Олег Шишкин - Ведьменыш
По тухлому дыму, по навязчивому эху металлического стука осведомленные пророки и пророчицы, жившие в городке, иногда начинали догадываться, что где-то в самом сердце завода ковали и лудили второе солнце – солнце смерти, имевшее только одну цель – зажарить всех, кого коснется хотя бы один, пусть даже самый слабый, луч атома.
Иногда будущий профессор бегал с детьми к черным стенам этого таинственного комбината, чтоб в прорехи в бетонных сотах увидеть скелеты танков и остовы самолетов, надтреснутую броню и искореженные проржавевшие каркасы. Все это были жертвы второго солнца.
2
Для экспериментов приезжали из Москвы шакалоподобные, подсохшие с боков ученые.
Отец устраивал им экскурсии по закрытому городу, и, увидев все своими глазами, они глубокомысленно рассуждали, как думал тогда мальчик, о древнегреческих богах – Уране и Плутоне.
Первый, как утверждала энциклопедия, был богом неба, второй – богом подземного царства и мира мертвых. Ученые говорили с отцом только об этих богах. Было странно, что они летели из Москвы, чтобы обсудить с полковником КГБ причудливые сюжеты из древних мифов. Потом в их разговорах стал мелькать неизвестный персонаж – Дейтерий. Его они называли «меченый атом» и все время связывали его действия с тяжелой водой.
Потом в разговорах стали возникать совсем другие боги – пурексы, бридеры, вермикулиты, кюри, нуклиды стронция, изотопы цезия, плотно ионизирующее альфа-излучение.
Однажды эти люди и отец перестали разговаривать на человеческом языке. Их речь превратилась в многоэтажный бред с перечислением аббревиатур, цифр и дат. А научный бред мгновенно перерос в бред величия. Он сопровождался разговорами о гигантских самолетах, в которых люди будущего поставят огромные доменные печи и прямо в небе с помощью мирного атома научатся плавить в них молибден и цирконий.
Черные дымящиеся птицы станут символом могучей страны, превратившейся в одну устремленную к покрытым сажей звездам братскую доменную печь.
«Шакалы» любили разговоры о будущем, о голубых городах за полярным кругом, построенных на манер огромных теплиц, – там люди, словно овощи-рекордсмены, будут расти и развиваться под рукотворным термоядерным солнцем. Говорили, конечно, и о пустынях, превращенных в банановые плантации, и веселых упитанных инженерах, несущих людям математически верное счастье…
Вроде бы и холеными были гости отца, но почему-то, как только они приходили, по квартире распространялся запах псины и кошачьей мочи. Будущий профессор даже предполагал, что они, как команчи у Фенимора Купера, натирались особой мазью перед своими научными схватками.
О чем только не говорили «шакалы», но ребенка не могли обмануть их как бы теплые и как бы ласковые взгляды – он-то чувствовал, что все эти московские умники приезжают сюда лишь затем, чтобы увидеть триумф смерти. Иначе при чем здесь Плутон с Ураном?
Когда разговоры о богах заканчивались, ученые напивались и принимались под гитару петь про «Бригантину». В конце вечера упившиеся вдрызг любители греческой мифологии плелись в ванную, где, запершись, захлебывались от рвоты…
Но однажды московские «шакалы» пришли совсем перепуганные. Они завели с отцом разговор про тарелки и загадочные шары, про то, что на станции космического слежения недалеко от Челябинска, где фиксируют гамма-излучение даже на американских атомных полигонах, при появлении этих непонятно чьих аппаратов счетчики Гейгера зашкаливают, а самописцы рвут измерительные ленты.
– Значит, почему-то эти штуки фонят, – сокрушался самый высокий и самый тощий «шакал».
Только явления «атомных шакалов» и нарушали идиллию.
Она продолжалось изо дня в день, пока родители не развелись и он не увидел другую жизнь. Без атома, без тарелок, но и без любви.
Теперь, когда автомобиль переезжал реку его детства с поэтичным названием Мишеляк, профессор увидел поднимавшийся над водой ядовитый морок. Тот, что и зимой витал над водой и возникал из-за слива радиоактивных отходов химкомбината и местной ТЭЦ, вываливавшей в реку шлаки…
Он вспоминал и совсем уж давние, голубые-голубые от медного купороса озера, над которыми проливались красные дожди.
Он вспоминал, как совсем недавно с комбината подул легкий ветерок и на его дачном подворье передохли все кролики и куры.
Подъезжая к Кыштыму, Игорь Сергеевич говорил себе: «Все это в прошлом, только в прошлом. Событий больше нет, время закончилось, ничего больше не будет».
