Вячеслав Бутусов - Виргостан
. . .
Скорость у нас крейсерская, но невысокая. Связь работает сносно, прослушиваются сигналы к отбою. В узкую щель между тканью и кожей просматривается черное небо. По шпагелю, гнущемуся на ветру, можно определить уровень вибродрожи, который сейчас составляет один к трем. Вода пока еще не расплескивается.
С тех пор как я в очередной раз обнаружил Зэя в школе одиночества, произошло такое количество последовательных и параллельных событий, что теперь нам приходится заново узнавать друг друга. Сейчас мы вырабатываем новый язык общения. Став вселителями, как и многие наши сверстники, мы немного владеем техникой Воо.
– Видишь вот эту звезду? – Зэй обводит кружочком светящуюся точку.
– Вижу, – отвечаю я.
– А видишь рядом с ней меня?
– Да.
– И я тоже вижу.
Зэй так загадочно улыбается, что все воздушные дивы начинают радоваться нам вслед. Вибродрожь охватывает все тело, и шпагель стальным «дождем» осыпается в туман.
. . .
Пролетаем над заснеженной военной тарелкой. Я краем правого глаза поглядываю на Зэя, он отрицательно качает головой. Летим дальше. Большой туман опустился на землю. Не видно ни неба, ни моря. Наша «Верика» мчится через дебаркацию на всех парусах, а мне кажется, что она стоит на месте. Сегодня Виргостан приблизился вплотную. Рано или поздно он вселит нас в себя, и не будет больше никакой разделяющей полосы, никакой видимой и невидимой границы. По старой доброй привычке мы прощаемся с Зэем до следующей встречи.
Мои ноги еще видны, а голова уже нет. Через несколько мгновений моя голова покажется в другом мире, где под ненужными ногами человека стелется воздух. Пупок начинает вытягиваться, как это обычно бывает при возрождении. Я знаю одного человека, у которого одна из спиралей вселенной закручена против часовой стрелки. Его зовут Зэй.
. . .
Дивы вблизи оказываются неописуемо строгими. Эти девы настолько сильны духом, что их не страшит даже собственная угрожающая чудовидность. На треть в чешуе и в перьях они удаляются в свой микромир, где не принято пьянеть от любви. Их головы украшены коронами, свитыми из золотистых волос, в которых растут болезненно-нежные цветы, не рассчитанные на наши нагрузки. Они сгорают в этой атмосфере. Я вспоминаю Радекку: «Как у людей есть ангелы, так и у цветов есть бабочки!»
На улице минус пятьдесят. По нашим меркам – не очень зябко. В арке дома-корабля напротив стоят две медленнокрылых и плавно танцуют. Здание пружинисто покачивается. Соперницы смотрят друг дружке в глаза. Одна молода, другая в годах. Одна обнаженная, другая одетая. Основной особенностью этих креатид является то, что они имеют свойство соединяться.
И все-таки Радекка была права. Радекка опять оказалась права. Здесь нет одиноких.
Проезжаем куст номер двадцать один. Дорога по компасу строго на север, Скорость – одна белая полоска в секунду. Воздух такой сухой, что хочется набрать воды в рот. За корпусом, по данным приборов, уже потеплело – неглубокий минус.
ПЕРВОСТРАХ
Я хочу быть каплей росы для тебя.
Из стихотворения виргостанки
Без крови и имени он дикий», – читаю я подпись в уголке холста с остатками воображаемой пыли. Я чихаю, и у девушки взвиваются косы к потолку. Она изображена верхом на белом боевом единороге. Единорог вздрагивает и уходит в гору. Он спасает девушку от гигантской волны, которая накрывает остров.
Я выхожу через светящуюся подковой арочную галерею на террасу, обрывающуюся над привокзальной площадью. Настала пора надевать новые ботинки, пахнущие истинным назначением. Завязываю шнурки покрепче, и девушка на стене хватается за сердце. По бархотиновой вышивке платья, унизанного стрелами, пробегает сверкающее имя – Сенсора. Вполне возможно, что так будут звать ту самую чувствительную незнакомку, с сумочкой для космоса. От Радекки у нее останется неподражаемая манера улыбаться.
Однажды в жизни у каждого мужчины наступает момент, когда ему предстоит отвратить унижение женщины. Спасти от позора в таком случае может только любовь:
Я хочу быть каплей росы для тебя,
Чтоб ты выпил меня с лепестка,
Я хочу быть росой на щеках твоих,
Когда ты заночуешь в лесу,
Незаметно скатиться к губам твоим,
Когда солнце разбудит тебя,
И опять я собой тебя напою,
Чтоб не мучила жажда тебя.
