Роман Парисов - Стулик
…всё блеф, полный блеф…
Я в треугольном туалете, лью воду на залаченные волосы, зализываюсь капитально… кожа на лице уже старая, бледная, в мелких морщинках!.. (Или освещение?)
Вообще-то «Марика» всегда слыла лучшим съёмным местом. Только сегодня что-то в упор никого не вижу (я же со своим несравненным самоваром!) – ну разве что русская негритянка Стелла кривляется у помоста. (Фигура шикарная, как у Наоми, только ломче и легче.) Помню, в мае было у меня с ней единственное свидание – в «Пирамиде», что на Пушкинской (всё те же лица: там посидеть – потом клубиться). Помню, было мне предложено (в шутливом, однако, ключе) кинуть ей баксов сто на телефон. Помню холодный взгляд жарких африканских глаз, огромные фиолетовые губы, чёрно-белые пальцы с сигареткой… Заметила, заметила меня – ну как меня не заметить – и, не прекращая вилять задом, не нашла ничего, как показать (в плане приветствия) мне на бицепс – это в смысле у меня большой, дескать… Смешно. Я для неё – элемент тусовки, ну посидела она когда-то где-то с кем-то…
…да о чём это я всё? О ком?! Где Света?.. – На «летней площадке» (подворотня, обставленная столиками), с какими-то девчонками… Но что это, боже? – вскидывается вдруг над всей компанией чудовищно узнаваемая, профессионально неотразимая, убийственно обаятельная, чертовски косоглазая улыбка ещё одного ночного деятеля (лица-то у него нет, одна эта улыбка)… Вот что-то врёт моему Светику, общупывая грудки ей колкими глазками… Светик смотрит вроде сначала отстранённо, а потом… всё более как будто подпадая под эту мерзкую улыбку, привораживаясь ею, нанизываясь на неё!..
Да ещё кивает что-то ему в ответ!!
– Света, ты знаешь, кто это?!! – почти выговариваю ей через несколько долгих минут.
– Да что ты, Ромик! Это же продюсер «Замуж пора» – видел, девчонки стояли?.. Он съёмки у нас проводил тогда…
– Послушай меня. Его все знают, это же Лёша Ущукин!! Я лет десять как вижу его в клубах, всё с разными бабами, о нём даже «Пипл» писал – образчик московского плейбоя… Держись от него подальше, слышишь?! – Я увожу её почти силком, за руку, в полуоткрытые ворота.
Светик непонимающе кивает, потом бросает, обернувшись, осмысленный, заинтересованный взгляд назад.
Проехали, забыли. Идём, взявшись за руки, вниз по Петровке. Чёрная Петровка золотится шальным свечением. Туса, тусовка!.. Шмыгают туда-сюда расфуфыренные компании – «Как там, в „Марике“?.. – А вы в „Шамбалу“? – народу-у-у…». Пройтись пятьсот метров, отдавшись всеобщему воодушевлению, не только приятно, но и уместно: на Петровке, чуть не от бульвара – пятничная ночная пробка, новый московский феномен! Вереница дорогих авто, пышущих каждый своей историей, своим ритмом сабвуфера. Перегляды, перемигивания, сальные кокаиновые взгляды… «Девчата, пересаживайтесь к нам с вашего жука, – айда в „Министерство“!..» Очень ценится на каком-нибудь открытом «Порше» или «Феррари», эдак взвизгнув колесом и ревя турбиной, совершить демарш по правому ряду… Ну конечно, вот же в чём дело: на пересечении с Кузнецким, где «Мост» и «Шамбала», настоящая запруда, паркуют уже просто на дороге, оставляя для проезда метров пять.
Туса! Бродвей отдыхает.
А мы крепче берёмся за руки, не потерять, ощутить друг друга, ведь так называемая «ночная жизнь» (night life) – это всего лишь тот же самый сон, виртуальные похождения с лихо импровизированной фабулой на избитую тему, где мы – всего-то пара элементарных частиц, заряженных положительно и готовых к любому завихрению игрушечного броуновского водоворота. И возрастные границы растворяются в нём, и тянутся друг к дружке доверчиво, как плюс к минусу. И радуется Светик, что рядом такой большой и нарядный Роман, и что впервые она в отрыве от маминой опёки, и что не надо в три часа домой!!
Да, уж это обстоятельство нужно бы использовать на все сто. Ух, как полетаем щас из места в место, да как отметимся везде!.. Но не пустой последней моды ради – вижу, вижу я озорные ответные блёстки в её глазах, ловлю лучики признательности – за то, что вот он я такой искромётный и лёгкий, и готовый с ней возиться до рассвета, и вдруг чувствую, как мне всё это нужно – именно с ней и сейчас.
…о, моментальный слепок счастья!..