Глава двадцать первая
Встреча у трейлера
«Строго секретно.
В штаб ВВС.
25 июня
Время – 07.30
Довожу до Вашего сведения, что сегодня левитирующий объект был дважды замечен вблизи секретных предприятий закрытого города Озерска в 04.25 и 05.43 северо-восточнее Кыштыма. НЛО круглой формы барражировал на очень большой высоте. При этом от него исходил четкий, яркий черный луч…
Лейтенант П.ПокровскийСверено с рапортом дежурного.
Начальник в/ч 25840 полковник
Г.Шершень».1
Утром не хотелось вставать, а еще больше – видеть угрюмый, придурковатый и навевавший мысль о погибели мир. Думалось о том, что программное обеспечение личности восстановлению не подлежит.
Эти мысли не нравилась Оле, но что было делать, если ход событий превратил ее в жертву, наблюдающую собственные приготовления перед долгим заключением или еще хуже – казнью?
С тех пор как она попала в поток непредсказуемых событий, завершившийся тихой гаванью дурдома, ей хотелось понять, где находится точка отсчета, но в памяти по-прежнему было пусто. И только что-то говорило ей: «Нет, все происходит не случайно и не случайно будет происходить…»
Отдельные события стали всплывать мутными переводными картинками и лишь погодя затвердевали плотными очертаниями былой жизни.
Оля припомнила и разъяренного Андрюшу, и свой дом, и мачеху, и профессора на остановке, и даже шофера Николая…
Но что было потом?
Раскручивая в памяти цепь событий, Оля неизменно натыкалась на черный экран. Он настойчиво возникал в памяти, когда она пыталась прояснить момент, когда фура затормозила и Николай на что-то указал рукой.
Она вдруг отчего-то вспомнила разговор с профессором на остановке – и его мудреный и несколько небрежный тон, и грустный задумчивый взгляд, когда он принялся рассуждать о какой-то Беатрии…
«Может, оно и вправду лучше не задаваться некоторыми вопросами, не кликать беду, а жить потихоньку, без особых событий? – размышляла Ольга. – Жить, отдавая свои силы только естественному процессу жизни, а не провоцировать то, что может увлечь в воронку причин и следствий, а затем попросту превратить в овощ или даже размозжить…»
Эти мысли прервал вой сирены. Он нарастал, становился все ближе, ближе.
– Неужели опять у нас на атомном комбинате чего-то грохнуло? – испугалась подметавшая в палате фельдшерица.
Оля встала с постели и подошла к окну. Она видела, что за забором появились пожарные машины, грузовики. Суетливые расчеты резво выкатывали пожарные рукава, сновали люди в прорезиненных одеяниях и противогазах химзащиты.
Военные, милицейские и санитарные машины съезжались к воротам. Солдаты, спасатели и люди в форме МЧС что-то объясняли друг другу и толкались, наблюдая царящую кругом кутерьму.
В холле появился главврач. Он сказал фельдшерице без особой тревоги:
– Всего лишь плановые учения 239-й бригады МЧС. Да вы же знаете, они тут, у нас в поселке стоят. Отрабатывают ситуацию последствия террористического акта на крупном промышленном объекте с утечкой радиации и просят собрать больных и разместить их в машинах и грузовиках. И подождать, пока эти в противогазах дезактивируют район заражения. Потом еще санобработку устроят. Дело понятное – сами знаете, живем здесь и боимся. Ведь в любой момент может накрыть этой гадостью… Однажды-то грохнуло.
2
Всех больных санитары стали выводить из палат и спускать по лестнице на первый этаж.
Оля шла в этой бурлящей, смеющейся и одновременно угрюмой толпе.
Пациентов вывели во двор, и вдруг тот самый голос, что звучал у Оли в голове с самого начала беспамятства, приказал: «Беги немедленно. Сейчас есть возможность…»
Оля сорвалась с места, прильнула к забору и, схватившись за одну из досок, отодвинула ее и нырнула в темное безграничное пространство…
Она бежала уже полчаса, а вокруг по-прежнему был болотистый лес без троп и людей, лишь иногда желтое пламя ирисов вспыхивало на трясинах, заканчивающихся озерной белесой водой.
А Оля в своем халате и тапочках была к такому пробегу не готова. Но ощущение свободы делало ее неуязвимой: бурелом, чаща и ветви деревьев – все проносилось мимо. Ее тело самопроизвольно двигалось куда-то без смысла, без знания и тем не менее уверенно и твердо.
