Михаил Попов - Ларочка
— Ты уверена?
Лариса громко гоготнула.
— Вы что не видели Рулика.
— Так ты гарантируешь?
Лариса глянула на него недоверчиво, чего это дяденька придуривается?
— Гарантирую.
— Ну, тогда у меня есть дополнительный повод для восхищения тобою.
— Не поняла.
Лариса взяла стакан и много отпила. Было вкусно, и это было жаль, хотелось в этот момент чего–то неприятного, грубого по отношению к себе со стороны окружающего мира.
— Дорогая, получается, что все те месяцы, что я тебя добиваюсь, у тебя был всего лишь один мужчина. Да ты, собственно, можешь идти под венец в фате.
— Да. — Сказала Лариса, и подумала — нет! А сын космонавта? То есть, ребеночек может быть не еврейский, а космический.
— А потом, — Шамарин улыбнулся, — я не антисемит. Только в данном случае это мое достоинство ни к чему.
По лицу Ларисы было видно, что ей трудно что либо понимать, но предстоящий насильник продолжил.
— Там на все семейство один еврей, «раковая шейка», а все остальные приемные, полуприемные, полуармяне, как Элеонора, полунезнаю кто. Первая жена академика помре, а сын, который привел Элеонору, где–то в бегах вне пределов с какой–то Варенькой, короче, такая тюря. Не забивай себе голову.
— А Нора?
— Что Нора? Ах, Нора, она жена Рауля. Они что, тебе не рассказали?
— Жена?
— Да.
— То есть, не сестра?
— Не сестра.
Шамарин откровенно веселился, время от времени трогая правую свою «сигару».
Ларисе стало значительно легче от этого известия. Хотя вопросы оставались.
— Но…
— Ну, они, как говорится, давно уже не живут с Раулем, но Нора–то успела стать членом семьи. Не выгонять же ее.
— Так не бывает.
— Бывает, Лара, это же Москва.
— Это мерзость.
— Это жизнь.
Шамарин говорил тихо и ласково. Он склонял девушку к неизбежному очень мягко, никакого насилия. Она ему нравилась. Сначала в нем говорил азарт успешного соблазнителя, который ни одной юбки не пропускает, и его очень злил ее прыжок из окна. Теперь желание навести порядок в сексуальных делах, наказать ослушницу, отступило на второй план. Девушка ему нравилась.
Было видно, что она не просто выпила и расслабилась. Ей чисто по–человечески стало как–то легче.
Она уже в сомнении — что делать дальше? Попробовать отбиваться, вырываться?
Нет, правда, сил, тихо начала она оправдываться перед собой.
Или все–таки опять обдурить урода, вырваться в чем мать родила на улицу, в темную, страшную ночь. Или хотя бы на площадку, орать, вопить…
А может просто закрыть морду подушкой и пусть шурует.
Кстати, а чемоданы?!
Она посмотрела на хозяина квартиры, он опять ей улыбнулся, как бы мысленно перебирая свои бородавки у себя на бровях и на губах. Он был совершенно недвусмыслен. Весь его облик говорил — пора. Сама же знаешь, — пора! В нем не было даже самодовольства, что отталкивало бы больше физической отвратности.
— А мои чемоданы?
— Что?
И тут раздался звонок в дверь. Лариса прыснула, ей показалось, что это многострадальные шмотки пришли ее спасать.
Вот тут лицо Шамарина сделалось ужасно. Гнев, а потом сразу же, через унизительно краткий промежуток — ужас. Он вышел в прихожую. Послышался второй звонок, и тон его получился значительно более тревожный, чем у первого. Хозяин одним глазом косился в сторону двери, другим в сторону залетной птахи, которую, кажется, придется выпустить. Что за несчастье!
Третьего звонка не было, сразу пошли кулаки в дверь и женский возмущенный крик — «Откройте!»
Шамарин глянул в глазок, он видимо не принимал серьезных решений без визуального осмотра. Лариса подошла к двери и сказала через спину хозяина.
— Бабушка, не надо, сейчас я открою!
Потом когда уже сидели на кухне у Лиона Ивановича, и опять пили сладкое вино, вермут «Чо–чо–сан», расслабленная Лариса (принявшая душ, переодевшаяся) задала несколько вопросов хозяину, все увиливавшему от нее взглядом. И от нее и от бабушки. Дамы пару раз иронически переглянулись, сообщая друг другу, что понимают неуютность его состояния.
— Скажите дядя Ли, а не жалко вам было меня отдать этому?
Он отреагировал мгновенно, даже быстрее.
— Случайность. Хочешь Ларочка верь, хочешь — не верь. Просто сосед. Я не знал, что он уже давно над тобою нависает. Мы, понимаешь ли, из одного кооператива. Всего лишь.
— Понимаю.
— Да ничего ты не понимаешь. И если бы он мне проговорился, хоть словечком, я бы, — сухонькая фигурка даже чуть подпрыгнула на шахматном кафельном полу, — никогда бы не оставил ему ключ. Дождался бы, не знаю уж, что бы я придумал в отношении Виктории Владимировны, — он церемонно поцеловал бабушке ручку.
— Так он непросто урод, он…
Илья Иванович сел на краешек табурета и приложил палец к губам.
