Вячеслав Бутусов - Виргостан
«Ну надо же! Как стремительно все меняется». Мои впечатления рябят как пуантель импрессионистов. Чем ближе, тем непонятнее.
Теперь, когда я снова увидел Радекку, но не узнал ее, она показалась мне почти родственницей, о которой мне много рассказывали близкие. Все так же взглядом она держит за руку, а голосом водит по волосам. Она будто выплавлена из сотен таких, как она. И из каждой сотни взята только одна сотая часть – самая ценная.
Скажите, пожалуйста, сестра милосердия, что происходит со мной? Я вижу себя в третьем лице.
ГЛАЗАМИ ВОО
Прекрасно. Можно в воображаемой жизни кого-нибудь представить и даровать ему воображаемую радость. Для этого нужно принять все в себя. Наполниться внешним и слиться с окружающим. Я стал столом, и вижу перед собой себя сидящим в себе. Я – кресло, и я чувствую тепло сидящего во мне человека. Я человек, и я вижу собственные ноги. Мои ноги находятся выше уровня моего сознания. Нужно быть внимательным. Бдительность – это такое возвышенное состояние.
Ко мне пришли нежданные гости. Их нужно убедить в том, что они меня видят, чтобы они перестали разговаривать друг с другом обо мне в третьем лице. Они переполнены каким-то возмущением. И то, как они выплескивают его друг на друга, напоминает систему сообщающихся сосудов, поочередно возвышающихся друг над другом.
– Э-эй! Будьте любезны.
Но они даже ухом не поведут. Странные люди.
– Зачем вы ко мне явились? – спрашиваю я громоподобным голосом.
Они накрываются капюшонами и кричат, что ничего не слышат. Я терпеливо им объясняю, что они не правы. Слышат ли они то, что им говорится? Они вдруг шарахаются и разбегаются в разные стороны. Так и подмывает смешать все направления, но я не имею на это права.
– Счастливого пути! – говорю совершенно спокойно.
Терпение, терпение. Я есть источник терпения. Мое терпение неоскудеваемо.
Если попросить Радекку закрыть чудесные изогнутые глаза, то ничего не изменится. Это внутреннее зрение.
Я выныриваю на поверхность. Яркие солнечные лучи мягко останавливают меня. По щекам струятся приятные теплые слезы.
. . .
Формула человека проста – дух, обитающий в теле. Загребая под себя теплый песок, я думаю о Радекке, и пока я беспомощно болтаю ногами в воздухе, она подчиняет себе весь мир, чтобы сделать его счастливым.
В каждом новом месте, где я останавливался, я складывал алтарь из подручных материалов – ракушек, растений, камней.
Однажды я попытался перехитрить самого себя, встав на голову. Но через некоторое время почувствовал, как тяжело держать на себе Землю и искренне восхитился дивами, с легкой изящностью носящими на своих головах полные доверху планеты.
Я начинаю собирать цепочку из различных колец. Звено первое. Я снова вижу коралловое дерево, по которому можно сверять часы. Черный ствол, с белыми растопыренными ветками, между которыми плавают маленькие и спокойные рыбки. В центре управления наступает всеобщее ликование и жизнерадостный переполох.
– Эй, полегче, полегче! – звучит чей-то недовольный голос.
– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
– А я что, лысый, что ли? – возмущается все тот же голос, – дайте мне какое-нибудь поручение.
Тумблер селекторного совещания демонстративно громко отключается. Открывается занавес, на сцене стоят нарядные пингвины. В блюдечко софитного молока вплывает ведущий и торжественно произносит:
– Представляем вашему вниманию чудофон! Хотите подарить ближним радость? Самый простой способ – это заказать чудо на дом…
«Ну, что ж, очень мило», – рассуждает Радекка, поглядывая на меня без раздражения.
Звено второе. Почему это облако за окном сегодня такое недосягаемое? И что это за войлочная гора стоит в прихожей?
Глаза большие и тяжелые, держатся на упругих тоненьких ниточках. Солнце такое настырное, что проникает даже сквозь закрытые веки.
Я вижу кругом воду. Всё из воды. Стены, стол, стулья, пол. И даже свои руки, которые перетекают из стороны в сторону. Я беру огромную ложку, но ложка растекается по столу. А я так хочу что-нибудь съесть, что падаю без сил, прямо на пол, лицом вниз. И очень хлестко ударяюсь о каменную плиту. Это именно то, что мне сейчас нужно.
Звено третье.
– Эй, на носу! Как там у вас дела? Помощь нужна?
– Опускай тросы! Поднимаем над раковиной, надо осмотр произвести. И посыпьте чем-нибудь гигроскопичным.
