Светлана Викарий - Вот моя деревня
Девчонки были совершенно невоспитанные, требовали тотального контроля за каждым действием. В их комнате всегда царил бардак, ни одна вещь не знала своего места. Они не хотели заправлять кровать, складывать вещи в шкаф, мыть обувь и отказывались чистить зубы. Они не умели ровным счетом ничего! Когда их ругали, они замыкались, насупившись, уставляли взгляд в пол и не отвечали ни слова. Их можно было стегать ремнем, но они молчали, как партизаны. Требовалось ангельское терпение, которого ни у Татьяны, занятой с утра до вечера, ни у нее просто не было. Значит, девчонки на ней. Вот уж, спасибо тебе, доченька за хлопоты, которые ты свалила мне на больную голову.
Тут-то Татьяна вспомнила слова Оксаны Юрьевны, о том, что с этими неблагополучными, надо много дополнительно заниматься, развивать их. А заниматься она не могла, некогда ей было заниматься. С утра у нее уже сидела очередь старушонок. Звонок из приемной главного врача, мог раздаться на ее мобильный в любую минуту. И тогда все бросай, вези бумажки, поддерживай статистику. Да и какое в деревне развитие? Ни одного кружка в Доме культуры. Да и в школе хваленой базовой ни одной секции по развитию, кроме, спортивной для большаков.
Она купила в кредит красную машину, как и мечтала, и теперь с огромным трудом выкраивала свободное время для обучения.
Девчонки оказались, ко всему и вороватые, то и дело наровили украсть что-то со стола. Первый раз она поймала их на том, что они крадут сырые куриные яйца в сарае, таскают из дома сахар, и, смешав яйца с сахаром, намазывают этот джем на хлеб. Едят украдкой, прячутся за сараем. То ли им еды в доме не хватает? Ведь в еде их не ограничивали. Мать была прекрасной стряпухой, в доме сдоба не переводилась, а они, видишь, что творят — гоголь-моголь на хлеб мажут!
А про конфеты и говорить нечего. Конфеты и печенье исчезали со скоростью звука. Но это все ерунда. Потом они за деньги взялись. Отправилась она в магазины, вроде невзначай спросила, мол, тут у вас наши приемыши, что покупали? Оказалось, регулярно покупали чипсы и конфеты, семечки. Теперь понятно было, на какие деньги. Дарья Ивановна стала запирать свою сумку в шкаф. Дочери тоже посоветовала. И все же поймали Кристинку — она выгребала мелочь из Танькиного кошелька. Не долго думая, Дарья Ивановна огрела ее ремнем. Да второй раз с оттяжкой. И разве она была не права? Потом были и мораль, и наказание в углу. И огромные гематомы на спинах.
Мариано
Синьора Долорес выполнила свое обещание. Насколько поняла Вика, Мариано был свободным от семьи молодым пенсионером. До недавнего времени он работал на ее заводе шампанских вин технологом. Всегда увлекался медициной, здоровым образом жизни.
— Ну, вот, и кто меня отшикарит? — Она уже в третий раз задавала этот вопрос, подружкам, которые были увлечены рассуждениями об испанских мужчинах и каталанским тинто. — Я должна выглядеть, как звезда, свалившаяся ему на голову.
— Ты хочешь убить его вживую. Лучше порази скромностью. — Света, как всегда ратовала за скромность.
Вика высушила феном роскошные рыжие волосы, пышной волной легшие ей на плечи, едва коснулась глаз карандашом, а губ помадой и вышла на улицу, где у белого Фольсвагене ее ждал сеньор из Террагоны. Он был хорош собой, высок, сухощав и вовсе не выглядел на свои шестьдесят два.
На тридцать секунд приостановилась, дала осмотреть себя. В глазах Мариано загорелся огонь, которому в перспективе полагалось стать огнем страсти. Она назвалась своим именем, но ни в тот вечер, ни потом он им не воспользовался. Она навсегда осталась для него Красной шапочкой — Капирусита Роха… И себя он называл только Лобо. Твой Лобо. Волк. Потом, в приступах нежности, она называла его Лобито — волчонок.
В маленьком саду его дома на холме, стояла теплица под пластиковой кровлей, он выращивал салаты, лук и баклажаны, под лимонными деревьями росли, обнимая их стволы кусты помидоров. Он делал это с неподдельным удовольствием, лаская руками каждый выращенный листочек.
Два прудика украшали сад. В гроте замурован был мотор, вода журчала, поднимаясь и опускаясь, под сияющей полной луной, глядевшей на них с синего бархатного небосклона. В одном прудике жила черепаха, в другом резвились три золотые рыбки. Была еще собачка, маленькая, черненькая, влюбленная в своего хозяина. Она выполняла все его желания: прыгала, падала, умирала, лежала, сидела, ждала. Из собственной бодеги под домом он принес бутылку красного вина, нарезал хамон-ветчину, посредине стола поставил ярко желтую круглую дыню.
