Ника Созонова - ...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше
— Талисман. Считай, что я отдала тебе кусочек души. А там уж делай, что хочешь: можешь выбросить или отдать кому-то еще. Ну, мне пора!
Как ни хотелось мне еще поболтать с Сашкой, я не могла позволить себе задержаться надолго в одном месте.
— А чай? Вода уже вскипела.
— Ну, так напоишь Алену или Свету, когда она проснется.
— Странная ты сегодня какая-то… Шальная.
Поняв, что я не набиваюсь к нему вписываться и не собираюсь устраивать сцен ревности, Сашка повеселел. Он даже соизволил улыбнуться, открывая наружную дверь:
— А куда ты все-таки собралась?
— Сама не знаю. Может быть, в Бразилию, где много-много обезьян. Или в Новую Зеландию, к полосатым кенгуру.
— А почему они полосатые?
— Потому что укуренные.
Я радовалась, что могу молоть сегодня полную чушь, не задумываясь о том, как отреагируют на мои глупости окружающие.
Сэнс уже почти закрыл за мной дверь, когда меня осенило, что не мешает сделать еще кое-что.
— Знаешь что, Сэнс? Прости меня.
— За что?! — Казалось, большего изумления его круглые карие глаза вместить не смогли бы.
— За то, что я никогда не смогла бы стать для тебя Ею, даже если бы очень этого захотела.
Я чмокнула его в щеку и, не давая времени на ответ, понеслась вниз.
На подходе к Хижине я нос к носу столкнулась с Вижи и Нетти, которые, не дав мне даже сказать 'привет', двумя разъяренными фуриями набросились на мою персону.
— Какого черта, Росси?! Где тебя носило? Могла бы хоть предупредить, что собираешься пропасть надолго! Мы вчера все ноги стоптали, разыскивая тебя по всему центру!.. — бушевала Нетти.
— Скотина ты бешеная после этого! — Вижи была не намного мягче. — От тебя одни неприятности!
— Простите, девчонки, — я примирительно обняла обеих за плечи. — Непредвиденные обстоятельства. Я рада, что встретила вас!
Пошарив в кармане, я извлекла на свет две бусины с налипшими на них крошками хлеба и табака.
— Хочу оставить вам что-то на память — кроме воспоминаний о проблемах, которыми я вас грузила!
— Эй, Росси, у тебя все нормально? — Между бровей Вижи пролегла обеспокоенная морщинка. — Ты сегодня странная какая-то.
— Ты не первая, кто мне об этом говорит. На самом деле у меня все просто замечательно — лучше не бывает! Ты не знаешь, кто сейчас в Хижине?
— Брейки и Акела. Да еще Патрик, кажется…
— А-атлично! Ну, тогда я побежала! — Двигательный зуд не отпускал меня, и, даже стоя на месте, я нетерпеливо переступала с ноги на ногу.
— Точно все в порядке? — На этот раз уже Нетти вперила в меня сурово-вопросительные очи.
— В полном! И еще, девчонки, простите меня. Вижи — за то, что я спала когда-то с твоим парнем и еще пару недель назад, помани он пальцем, вновь ринулась бы к нему в постель. А ты, Нетти, солнышко, за то, что мы так мало говорили с тобой о важных вещах.
И опять я не стала дожидаться ответов прибалдевших девчонок и ринулась прочь, ощущая, как утекающее время лижет мои пятки горячим языком.
В Хижине меня ждал не слишком теплый прием. Патрик куда-то свалил, а мой названый братец вместе с моей неразделенной любовью прямо с порога принялись шумно распекать меня, не давая вставить ни словечка. Это тянулось чертову уйму времени, в течение которого я умудрилась влить в себя три стакана воды и раз пятнадцать обойти комнату по периметру, так как просто стоять на месте — или тем паче сидеть — физически не могла.
Наконец они выдохлись, и я получила возможность заговорить.
— Акела, можно я побеседую с Брейки наедине?
— У тебя есть какие-то секреты от старшего брата?!!
— Ну, пожалуйста, дай мне десять минут!
— Ладно. Мы с ним в 'Трубу' как раз собирались. Я подожду его на улице.
Акела демонстративно громко хлопнул дверью, оставив после себя запах обиды.
— И что за конфиденциальный разговор меня ожидает, деточка?
Я забралась с ногами в кресло и вцепилась в подлокотники, чтобы не сорваться с места и вновь не начать носиться по комнате.
— Я хотела попросить у тебя прощения. За то, что, несмотря на свою влюбленность, не сделала для тебя ничего хорошего. За те мысли, что приходили мне о тебе. За те проблемы, что навесила на тебя. Отпусти меня, пожалуйста!
— Что с тобой, Росси? О чем ты вообще говоришь?! Какие мысли, какая влюбленность? У тебя случайно теплового удара сегодня не было? А то на улице солнышко жарит дай боже, вот головку-то и напекло.