Я сижу над заснеженной площадью. Сверху отчетливо видны следы на снегу – правильные четырехугольные отпечатки. Тяжело смотреть на себя со стороны. А вот на других приятно, особенно если они ничего не стесняются.
. . .
Когда сестра с милым сердцу именем Радекка впервые принесла меня к маме, она сразу же предупредила:
– Этого мальчика нужно беречь.
Для этого меня на некоторое время увезли из дома. По прошествии нескольких лет я начал чувствовать свою беззащитность. В поисках всеизвестной трости, упоминаемой в книге книг, мне понадобилось просеять целое море песка, прежде чем я осознал пустоту своего замысла.
Теперь у меня очень вяло открывается рот. Иногда в моменты воссоединений в моей памяти всплывают дремучие лабиринты, по которым меня водили за руку люди, оставшиеся в памяти на фоне небольших белых строений, с черными поганками.
Высота – около десяти тысяч метров. На этой высоте можно увидеть чистое небо, что само по себе является редкостью в подобное время года, когда внизу слякоть, пасмурность и промозглость. Между небом и землей – гигиенический щит. Обыкновенные меры безопасности. Я лечу над внутренней стороной щита. Из маленького прямоугольного оконца видна крепкая железная лапа, держащая снаряжение.
Напряжение за бортом передается пассажирам в виде непрерывной болтовни и расплющенных тревожных снов.
Когда я путаю день с ночью, происходят дурные видения, навроде вчерашней истории с кражей ящика, когда я неожиданно для себя оказался застигнутым на месте преступления. Задержание произошло около полудня, а перед этим я всю ночь пересекал границу. Заселился в гостиницу около девяти, в комнату на четвертом этаже. Когда проходил по пустынному коридору, то ненароком обратил внимание на маленькую квадратную дверцу с надписью: «Будешь на Земле – заходи».
По логике вещей я должен был украсть этот ящик в период с десяти до двенадцати, потому что, возвратившись в номер, начал набирать ванну с еле теплой водой, и это заняло времени не меньше часа. Когда меня попросили оставаться на месте, в комнате административного этажа с открытой дверью и распахнутым окном, я обратил внимание на то, что на улице была середина лета. Но в тот момент меня это ничуть не удивило, так как я был очень взволнован поворотом событий. За те два часа, что я упустил из виду, успело наступить лето, минуя конец осени, зиму, весну и начало лета. За два часа прошло восемь месяцев, и это обстоятельство не дает мне покоя.
Я лечу над морской долиной. За прямоугольным оконцем свесилась огромная лапа птицы, соблюдающая спокойствие.
Таким образом, выехав из одной страны и проехав через другую, я попал в третью страну чуть более чем через год. Значит, время Виргостана способно сжиматься и разжиматься.
Нерешительность Радекки привела к печальным последствиям. Сначала заиграла неоправданно громкая музыка, а затем произошла драка на корабле.
БИОКСАРЬ
Эта звезда слишком велика, чтобы разглядеть ее вблизи.
Герральдий
Я шевелю озябшими пальцами так, будто играю на гармошке. Поэтому я похож на крокодила в шляпе, попавшего в воздушный порт рано утром и коротающего время в ожидании разрешения на вылет. По всей видимости, впереди меня ждет встреча с Радеккой, которая всегда так мило улыбается, что хочется ее стиснуть в объятиях и выжать на себя. Но я сдерживаюсь, и воодева остается целой-невредимой.
Возвращаюсь на прежнее место, где терпеливо продолжаю ждать приглашения на посадку, потому что объявлена двадцатиминутная заминка. Мимо проезжает длинный аэропоезд и останавливается последней дверью последнего вагона напротив выхода на посадку. Из вагона появляется Зэй и входит в «выход на посадку». Пассажиры продолжают болтать, как будто ничего не происходит. Ксарь проходит сквозь стену ожидания и удаляется в сторону заснеженного города. За это время атмосфера успевает отстать на ноль целых и одну сотую.
. . .
Из голубого золота я ныряю сквозь туманный слой и под ним обнаруживаю черно-белый мир.
– А что это за деревья такие нарядные?
– Которые наполовину белые – снегозаслон, а те, что в диагональную черно-белую полоску, так то – спирали развития.