На горизонте, над крышами таких же домов, наполненных испанской благодатью, покоем и любовью, серебрился свет — море.
Странно, Лобо ничего не спросил о ней, не попросил рассказать о своей жизни, не поинтересовался, есть ли у нее дети, родители?
Возвращаясь, они снова проезжали вдоль моря. Близкое присутствие Лобо, распевавшего ей партию Тореодора — у него был красивый голос, великолепие панорам моря с одной стороны и зеленых гор с другой, рождала в душе небывалую трепетную радость. Что-то воспарило в ней. Уже несколько лет душа ее молчала при виде мужчин. Неужели это снова с ней случилось?
— Ну, да. Я ведь именно за этим приехала в Испанию. — Сказала она себе.
Он не звонил всю неделю, а она мучительно ждала, лежа с утра на песке Побла-Ноу, вздрагивала от каждого звонка. Более того, он не написал ей на второй день. А ведь до встречи они две недели обменивались письмами через интернет.
Вдруг он позвонил ей и сказал, что приедет в пятницу, заберет ее к себе. И она затрепетала, как девушка. Все повторилось вновь: луна, звуки недалекого моря, журчанье воды в гроте, запах лимонного дерева у его терассы…
Эпидемия
Да, в деревне началась настоящая эпидемия продаж домов по материнскому капиталу. Нашелся покупатель и на Людкин-Надин дом по улице Новоселов 1. И кто это был? Местный житель Василий — малоприятный мужик с мутными глазами и серыми щеками, и его жена Лизавета, всю жизнь битая им, однако прилепившаяся к нему на весь свой бабий век. Они давно слышали о продаже этого дома, а «об мозгу ударилось», как говорил Вака, только что. У дочки год назад в городе второй ребенок родился. С большим отрывом от первого. Вот дедушка с бабушкой и подумали, а что если уже сейчас позаботиться о будущем дочкиной семьи? Шанс плыл в руки сам. Городская квартира у них есть, а чем ни радость домик в деревне? Главное здесь, под их, стариковским, присмотром. И деньжата у зятя-дальнобойщика водятся, ремонт дома, глядишь, осилит. А дом-то сам, считай, задаром достанется.
С этой красивой мыслью, принарядившись, они поехали в Черняховск к дочке. Идея детям понравилась, и уже на второй день Надя в радостном возбуждении обегала подружек. На дворе стоял сентябрь. Надя побежала на почту покупать ящики для посылок — самые хорошие вещи надо было отправить в Анжерку почтой. А уже что останется — с собой.
Надя в этот же день прибежала к Вике.
— Ну, что подруга возьмешь меня на квартиру… до отъезда…
— Тебя-то возьму. А Вовушка? Сама понимаешь, вместе, не могу вас взять.
— Вовушку в Черняховск отвезем. В ту квартиру, что Вовка снимал. А они с Настей будут снимать квартиру в Калининграде. Вовке надо учить немецкий на сертификат. В марте экзамены, и все. Уедет. А я буду ездить к Вовушке, готовить. Недолго осталось. Может, месяц. Деньги получим, и самолетом — восемь часов… К Славке, домой. — Надя просто светилась от счастья. — Давай подруга выпьем, за благую весть… И расскажи мне… об Испании.
Адьес, Испания!
Свою знакомую, не очень симпатичную, но элегантную Майте подкинула ей Долорес. Она искренне беспокоилась о судьбе Вики. Кроме того, ее интересовало, как продвигаются ее отношения с Мариано?
Вика снова с отвращением надела на себя униформу домработницы. Синьора Майте была самой худой женщиной в Барселоне. Главная забота ее жизни заключалась в сохранении стройности. Все семейство находилось на полуголодном положении. И это при их доходах! Синьора Майте была владелицей цементного завода. Ее отец — крепенький мужчинка, слегка похожий на муми-троля заправлял бизнесом, а дочка ему помогала.
Пищевой минимум семьи по утрам состоял из хлопьев с молоком. Вернувшись с работы, Майте съедала йогурт с каким-нибудь печеньицем, просматривала «Лавангвардию» — толстую ежедневную газету и красивый журнал о жизни коронованных особ. На ужин был салатик из пяти-шести компонентов, добываемых из консервных банок, и макароны с бифштексом или антрекотом, или с сосиской из дорогого супермаркета Каргадо. Заказы привозили раз в две недели. Вика расписывалась в приемке и всегда знала, сколько хозяйка потратила. Тратила та немного, объемную часть заказа составляли туалетная бумага, дамские салфетки и средства для наведения чистоты. Вика пыталась объяснить, что много химии вредно для здоровья. Но синьора Майте, похоже, считала ее неспособной уважать химический прогресс.