— Законченный подлец. Двоих моих хороших знакомых закопал, диссертацию Сурена Игоревича… Причем, берет, берет, но никто не может поймать. Что же я, изувер? Я знаю людей. А уж в своем кооперативе… Я всегда очень взвешиваю, кого с кем познакомить.
— Врешь ты все Лион, мне–то сказки не рассказывай. — Сказала бабушка.
На эти слова хозяин не обратил внимания.
— Взвешиваю, много раз думаю умом, Ларочка. А потом думаю сердцем. Это ведь я познакомил Рауля и Нору.
Лариса поперхнулась вермутом.
— Ничего себе, а почему вы меня не предупредили?!
— Думал, все само собой образуется, разведется, не хотелось никого обижать. Нора, она славная, только несчастная совсем. Ей надо было наконец порвать с Рулей.
— Так все было ради нее подстроено?!
— Нет, Лара, нет, ради тебя, ты получала то, что хотела, а она…
Лариса вздохнула.
— Да ну вас всех. Москва, Москва. Клоака. И я за все должна отвечать. Лион Иванович развел руками.
Виктория Владимировна погладила внучку по голове. Та вскинулась.
— Бабуля, а ты как здесь?
— Ты такую телеграмму мне прислала, что стало понятно — тебя надо, дочка, спасать. Для чего тебе деньги, и столько?
Лариса вздохнула.
Зазвонил телефон, Лион Иванович поднял трубку. Вздохнул, выпятил губы.
— Академик Янтарев умер.
часть 2
1
В последний раз поводив ладонью параллельно стеклу, Лариса отвернулась от окна. Родственники пропали из движущегося кадра. Теперь там проплывали высоченные окна главного вокзального здания, потом камера хранения, что–то водонапорное в окружении сиреней и жасмина… Поезд покинул город Гродно.
Три попутчика.
Два молодых офицера, крупные, смешливые парни с красными полосами поперек лба, это от фуражки. Толком даже не распаковавшись, зашвырнули одинаковые чемоданы на вторую полку и решительно, с предвкушающими комментариями, удалились. Даже не получив белья, и не испробовав вагонного чая.
Третий попутчик, очень приличного вида пожилой мужчина с солидной сединой, тщательно выбритый, в светлом костюме, в галстуке, и даже уголком платочка в нагрудном кармане. На губах приятная, не вульгарная улыбка, все время находится в позе — я к вашим услугам. И поза не обманула. Был всячески любезен. Предложил свои услуги в доставке белья. Принес чай в горячих подстаканниках, вынул плитку дорогого шоколада. Когда Лариса встала, чтобы сходить покурить, тут же выхватил из кармана пачку «БТ», и извинился, что ничем лучшим не располагает. Лариса улыбнулась, сказала, что у нее у самой болгарские, «Стюардесса», и отправилась в тамбур.
Плохое настроение рассеивалось. Что ж, обязательная программа на этот год выполнена, семейство навещено, целая неделя отпуска ухнута на это дело, но зато теперь совесть чиста, а то все как–то не совсем по–людски. Интересно, что это за «дедушка» с манерами метрдотеля? Такое ощущение, что когда–то виделись. Мельком, где–то… Оказалось, что она попала в точку первым же предположением. И когда он напомнил ей, мгновенно восстановила в памяти эпизод. Ресторанный буфетчик, пан Кохановский, ею некогда опощеченный. Приятная встреча. Рассыпался в любезностях, сообщил, что «и тогда» был рад обслужить пани ах, Ларису, очень «преемно», и сейчас к ее услугам всеполнейше.
Воспитанный, даже учтивый провинциал, вояжирует всего лишь до Минска, более дальних целей у него нет, хотя раньше были. Осторожно так, мягко намекнул, что в молодые годы хлебнул с родственниками и сибирских морозов и несправедливости. Тему развивать не стал, видя полнейшее отсутствие к ней интереса у пани спутницы. Чтобы завладеть вниманием дамы, лучше всего вести речь о самой даме. И Лариса кое что поведала пану Кохановскому. Из семьи офицеров. Училась когда–то в Гродно, а потом в Москве. В одном пединституте. Он уважительно поджал губы. И вот уже четыре года работает в ЦБПЗ. О, сказал он, я даже не рискну спросить, как это расшифровывается. Лариса засмеялась — не бойтесь, это не военная организация: Центральное Бюро Пропаганды Знаний. Пан Кохановский опять уважительно поджал губы. Трудная работа? Да, нет. Несем знания в массы. Большая система лекторского обслуживания. Заводы разные, фабрики, студенческие аудитории, иногда даже сельские клубы, полевые станы. Воинские части? Да, и воинские. Самый широкий спектр тем. Естественные науки, медицина, философия, да, да, не улыбайтесь. Биология, очень много натуралистов, о зверушках рассказывают редких. Техника, «у нас договор с «Молодежной техникой» подписан». Новые модели, мотоциклы, дельтопланы. Ну, и конечно, самый большой интерес — запрещенные виды знаний. А что это? Экстрасенсы, летающие тарелки, инопланетяне. У нас есть инопланетяне? Нет, пока только пробиваем. Еще астрология, гороскопы. Пока еще считается, что это антинаука, но народу хочется.
