хлестали мои ботинки. Одни голые ветки… Вот такая метаморфоза. Может быть, подумал я, листья унес сильный ветер, а возможно, их собрала Марина. Для сладкого душистого чая. Жутко хотелось пить.