«Мост» почему-то как проходной двор – ветерок гуляет по свободному коридору, внизу на дискотеке толкутся четверо, рассекая пущенный для них дымок… так что реденький посетитель, забредший на огонёк, устремляется удивлённо обратно наверх: что-то «Мост» сегодня не в моде, зато вон у «Шамбалы» какая толпа – ну-ка!.. А нам всё равно, хоть отдохнуть от толкучки, пропустить по заветной стопке, постоять в обнимку на стеклянном полу с подсветкой… (Вспомнилось стоп-кадром, опалило сердце и тут же уплыло обратно к себе на небо изумлённое лицо осевшей тогда по стене Фисы.)
«Марика», «Мост» – это всё так, разминка. Настоящее же веселье ждёт нас не где-то, а в «Шамбале», думается почему-то. Конечно: что-то там совсем особенное, раз такая давка перед входом – ну прямо как за колбасой когда-то. Вход по пригласительным, а кто без… – те сгрудились, нахохлились перед огромными охранниками – в ожидании лазейки, и люди-то всё лощёные, фильдеперсные, непростые… Эх, чую я, Светик, сегодня даже нас с тобой не пустят… а если «корпоративная вечеринка» или какое VIP-мероприятие – вообще шансов ноль. И точно: вежливая улыбка, ничего сделать не можем. А что дают-то хоть?!. (Знать, что теряем.) Что-о?.. День независимости?.. Какой независимости?.. Америки??
Света возмущена не на шутку. Ей Америка по барабану, её в «Шамбалу» пустите. (Видать, словцо таки воздействует на коллективный эгрегор [15] – как магнитом, тянет оно народ.) Я скептически кошусь на её надутое, уже невидящее личико. Она вряд ли знает, что такое Шамбала. Но у меня почему-то нет желания ей это объяснить.
– Что за проблемы, Светик, едем в «Цеппелин»!
Но Светины глаза вдруг наполняются неким посторонним смыслом – увидела кого-то (группа импозантных мужчин с приглашениями). В следующий миг она уже за ограждением, щебечет радостно с одним… Знако-омый, стало быть. Сказал что-то охраннику, тот кивнул… Как изменчив миг, Светик, вот мы и по разные стороны баррикад. Твой интерес преходящ и эфемерен, ты жизнерадостный такой флюгерок на ветерке фривольного ажиотажа, – отчётливо подумалось и растворилось печально в толкучке. И если выбор твой – тусовка, неколебимой гранитной дилеммой зависну я перед входом.
– Рома, Рома!.. Пропустите его, это же мой муж!!
Ну как тут удержаться нахохленным постаментом? Расхохотавшись в душе, не подпрыгнуть на месте как тут?! Кляня уже себя за параноидальную организацию личности, с места не рвануть да не прокатиться в обнимку с нею мимо колышущихся по стенам ротанговых кресел (под перекрёстным огнём праздных взглядов)?! Да-а, очень кстати подвешенны эти шеренги качалок. Из-за них в проходе атмосфера ненавязчивого чилл-аута, неминуемого сидячего флирта.
За последней портьерой – неразвенчанное ночное чудо, святая святых виртуально-параллельных московских миров. Протиснемся сразу на деревянный второй этаж, в VIP-зону, полюбоваться фантасмогорическим зрелищем – видом сверху. Залита потусторонним фиолетом гигантская прямоугольная лужайка из дымящихся голов. Под дирижёрские взмахи всемогущего фараона – ди-джея многоголовая гидра летней веранды заходится в техно, заводится в трансе. Невесомо высится над гидрой абсолютно голая нимфа свободы с пылающим факелом, застывшая, вся вымазана золотом. Клубами вихрятся стайки зелёных банкнот, пускаемых пачками из огромной пушки-вентилятора, и гидра тянет к ним щупальца. Безучастный к этому дождю, одиноко бродит в дыму высокий дядя Буш (на ходулях), рассматривает головы в подзорную трубу. По периметру на тумбах извиваются дикие подтанцовщицы в индейских шкурках и перьях. На дальнем экране сменяются ландшафтные и антропоморфные проекции, вызывающие ассоциации… Вот, под восторг и ликование гидры, поползла-заструилась поверху воздушная простыня – знакомый флаг со звёздами и полосами – и натянулась на небо, накрыла всё.
В Шамбале – день Независимости!..
(Америки, однако.)
Мы, конечно, под впечатлением. Такой масштабный хэппенинг где ещё увидишь. Такую высокую степень где ещё почувствуешь. Один доллар чего стоит – односторонний, с портретом Ильича. Вон их сколько под ногами. Спустившись, мы сливаемся с гидрой. Кажется немыслимым продраться куда-либо, но люди находят свой путь, жестоко обтираясь о противоположный поток.
Посланный Светой вперёд, на штурм стойки бара, я оглянулся невзначай и со смертным холодком понял, что моё отсутствие использовано для того, чтобы ущипнуть сзади какого-то типа в очках, состроить ему свой рекламный оскал, подставить дежурно щёчку, сказать ему, старому знакомому, что-то для меня недосягаемое и запретное. Я ничего не сказал, но маленькая эта деталь тут же вытрезвила меня, засела глубоко и надолго.