Так, что мы имеем. Два тусклых глаза с приспущенными веками, распухший лоб и сломанный незакрывающийся рот. Постельный режим! Меня кладут на диван. Я принимаю форму дивана. Меня накрывают теплой стороной пледа, и я начинаю кристаллизоваться. Подходит домашняя собачка и начинает меня лизать. Ей нравится. Она радостно поскуливает. Я хочу ее остановить, сказать, что не надо меня слизывать, но собачка меня не слышит. Я вижу ее розовый язык. Интересно, что происходит с водой внутри собачки. Куда она девается?
Вернемся к дереву. Не такое уж и простое это дерево. Ветки, как руки, к небу подняло. Это ведь неспроста. Дерево живое, и оно так же, как я, отображает своими действиями окружающую действительность.
На сей раз никакой воды. Все каменное. Пол, стены, стол, стулья. Мне приносят каменный чай, и я пытаюсь взять его каменными пальцами. Главное, чтобы не было землетрясения.
СУМОЧКА ДЛЯ КОСМОСА
Летит чайка, спотыкаясь о ветер, падает, протыкая песок насквозь.
Цитата
Я лечу местом «1Е», и мне попадается на глаза официальный бортовой журнал со статьей про Виргостан, которая начинается так: «Только в первый раз к нам попадают случайно».
Последний солнечный луч нагревает одно мое ухо и выходит из другого маленьким горячим облачком. Справа по борту сияет Виргостан. Наша лодка стремительно несется над океаном. Я смотрю на далекую поблескивающую звезду и чувствую, как она приближается ближе и ближе. И вот она у самого моего носа, и я понимаю, что она ни на толику не увеличилась.
В Виргостане тоже бывает ночь, и она необыкновенная. У меня всегда такое ощущение, будто меня погружают в черный бархотин, с плавающими, изысканными драгоценностями.
. . .
– Ой, икскюзи! – восклицает хозяйка необыкновенной сумочки, зацепившись за мое кресло, и сразу становится земной и доступной.
Однако нет. Стоит только незнакомке подхватить сумочку и ловко закрыть ее на лету, как все становится на свои прежние места. Mutatis Mutandis. Близкая несколько мгновений, незнакомка снова недосягаема, как схема реки Вои в правом глазу.
– Вы отлично говорите по-воо!
– Не совсем так, – согласно кивает незнакомка, поправляя сумочку на бедре, – я хорошо понимаю то, что говорю я, но не совсем понимаю то, что говорят другие.
Я видел, как на контроле ей сказали не глядя:
– Проходите.
Решаюсь незаметно приглядеться к незнакомке и начинаю внутренним зрением изучать ее особенности. Когда я мысленно «приподнимаюсь», то обнаруживаю, что она очень мило улыбается, глядя в окно:
– Каждый раз, как только я пересекаю эту границу, меня охватывает неописуемый восторг, и рот растягивается до ушей, – признается она.
. . .
Наша «Аврорика» по-прежнему тонко стелется между стальной водой и стальным небом. По реке ползет кажущийся нескончаемым грузовой аквапоезд. Чайка летит, спотыкаясь о ветер, падает, протыкая песок насквозь. Между небом и водой – только мы и залетный остров. Он не похож на Лапуту, он вытянутый, как рыбный пирог. И вдоль всего пирога тянется лохматый гребень лесных посадок.
У моей соседки приятный кондитерный голос. Мы стараемся держаться просветов. Она читает мне стихи наизусть:
– Летит чайка, спотыкаясь о ветер, падает, протыкая песок насквозь…
Я киваю головой в такт двигателям. Сегодня у нас нет попутчиков, и мы в беззащитном одиночестве взираем на раннеутренний Виргостан, когда еще не ослеплена солнцем бледно-серая поверхность витающих вечных селений. И над этой матовой серебристой пеной открывается перламутр поднимающейся аэроауры, с ослепительной улыбкой от запада до востока. Вся грубая материя измельчается в невидимых жерновах дебаркационной зоны, задача которой опустошить и стерилизовать место вселения.
Так или иначе, через Виргостан лежат все дороги.
ПЕРСОНА «1В»
Оплачиваю налог на воздух и переныриваю из голубого золота в оловянную лужу. За окном – темный круглый провал. И если бы не сила притяжения, я бы не догадался, где низ, а где верх. Мой сосед спит лицом вниз. Он невероятно гибок и способен принимать очертания любых предметов.
В кресле под номером «1В» должен был находиться я.
Чтоб не мучила ревность меня
Когда ты черпнешь из колодца