— Пожалуйста, дай мне пару минут. Я должна высказаться, иначе меня может разорвать изнутри. Не бойся, заметь — я говорю в прошедшем времени. Потому что все это имело значение лишь до сегодняшнего дня. Ты правда очень дорог мне, и вы с Вижи прекрасная пара, я желаю вам счастья. У меня только одна просьба. Я сейчас закрою глаза, а ты скажешь, что отпускаешь меня. Словно перережешь веревку, которая привязывает меня к тебе. Сегодня я ощущаю ее как нельзя сильно. Отпускаешь и прощаешь.
— Бред какой-то… Ну, ладно — если после этого ты ляжешь в постель и примешь жаропонижающее.
— Нет, после этого я пойду с Акелой в 'Трубу', а ты останешься в Хижине.
— Деточка, мне кажется, что ты борзеешь.
— Ключей нет, значит, кто-то обязательно должен оставаться дома. А мне позарез нужно пообщаться с братиком. Ну, хочешь, я на колени встану? — В этот момент я действительно была готова грохнуться перед ним на колени.
— Хорошо-хорошо! Не нужно таких крайностей. Можешь закрывать глаза — я скажу, что ты просишь. Не знаю, с чего я сегодня такой покладистый.
— А просто день такой… странный.
Я крепко зажмурилась.
— Отпускаю тебя…
Абрек произнес это тихо и торжественно. И подул на мои сомкнутые веки.
Не знаю, самовнушение то было или реальность, но я почувствовала, как что-то стягивавшее меня изнутри распустилось, а легкость дошла до стадии невесомости.
— Спасибо! Возьми, — я протянула ему янтарную бусину, которую до этого сжимала в ладони.
Не знаю, что увидел Брейки в моем лице, но он без слов принял дар. Так же молча открыл мне дверь, и только когда я была уже почти на улице, до меня донеслись его слова:
— Я прощаю тебя за все, Рассвет! Счастливой дороги тебе!..
Акела не удивился, увидев вместо Абрека меня.
— Ты знаешь, братик, оказывается, на самом деле меня зовут Марина.
— Вот как? Но сейчас тебе гораздо больше подходит корень 'свет', чем корень 'мор'. Ты вся сияешь. Хотел бы я так же выглядеть перед уходом. Ты ведь… сегодня?
— Угадал! — Я от души хлопнула его по плечу и рассмеялась. — А ты простишь меня за всё?
— И за всё, и за всех, будь спокойна! У тебя есть еще время? Пройдемся до 'Трубы'?
— Время, время, время… Его мне всегда не хватало, не хватает и сегодня! Но я конечно пройдусь, ведь я не попрощалась еще с Лешим, и с Патриком, и с…
Я запнулась, чувствуя, как накатывает знакомое 'ватное' состояние. О черт! Сейчас наступит слабость, и я должна буду лечь или хотя бы сесть. И это не просто приступ, а, по всей видимости, последний. (А как еще могло быть? Каким путем я, дурочка, надеялась перейти ту черту?!) И бедный Акела будет вынужден возиться с моей бездыханной тушкой. Вызывать 'Скорую', потом тащиться в морг. Потом собирать со всей нищей 'трубной' братии деньги на похороны… Ну, уж нет! Такого прощального подарка своему братику и своей любимой тусовке я преподносить не буду.
— Что, России? — Акела остановился и встревожено заглянул мне в глаза. — Плохо?..
— Ничуть! — Я помотала головой, стараясь делать это как можно беспечней. — Я просто вспомнила об одном деле. Жаль, но в 'Трубу' уже не успеваю. Пожалуйста, попрощайся за меня с Лешим, с Патриком… со всеми. А мне пора. Держи! — Я вложила в его ладонь бусину.
Акела поднес ее к губам и поцеловал.
— Я буду скучать по тебе, сестренка!
— Я тоже, братик! Но, сдается мне, мы с тобой обязательно еще увидимся — когда-нибудь!..
Я полетела от него вприпрыжку, больше всего на свете боясь, что грохнусь сейчас на асфальт от накатившей слабости, и он это увидит, и понесется ко мне. Но, к счастью, пронесло. Ноги у меня заплетались, но братец, видимо, отнес это к моей излишней экзальтированности. Я грохнулась вне пределов его видимости, и не на асфальт, а на мягкий газончик — поскольку успела в последний момент свернуть в ближайший дворик.
Прежде чем потерять сознание, я увидела склонившееся надо мной мужское лицо. Ох, вот кто сейчас совершенно лишний — так это сочувствующие прохожие! Не хочу ни 'Скорой', ни капельницы, ни реанимационной. 'Оставьте, оставьте меня!..' — прорычала я, пытаясь из последних сил отпугнуть непрошенного самаритянина. Но мужчина не отстал, а склонился еще ниже.
Странное лицо для прохожего. Почему выражение его глаз меняется каждую секунду, словно узор в детском калейдоскопе? Нет, уже не меняется. Теплый глубокий покой и нежность… На радостном вдохе узнавания-озарения сознание умчалось от меня прочь, шалея от уворованного глотка свободы.
