Нина Воронель - Тель-Авивские тайны
Женька чертыхнулся и скрылся в конторе. Тем временем пожарники загасили тлеющие тряпки, а санитары потащили носилки с Платиновой к машине скорой помощи, в которую взобрались уже все девки, кроме Дины и Зойки. В салоне молодой врач пытался осмотреть обгоревшие руки Тамаза, но тот не давался, бормоча, что это пустяки, он вылечит их своими средствами. Но врач оказался упрямый, он позвал санитаров, и они и повели Тамаза к машине, подпирая его с двух боков. Тамаз по пути неприязненно косился на их узкие спины, представляя, наверно, как мог бы раскидать их одним махом, но благоразумно решил не связываться.
Когда скорая помощь начала выруливать со стоянки, Дина бросилась ей наперерез:
— Куда вы их везете без документов?
Шофер притормозил и крикнул в окно:
— Скажи хозяину, чтобы он привез документы в больницу!
Дина схватилась за окно и побежала рядом с машиной:
— Скажи ему сам — они заперты у него в сейфе!
Шофер осторожно снял Динину руку с окна:
— Пусти, девушка, мне надо спешить, у меня полная машина раненых.
И уехал, оставив Дину на мостовой.
Не знаю, сколько времени простояла бы она там, прикусив губу и глядя невидящими глазами на поток огибающих ее машин, если бы к нашему подъезду не подкатили полицейские. Пока они парковались, из подъезда вышел Женька в кожаной куртке и джинсах, бледный, но причесанный и красивый. Он так напряженно следил за полицейским офицером, пока тот отстегивал ремень и открывал дверцу, что не заметил Дину. Она подошла к нему сзади и сказала в самое ухо — она была с ним почти одного роста:
— Сейчас же отдай мой паспорт и Зойкин!
Женька тряхнул головой:
— Отстань, сейчас не до тебя.
Дина сказала внятно и громко:
— Отдай паспорта по-хорошему, падла, а то я сейчас расскажу, что у тебя в сейфе полно героина.
А полицейский уже входил в заведение:
— Что у вас тут загорелось?
Женька дернулся было за ним, но Дина обогнала его и окликнула полицейского на иврите:
— Господин офицер!
Полицейский обернулся к ней:
— Вы из этой квартиры?
Опережая ее ответ, Женька юркнул в темноту заведения, объясняя полицейскому на бегу:
— Она — туристка, пришла взять документы, свои и подруги, я брал их на хранение, пока они мотались по пустыне.
Полицейский оглядел одобрительно ее и Зойку, которая оказалась тут же рядом:
— Красивые девушки приезжают из России. Как вам понравилась наша страна?
Он бы еще ими любовался, да Женька вышел с паспортами, протянул их Дине и процедил по-русски, показывая все зубы в сладкой улыбке:
— Погоди, я тебя еще достану, сука!
Дина не стала ему отвечать, она сосредоточила свое внимание на полицейском. Дыхание ее было прерывисто-нежным, а иврит ее звучал как «Песня Песней»:
— Это сказочная страна. Но главное, конечно, Иерусалим, вечный город. Мы даже не могли себе представить, что он так прекрасен!
При звуках голоса этой вруньи, которая ни разу не вышла за двери Женькиного бардака, очарованный полицейский, кажется, забыл, что он при исполнении служебных обязанностей.
— Откуда у тебя такой иврит? — пролепетал он, млея от восторга.
Дина загадочно улыбнулась и не ответила. Он схватил ее за руку:
— Может, вы с подругой выпьете со мной по чашечке кофе?
О, эта чашечка кофе израильских мужиков! Она при кадрении заменяет им русскую водку и американский виски. В ответ на приглашение Дина грациозно высвободила руку и засмеялась своим особым призывным смехом:
— Мы бы с радостью, но мы опаздываем в аэропорт.
Обалдевший полицейский уже был готов на все, — он выбежал из подъезда и распахнул перед девками дверцу машины:
— Мы только выпьем кофе, и я сам отвезу вас в аэропорт! На полицейской машине это займет не более, чем четверть часа!
И в мгновение ока они исчезли в уличном водовороте. Женька растерянно топтался на тротуаре, а я маячила у его локтя, не понимая, что мне делать — идти убирать весь этот разгром или нет. Что-то, видимо, сообразив, он стремительно ринулся в заведение и хотел закрыть за собой дверь, но я протиснулась вслед за ним. Он помчался в спальни девок, а я, не отставая, побежала следом.
Он ворвался в комнату Дины и Зойки и разразился витиеватой матерной тирадой: запертый обычно на секретный замок, нижний ящик комода, где они хранили свои доллары, сейчас был выдвинут и пуст.
Женька яростно пнул ящик ногой и пошел бродить по комнатам, оценивая степень разгрома. Я бродила за ним следом, как приклеенная, и мысли у нас, я думаю, текли параллельно, хоть и на разном уровне: каждый из нас прикидывал, удастся ли ему сохранить свой источник дохода. И поверьте мне, мой маленький доход был для меня так же важен, как для Женьки его большой.
Я первая заметила Женькину зажигалку, ту самую, платиновую, что он подарил накануне Дине в знак примирения, — она валялась под обугленным каркасом дивана, с которого Тамаз сорвал подушки для тушения шторы.
Я даже вскрикнула при виде ее. Женька обернулся на мой крик, тоже увидел свою зажигалку, наклонился, поднял ее с пола и стал разглядывать, словно не веря своим глазам. Он нажал на кнопку — зажигалка была мертва, газа в ней не было.
Мы стояли и смотрели друг на друга молча, словно открывали друг другу страшную правду. Так и не сказав ни слова, Женька круто развернулся и пошел в свою контору, а я села на пол и попыталась привести в порядок свои расхристанные чувства.
Из-за открытой двери конторы раздался Женькин голос. Сперва я подскочила, думая, что он обращается ко мне, но поняла, что он говорит по телефону.
— Хорошо, что я застал тебя, Феликс. Да, это я, из Тель-Авива. Ну удружил ты мне, ну удружил! Какую суку ты мне подсунул по дружбе, сволота! Иврит у нее, видите ли, великолепный! Она тут показала нам свой иврит. Не понимаешь? Ничего, скоро поймешь! Теперь тебе вовек за ее фокусы не расплатиться. Так что готовься, Феликс, молись перед сном!
Он со звоном шмякнул трубку, а я стояла онемев, словно кипятком ошпаренная — вот она, оказывается, великая любовь!
Когда я вечером рассказала всю эту историю дома, мама даже забыла, что мне тоже угрожала опасность. Она вскочила и стала натягивать пальто:
— Надо немедленно найти Дину и предупредить.
— Где вы будете ее искать, Шарман, она давно небось, целуется со своим Феликсом! — трезво возразил Никита и затосковал, переключившись, как всегда, на себя: — Может, лучше вы поищете себе работу, как обещали? А то непонятно, как без Нонниной зарплаты мы теперь расплатимся за печь?».
Дунский выдохнул воздух и замолчал. Габи вгляделась в его лицо и поняла, что он дочитал до конца:
«Как, это все? А что стало с Диной? И с Феликсом?»
«Откуда я знаю? Это уже другой рассказ».
«Но мне-то ты можешь сказать!».
«Ты что, не знаешь разницы между литературой и жизнью?».
«Раз ты их придумал, ты должен знать, что с ними стало потом», — решительно сообщила Габи.
«Значит, тебе понравилось!» — счастливым голосом объявил Дунский.
«С чего ты взял?».
«Раз тебя волнует судьба героев...» — начал было он, но Габи вскочила и бурно принялась его щекотать, выкрикивая «Неужели ты гений, Дунский? Неужели гений? Сознайся, это не ты написал такой гениальный рассказ?»
Дунский повалился на пол, стараясь увильнуть от быстрых рук Габи, — щекотки он боялся больше, чем непризнания своих талантов. Исходя мелким щекотным смехом, он просипел:
«Сознаюсь, это не я, не я! Это моя подруга-уборщица из массажного кабинета!».
Габи села на него верхом и произнесла приговор:
«Врешь ты все про подругу-уборщицу! Сознавайся, ты сам это все сочинил?»
И приблизила к его лицу указательный палец, словно намеревалась продолжить щекотную игру. Глядя на надвигающийся палец, он немедленно отрекся от своих слов:
«Сознаюсь во всем!»
«В чем?»
«Во всем, что ты хочешь! Только не прикасайся!»
Габи сжалилась, опустила палец и затосковала без всякого перехода: «Рассказ, конечно, гениальный, но славы он тебе не принесет, Ни славы, ни денег. Зачем надо было писать про массажный кабинет? Написал бы что-нибудь трогательное, душещипательное...»
«Ну что, к примеру?».
«Что-то вроде сказки о Золушке. Я недавно видела по телевизору передачу про одну девушку, которая считалась самой некрасивой в своем классе. Она была очень бедная и такая длинная, что ее прозвали «вешалка». Она носила убогие платья, которые сама перешивала из старья, и никто никогда за ней не ухаживал. И вдруг она попалась на глаза фотографу из журнала мод, и ее сделали моделью. На одном показе в нее влюбился английский граф, женился на ней, и теперь она одна из самых богатых женщин Англии. Ей принадлежат четыре загородных дворца и роскошная квартира в центре Лондона. Представляешь, еще три года назад она, чтобы не умереть с голоду, торговала овощами на рынке, а теперь, застенчиво улыбаясь, признается, что очень любит дорогие бриллианты. И покупает их в свое удовольствие. Написал бы ты о ней, и я тоже могла бы покупать бриллианты в свое удовольствие! А ты потратил свой талант на блядей!».
